Две свиньи молча проигнорировали указание Августа идти к ручью и забрались под один из фургонов, доедая змею. Это было вполне разумно, поскольку ручей пересох даже больше, чем двор, да и тащиться до него дальше. По меньшей мере пятьдесят недель в году ручей представлял собой высохшую песчаную канаву, так что тот факт, что свиньи предпочитали туда не ходить, говорил в пользу их сообразительности. Август часто хвалил свиней за их ум, когда спорил с Каллом, а спорил он последние несколько лет постоянно. Август считал, что свиньи умнее, чем все лошади и некоторые люди, что безумно раздражало Калла.
— Не может свинья, жрущая помои, быть умнее лошади, — заявлял Калл, прежде чем начать выражаться покрепче.
По устоявшейся привычке Август выпил довольно прилично, пока сидел, наблюдая, как солнце покидает день. Если он не наклонял свой плетеный стул, то на клонял кувшин. Дни в Лоунсам Дав проходили в мареве жары, от которой все вокруг казалось белым как мел, но солодовое виски снимало часть сухости, и внутри Августа становилось приятно и туманно, так же прохладно и сыро, как по утрам в горах Теннесси. Он редко напивался в стельку, но ему нравилось это ощущение туманности на закате. И он поддерживал такое настроение хорошими глотками виски, а небо на западе тем временем начинало окрашиваться. Виски не действовало ему на голову, но делало его более терпимым к тем грубоватым людям, с которыми ему приходилось иметь дело: Каллу, Пи Аю, Дитцу, молодому Ньюту и старому повару Боливару.
Когда небо над западными равнинами приятно зарозовело, Август обошел дом сзади и пару раз пнул кухонную дверь.
— Давай-ка подогрей требухи и навари немного бобов, — сказал он. Старик Боливар не удостоил его ответом, так что Август для вящей убедительности пнул дверь еще пару раз и вернулся на веранду. Хряк поджидал его в углу веранды, затаившись тихо, как кошка. Верно, надеялся, что тот что-нибудь обронит ремень, или перочинный нож, или шляпу, короче, что-нибудь съедобное.
— Пшел отсюда, скотина, — велел ему Август. — Если уж так жрать хочется, поискал бы еще змею. — Тут ему пришло в голову, что кожаный ремень вряд ли более несъедобен, чем тот жареный козел, которым их кормит Боливар три или четыре раза в неделю.
Старик был мексиканским бандитом со стажем, но теперь воинственный дух из него вышел, и он перешел через реку. С той поры жизнь он вел тихую, хотя козлятина таки появлялась на столе. Компания козами не торговала, да и вряд ли Боливар покупал их на свои собственные деньги. Скорее всего, он крал коз, чтобы вовсе не потерять квалификации. В эту квалификацию умение готовить не входило. Козлятина на вкус казалась приготовленной в смоле, но Август был единственным из всей компании, кто смел жаловаться.
— Бол, старик, где ты добыл смолу, в которой зажарил этого козла? — частенько спрашивал он, но его попытка пошутить отклика не находила. Боливар игнорировал все его выпады, прямые и косвенные.
Август уже было изготовился поговорить со свиньей, но увидел подходящих с выгона Калла и Пи Ая. Пи Аю, высокому и худому, никак не удавалось наесться досыта, и выглядел он так неуклюже, что, казалось, грохнется, даже когда стоял смирно. С виду совершенно беспомощный — но это как раз и был тот самый случай, когда внешность обманчива. Августу никогда не приходилось встречать другого такого умелого человека. Он не был слишком удачлив в борьбе с индейцами, но дай ему что-нибудь, на чем он сможет сосредоточиться, что-нибудь по плотницкой или кузнечной части, или там колодец вырыть или упряжь починить — лучше Пи не найдешь. Да и то, работай он плохо, Калл давно бы его прогнал.
Август спустился по ступенькам с веранды и встретил мужчин у фургонов.
— Что-то рановато вы сегодня пошабашили, девушки, — сказал он. — У нас Рождество или что?
Рубашки на обоих мужчинах насквозь промокли от пота и казались абсолютно черными. Август протянул Каллу кувшин, и тот, поставив ногу на передок фургона, отпил глоток, прополоскал горло, выплюнул превосходный виски прямо в пыль и передал кувшин Пи Аю.
