Тот только вздохнул — ему хотелось обойтись без таких осложнений.
Он перехватил запястье мигу, выкрутил ему руку и заломил ее в локте. Сустав согнулся в обратном направлении, конечность безвольно повисла, а путешественник без труда выдернул нож из ослабших пальцев. Генетически измененный рабочий не выказал ни малейших признаков боли, только удивленно заморгал.
Каждый из этой троицы являл собой титанических размеров жилистое существо с чудовищно и неестественно развитой мускулатурой. Им и в голову не могло прийти, что какой-то европеец, будь он даже очень крупным и крепко сложенным, способен доставить им неприятности.
Еще один размахнулся, нанося мощнейший, но крайне неумелый удар, словно признавая, что они и в самом деле столкнулись с проблемой. Мигу планировал разобраться с ней одним махом, раздробив европейцу челюсть и опрокинув того на землю с переломленным у основания черепа позвоночником.
Но удар не сумел поразить чужака. Вместо этого кулак гиганта наткнулся на неожиданно взмывший ему навстречу тычковый нож. Лезвие вспороло запястье, отделяя кожу и мышцы от кости. На сей раз мигу ощутил боль. Взревев, он попытался подхватить куски плоти, отрезанные от его изувеченной руки. Европеец заставил его умолкнуть, вогнав клинок в массивный лоб. Удар проломил кость так, словно был нанесен не ножом, а шахтерской киркой.
Мигу повалился назад с торчащей между глазами, подобно какой-то удивительной диадеме, рукояткой тычкового ножа.
Третий великан набросился на европейца сзади, сжав того в медвежьих объятиях. Мигу со сломанной рукой попытался нанести противнику удар в лицо, но путешественник уже устал от этой игры. Передернув плечами, он вырвался из захвата, провернулся на пятках и ударил рабочего в солнечное сплетение кулаком. Грудина раздалась в стороны. Когда европеец отдернул руку, его ладонь была словно затянута в алую перчатку. В ней он сжимал то, что осталось от исходящего паром сердца мигу.
Гигант со сломанной рукой — единственный из троих, кто еще оставался в живых, — что-то испуганно забормотал и бросился бежать к выходу из ложбины.
Путешественник не испытывал к раненому противнику неприязни, но и отпустить его не мог. Он наклонился, подобрал окровавленными пальцами небольшой кусочек кремня, взвесил в ладони и запустил вслед убегающему мигу.
Импровизированный снаряд промчался по воздуху, точно пуля, и с отчетливым хрустом вошел в затылок огра. Рабочий грузно повалился на землю и головой вниз скатился по куче щебня.
Сбросив все три трупа в бездонную пропасть, убийца вымыл руки снегом и забрал тряпицу с кашем.
Орды рабочих, поселившиеся у подножия Дворца, как и любое скопление людей во все времена, манили к себе паразитов, крыс и хищников. Мутировавшие под воздействием радиации волки повсюду преследовали бригады строителей и сверкали глазами в ночи, окружая кольцо костров. Тысячи боевых псов патрулировали периметр лагерей и охраняли склоны, ведущие к Дворцу. Ночную тишину регулярно нарушали взрывы лая и воя, рычание и звуки борьбы, когда верным волкодавам в очередной раз приходилось вступать в схватку с обнаглевшими хищниками.
В темноте трудно было отличить собак от их врагов.
В течение всей жизни он был вынужден регулярно проходить врачебные проверки, досконально запоминая их результаты, чтобы с точностью знать пределы своих возможностей.
Он порезал каш на крошечные порции и взвесил каждую из них на превосходных весах, позаимствованных у ювелира.
Работы по укреплению Врат Аннапурны были уже наполовину закончены. Каждый день в их гигантский зев вливались тысячи строителей, а огромные краны начинали поднимать на циклопическую арку керамитовые плиты, металлические балки и блоки армированного рокрита. Охранники просто не могли себе позволить проверять каждого рабочего в отдельности — это только вызвало бы гнев бригадиров и привело к задержкам. Поэтому ворота были накрыты полем биометрического сканирования, образованным с помощью медленно вращающихся антенн на карнизе основной арки.
На рассвете путник укрылся под брезентом, накинутым на грузы, которые один из кранов должен был поднять наверх. Он забился между пластинами листовой стали и столбами из железного дерева.
Затаившись, он достал четыре грамма каша — передозировка по стандартам мигу. Наркотик был настолько сильным, что путник должен был потерять сознание менее чем через минуту после употребления.
