Поминаемый к ночи, он просто вышагивает по тротуару. Кибернетические монстры распластались внутри траура и тревоги. С ними всегда душа похожа на свалку. Кровь обращается во внутреннюю планету, на изгибах которой странствует песочный круговорот.
Я всматриваюсь в искажения множеств; психохимический кошмар превращает маленький остров в лунное крошево. Дробленые затылки пересвечены; компактное размещение всех важных центров в голове немного опрометчиво. Но зачем-то дается.
Смотанный телек валяется перед кроватью. Я же валяюсь прямо на ней.
«Пошеруди-ка мышью.» – Слепое пламя пустоты. Высокие фигуры в коридоре. Расколотые голоса плюс минус шепот из(-за) стенок.
Мелькание под столом белого кота в темноте.
Он прошмыгнул за логотип на экране, спрятался там, в темном пространстве, а фильм ведь даже не заметил…
Двери, двери, еще двери, двери, странные двери, двери, которые не вынести и не открыть, двери провисшие в пространстве, горящие двери, огнеупорные двери, выталкивающие всех двери… такие дверки, мимо которых не пройдешь.
Выходишь (за) в светлый воздух и смотришь на городскую высоту. И дальше больше ничего.
Я/пони/я
Что могло быть, то и было. Чего не было – быть не могло.
Я_по – ни я
Силуэты легкой смерти тебя заметили. Да и меня.
Агония
{Я}<п©>/ни[я]
Лицо бога за солнцем. Смеется над собой; ему всегда смешно.
Водопады секунд пересыхают, даже не успевая попасть в узкую заводь твоих возможностей. Теперь на все смотреть издалека.
Винт продолжает крутиться.
* * *
Небо как будто бесконечная доска, которой отгородились от нас. Такая синяя и с переливами; слабый фиолет в итоге стремится превратиться в насыщенно-голубоватый (чуть дальше ставший туманно-темным).
Адская кошка крадется по склонам огня. Я тоже крадусь, но мимо зеленой радуги, мимо сваренных в бассейне бегемотов, мимо сломленных сусликов, мимо скупых рыцарей, мимо праведных гномов-вампиров, мимо хищного военкомата, прямиком в район ближайшего кабака с кофе и водкой.
Плавно усиливаю свое улучшение…
Девушки продолжают играть роли дешевых шлюшек. В их разговорах слышны какие-то мифические (непременные) «мы»: она сама, его деньги и член (должно быть).
Провальный продюсер так ни с одной и не рассчитался.
За столик она села так, что все видно под юбкой. Ее затисканный взгляд. Мы выпили что-то; она отлучилась в туалет, потом туда наведался я; по возвращении заметил ее сладкий взгляд, обращенный в сторону дурацких чизкейков…
«Бог – хорошо, дьявол – плохо.» Сказала с безликой улыбкой. Призрачная пара коктейлей полноценно приплюсовались к ее красоте.
Я весело осмелился высказаться по поводу иллюзорности званых обедов, во время которых непохожесть гостей перекрывает общественный статус их скелетов (и мне кажется, что я весь такой проникновенный при этом, так уж что донельзя).
Все аватар-фотки удивленных людей в кафе перебросились на их лица. На меня уставились: миленький котенок, грудастая телка из аниме, невероятная херота (произошедшая, наверное, от куриц или попугаев), просто качок, узнаваемый актер и совершеннейшая простигосподи (но с фоном лучших интерьеров).
Некий расторопный идиот метнулся к вялой акушерке, совестливо сотрудничающей с какой-то там акулой. Добрые глупые мифы о старушке революции… Пульнул из пульта: и ножницами пуль разрезано кипящее небо. Круг красного солнца теперь безоблачно оптимистичен.
Я раскованно любуюсь правдой; мясные закуски поглощают суши и роллы; рискованные роли понравившейся девушки.
Дальше идет разговор по живому (пальцы растроганно мажут по клавиатурному набору в мозгу). Моя «напарница по развлечениям» блестит флуоресцентными ресницами. Теперь вовсю порхаю.
Рядом с нами обосновались роскошные маски. Все эти замужние малолетки. Все это лукавое величие городов течет прямо на нас, как ядерный сок.
«Семь поцелуев, пиво в правой руке. Ты была так близко, ну а я вдалеке.» Обычная прогулка вдоль домов. Мне отчего-то вспомнилась та весна, воняющая любовью и страшными снами, которая оберегла людей, слишком способных нанести укусы и поцелуи…
– Хорошие девочки не делают на первом же свидании ничего такого. То есть, они обычно ждут конца свидания. – Глуповатая красота ее ухмылочки внушила другое воспоминание: астральную любовь, туман и грустный просвет, через него на солнечном «щупальце» светится сизая пыль. Она (призрак) высматривает его из-за шкафа (почти каждую ночь), а этот он вообще ее не замечает…
Мы идем мимо небольшого парка (с чем-то важным внутри, под кронами деревьев из пластичной свободы).