— Сам ты девушки, — ответил он. — Никакое не Рождество. — Затем он направился в дом, причем так внезапно, что Август даже слегка удивился. Хорошими манерами Калл никогда не отличался, но если день выдавался удачным, то он обычно останавливался, чтобы поболтать минутку. Не слишком крупный, по сути дела, даже ниже среднего роста, но стоило подойти и заглянуть ему в глаза, как это впечатление исчезало. Август был на четыре дюйма выше, а Пи Ай еще на три, но никоим образом нельзя было убедить Пи, что капитан Калл маленького роста. Калл его поборол, да и не только его одного. Если кто-нибудь хотел выстоять против Калла, ему надо было постоянно напоминать себе, что Калл не такой большой, каким кажется. Август был единственным в Южном Техасе, кто мог с ним управиться, и он своим преимуществом, когда представлялся случай, пользовался. Начал он давным-давно, когда, передавая Каллу горячий пирог, заметил прямо:
— А ведь ты, Калл, вовсе не гигант.
Простодушный Пи такого поведения понять не мог. Иногда Август забавлялся, наблюдая, как Калл вовсю командует мужиком почти в два раза выше себя ростом. Но, разумеется, Калл по простоте своей не отдавал себе отчета в том, что он делает. Просто делал, и все. Самым смешным в этом трюке было то, что сам Калл этого трюка не замечал. Этот человек и пяти минут не тратил на раздумья о самом себе. Это бы значило, что он отнял пять минут от той работы, которую в тот день должен был сделать.
— Хорошо, что я не из тех, кто может разлениться, — заметил как-то Август.
— Это ты так думаешь, я-то считаю иначе, — ответил Калл.
— Черт, Калл, если бы я вкалывал, как ты, тут бы вообще некому было думать. Ты в мыле пятнадцать часов в сутки. Человек, который вечно в мыле, ни черта не соображает.
— Я вот посмотрю, как ты сообразишь вернуть крышу на сарай, — буркнул Калл.
Налетевший со стороны Мексики маленький вихрь напрочь сдул крышу с сарая еще три года назад. К счастью, дождь в Лоунсам Дав шел раз или два в году, так что эта потеря не слишком навредила скоту, когда таковой имелся. Страдал от этого больше всего Калл, который никак не мог собрать достаточно досок, чтобы сделать новую крышу. К сожалению, тот самый редкий ливень случился как раз через неделю после того, как снесло крышу, которую бросило как раз поперек ручья Хэт. Потоком воды ее и унесло в Рио-Гранде.
— Если ты так много думаешь, то почему не подумал о том дожде? — спросил Калл. Он с тех давних времен попрекал Августа этим ливнем. Только дай Каллу повод пожаловаться, и уж он будет беречь его пуще денег.
— У Калла такой вид, будто он сейчас начнет ногами выкорчевывать пни, — заметил Август, когда Пи оторвался от кувшина, чтобы перевести дыхание.
— Она выкусила из него кусок, вот в чем дело, — сказал Пи. — Не знаю, зачем она капитану.
— Он неравнодушен к молодым кобылам, — ответил Август. — Как это он мог позволить лошади себя укусить? Мне казалось, что вы роете колодец.
— Наткнулись на скалу, — объяснил Пи. — Только одному человеку хватает места размахнуться, так что Ньют махал, а я подковывал лошадей. Капитан решил прокатиться. Он, верно, подумал, что уже как следует вымотал ее. Повернулся к ней спиной, а тут она его и цапнула.
Кобыла, о которой шла речь, была известна в городке как Чертова Сука. Калл купил ее в Мексике у каких-то caballeros[5], которые уверяли, что им пришлось убить индейца-команчи, чтобы раздобыть ее. Август в этом крепко сомневался, потому что вряд ли одинокий индеец станет разъезжать в этой части страны, а если индейцев было двое, то вряд ли бы тогда caballeros прожили достаточно долго, чтобы торговать этой лошадью. Кобыла была серой масти с белой мордой и белым пятном на лбу, слишком высока для индейского пони и коротконога для чистокровки. Характер ее говорил о том, что, весьма возможно, она и провела какое-то время у индейцев, но у каких индейцев и как долго можно было только гадать. Все, кто ее видел, хотели купить, настолько она была стильной, но Калл не обращал внимания на предложения, хотя и Пи Ай и Ньют жаждали от нее избавиться. Им каждый день приходилось иметь с ней дело, от чего они сильно страдали. Однажды она дала Ньюту такого пинка, что он перелетел через всю кузницу и едва не попал в горн. Пи Ай боялся ее не меньше, чем индейцев, а это что-нибудь да значило.