Ему пришлось ждать два часа, прежде чем крановщики начали пристегивать цепи подъемника. Затем он ощутил сильный толчок — платформа с грузом оторвалась от земли.
Тогда путник проглотил каш.
В результате наблюдений он выяснил, что кран тратит сорок три секунды на то, чтобы поднять платформу на нужную высоту, и еще шестьдесят шесть — чтобы пронести ее над воротами. В течение двадцати четырех секунд этого срока грузы находятся в зоне биометрического контроля.
Каш сделал свою работу. Путник потерял сознание и умер еще за двенадцать секунд до того, как оказался под воздействием поля. Приборы засекли только обычные строительные материалы.
Он очнулся. К этому моменту платформа прибыла на место и с некоторых ящиков уже сдернули брезент. Грузчики и строители начали перетаскивать стальные листы.
Все тело горело огнем. Мышцы сводило судорогой. Постаравшись сосредоточиться, он заставил себя пройти комплекс психологических упражнений, чтобы избавиться от соматических последствий каша. То, что убило бы простого человека, его поставило только на порог смерти; кратковременное погружение в это мертвенное забытье позволило путнику проскочить мимо биометрических сканеров Дворца.
Все еще чувствуя себя разбитым, пошатываясь, он выбрался из-за ящиков. Перед ним предстали невероятных размеров орудийные башни и боевые платформы, расположенные наверху стен и укрепленные толстыми слоями дюрапласта и адамантия. На строительных лесах и подвесных мостках суетились рабочие, кое-кто из этих людей даже свисал с высоченной арки на альпинистских веревках. Отовсюду доносились грохот молотков и рев перфораторов. Завывали силовые установки и шипели плазменные резаки, разбрасывая снопы голубоватых искр.
Призрачный свет резаков порождал фантомные образы перед его глазами. Во рту стоял привкус крови. Прихватив ящик с заклепками и пневматический молоток, путник слился с толпой рабочих.
Ему удалось пробраться во внешние пределы Дворца. Впрочем, на это у него ушло еще целых три дня. Вначале ему пришлось перестать выдавать себя за каменщика и стать тенью, затем он нацепил личину слуги, начищающего бронзовые украшения, потом стал фонарщиком и бродил по коридорам с электрическим шестом-зажигалкой в руке, после сменил роль на швейцара, нацепив ливрею, «позаимствованную» в местной прачечной. Только благодаря незаметному генератору маскирующего поля ему удавалось скрыть свой рост и могучие плечи.
Он блуждал по переходам, отделанным агатом и диаспором, спускался по лестницам, чьи ступени были вырезаны из цельных кусков оникса, видел свое отражение в отполированных до блеска мраморных полах, а его тень бежала по стенам, облицованным кварцем и сардониксом. Он прятался в полумраке за арками из слоновой кости, выжидая, пока мимо не промаршируют военные патрули, стоял в дверях, пропуская бесконечные караваны сервиторов, несущих к высочайшему столу подносы с мясом и выращенными на гидропонных фермах овощами.
Затем он снова притворялся уборщиком, потом — выбивальщиком ковров, сторожем и даже посыльным, носясь с кейсом, наполненным листами чистой бумаги, и постоянно горбясь, чтобы никто не обратил внимания на его телосложение. Время от времени он делал остановки, чтобы забрать свою экипировку. Дворец занимал большую площадь, чем иные города. Ушла бы целая жизнь на то, чтобы осмотреть все его этажи и залы. Перегнувшись через перила балконов, путник мог видеть искусственную пропасть, уходившую на пятьсот этажей вглубь, сверкающую огнями и кишащую людьми. Некоторые помещения, особенно Гегемон, были столь огромны, что в них возникала даже собственная миниатюрная климатическая система. Под сводчатыми потолками парили небольшие облачка. А дождь, время от времени проливавшийся в Гегемоне, почитался за добрый знак.
Насколько было известно путнику, дождя здесь не было уже около трех лет.
Гвардейцы Кустодес, величественные в своих золоченых доспехах, как всегда, стояли на страже, присматривая за порядком во Внутренних Покоях. Их алые плюмажи казались фонтанами артериальной крови, застывшими на морозе. На броне воинов пылал символ, использовавшийся еще до Единения, — стрела молнии. Они таились в каждом темном углу и проходе, всегда держа наготове Копья Стражей и проявляя устрашающую бдительность.