Подъезд, высотный дом. Как думаешь, для чего двое, обнимаясь, могут зайти в квартиру?
Секретнейший отчет. Читайте в книге.
* * *
Все голоса у него в голове слушают и делают только то, что он им скажет.
«Был там у меня один, красивый, женский…»
Он научился притягивать к себе воду. Как луна. И вновь этот парень настроен играть своим зеркалом внешности со всем миром. Его очередной визит в кино не замеченным не остался плюс привел к появлению парочки приквелов для фильмов, на которые он не попал вовсе.
Зато в глубинах зала для зрителей, предпочитающих темноту, к нему подсел некий чувак – травяной наркоман без комплексов, видимых только под микроскопом, – и запросто заявил:
– Будь у меня деньги – друзья нашлись бы…
– Ты кто?
– Я тонкий, классный персонаж.
– И что дальше?
– Сравнительно ничего. Наушники громко не делай. Соседей в голове разбудишь.
Этот типчик надолго «приводнился» к парню, точно скучающая сущность из мира пошлых сновидений. Что за привычка такая: прийти, разбудить всех, а потом «Ты спишь? Нет? Ну спи, спи…»
– Побереги-ка девчонок. Пусть лучше достаются всяким говенным уродам.
В другой раз из-за него тошнило пассажиров. А кроме того, эта гнида «любитель травы» никогда не смывал за собой стремление к халявной власти и разношерстности нападок на собак.
Через четыре неоплаченных счета травник-наркоша всем вконец надоел. Восемь стеклянных патронов пришлись как нельзя кстати.
Но этот «трупный» парень решил легкой судьбой отскочить: метался в разные стороны, как почтальон. А пули ведь на месте тоже не стояли. Одна частично дискредитировала ближайшую контору ритуальных услуг. Другая вовлеклась в унизительные запирательства по поводу политизированного спектакля, все-таки ставшего трагикомедией. Кому-то пулей подарили рыбьи глазки. Еще одним выстрелом изменили гравитацию судьбы целого сонма духов (которые вообще-то уже ни в чем не нуждались).
Короче, травяной паренек, пропустив все пули мимо себя, красиво умыкнулся ночью прочь, а главный наш герой направился в самый простой кафе-кабак…
Сложнейшие узоры на стенах; элементарный персонал; примерная полутьма; посетители как будто из кошмаров. Наш парень сел в углу, взял себе выпить и стал следить за всем вокруг.
Тут был мерзкий дядя, который обожал «выжимать» молоденьких девушек. Он видит официантку, к ней подходит, он ее гладит, он отрывает ей волосы с кровью и ошметками мяса. Вся процедура входит в заказ.
Тут был манерный легкий господин, ему подавай разных, да и влечение он способен испытывать к любому привлекательному человеку.
– И все же к девочкам сильнее.
– Которым лет за двадцать?
– Да…
Паноптикум усугублялся с каждым «шагом в стакан».
– Ты когда-нибудь ел в темноте? Попробуй, тебе понравится. И абсолютно нечего бояться. – Кромешная девушка подсела к ночному парню; независимая от трамваев и наглая.
– Смакуешь местных извращенцев? – Она мило поглядела на него с любопытством инвалидной коляски.
– Нет. Беру с них пример.
– Живи и бойся. Как и все.
Они не торопились по улице. Тени многих цветов тихонько шепчут о роме на луне, сугубой нежности плюс напрочь забытой потере романтики по дороге на кладбище. Вечер был потрясающий.
Она поведала ему историю о том, как пыталась загнать себя в кофеиновый гроб. Так красиво смотрелась, что ее не хотели видеть другие девушки (а в частности – подруги) в области всеобщего поражения.
Он, в свою очередь, рассказал про то, как однажды опередил свое время ровно на три секунды. Так удачно писал некрологи, что от покойников отбоя не было.
Она объяснила, что любит слоняться по осколкам квартир.
Токайское вино, понравившись обоим, пришлось очень кстати. После всего ей вспомнился случай о чуваке, что был ее хорошим парнем. Они с ним тогда были самыми скромными, но ко всему стремились. Тот урод тогда совсем осерчал: критиковал свернувшуюся кровь, разменивал судебные презервативы. Вернулся домой, но остался жить на вокзале примерно на год.
А отец того парня – Мистер Продвинутый Пользователь Проституток. Он рассказал ей когда-то «слух» про Хислопа (как многие его и называли). Все там было не особенно весело…
