- Да, мэтр Клод, - ответил Ройгар, усмехаясь над растерянным взглядом викария.
- Ну что ж, начнем? - одна клочковатая бровь поднялась вверх, - Что у нас в погребах?
- Три сотни унций "болотной соли", мастер, - ответствовал квартикант.
- Привязать сукина сына к стулу и накормить этим дерьмом под завязку! - приказал Клод, указывая на трактирщика.
Один из черных рыцарей взял стул, другой веревку и жестяную воронку.
- Принесите дров и готовьте костер для инквизитора, - спокойно распорядился Ройгар.
Приговоренный закричал как резанный, когда его потащили к камину.
Викарий застыл, в ужасе глядя на окруживших его со всех сторон молодых людей в плащах.
- Черные псы, - заикаясь, произнес священнослужитель, прежде чем был схвачен.
Остатки ужина сгребли со стола. Двое крепких молодцов, не церемонясь, втащили его, вывернув руки. Викарий уставился в доски пола, чувствуя сквозняк, что обдавал из распахнутой двери ягодицы - один из рыцарей задрал полы его рясы.
- Как кто из вас греховодничал, такое и получит воздаяние, - сверкнул глазами Ройгар, - Приступайте, братья!
Трактирщик хрипел и булькал "болотной солью", что ссыпала в жестяную воронку во рту беспощадная рука. Инквизитор мычал через кляп, в ужасе таращась на раскаленный железный прут. Молодой рыцарь занес его над ягодицами викария. Тот замер, чувствуя жар металла. Он молчал, не в силах произнести и слова в царящем вокруг него кошмаре. Викарий еще не знал, насколько мучительна выбранная для него казнь, особенно на полный желудок.
Клод увел квартиканта вовремя. Едва они успели переступить порог, как сзади раздался душераздирающий, дикий, животный крик.
- Жак?
- Мэтр, я сделал все что смог, - склонился перед Клодом сильванийский чародей, - Придется подождать, прежде чем он сможет воспринимать окружающее.
- Благодарю вас.
- Пустое, - эльф легонько подтолкнул ребенка в сторону квартиканта, - И уберите кошелек! Я явился на ваш зов не поэтому. Довольно было слова нашего короля. В дорогу отправился бы без лишних промедлений каждый из нас. Если где-то страдает ребенок, любой придет ему на помощь, не важно какого роду и племени дитя.
- Он может помнить хоть что-нибудь?
- Нет. И никогда не вспомнит, - ответил чародей и тут же добавил, - Жаль, что этот викарий с его похотью составлял практически все весомые воспоминания. Ваш Жак не помнит даже голоса своей матери, не говоря уже о теплых объятиях отца. Поэтому я прошу вас, Клод...
- Я понял.
Сильваниец вскочил на коня:
- Прощайте, мэтр! И пусть этому парнишке достанется больше хороших воспоминаний, чем нам с вами.
- Обещаю вам, на сколько хватит моих сил! - крикнул вслед чародею Клод.
Служитель канцелярии обернулся, собираясь попросить, но квартикант уже укутал мерзнущего мальчишку в свой плащ.
Занялось пламя пожара, объявшее трактир. В зареве шли, приближаясь, десять фигур в черных плащах.
- Мэтр Клод, - окликнул Ройгар, - Дело сделано. Пришло время нам проститься.
- Я бы не хотел прощаться, рыцарь, - неожиданно возразил служитель канцелярии, - Лучше скажите до свидания.
- Вот как? - черный рыцарь изумленно вскинул брови.
Они стояли друг напротив друга, выжидая.
- За короля! - поднял согнутую в локте руку Клод.
- И за веру! - Ройгар сцепил свою кисть с кистью служителя канцелярии, - Даже если нам суждено погибнуть...
- До конца!
- До конца!
Люди бежали со всех ног с ведрами и кадушками. Можно было считать настоящим чудом то, как много их собралось на пожар и как скоро. И это посреди холодной зимней ночи, на окраине деревни.
Первые из спешивших встали как вкопанные, когда наткнулись на воткнутое у дороги копье. На привязанном к нему черном полотнище, что трепал холодный ветер, щерилась песья голова с подписью: "Ultima ratio*". Крестьяне остановились возле него. Простояв так некоторое время, они развернулись и отправились восвояси, по дороге выплескивая воду...
Значит поделом. Черные псы никогда не жгли кого-то просто так.
* * *
Из глубины времени шло живое существо вперед, прочь из пещеры глубокого незнания. Оно было наивным, но тянулось к свету, что манил в конце темного хода. И вот, оказавшись в ярких лучах солнца, имя которому Прозрение, оно остановилось на краткий миг, прикрывая глаза от слепящего сияния. В тот самый момент, совсем рядом, на холодном камне узилища для рассудка, где содержался он во тьме, появилась тень этого существа. Незнание осталось с ним, но не всеобъемлющее как прежде, однако неотступно идущее следом. Отныне, всюду и во веки веков.
Живое существо стало самоуверенным настолько, что даже появление у себя тени восприняло как нечто само собой разумеющееся. Конечно, немного погодя, нашлось и объяснение: от положения светила в определенное время суток тень могла становиться как огромной, так и ничтожно маленькой. Прошлое восхитилось, Настоящее промолчало, Грядущее же усомнилось. Прошлому показалось, что достигнута еще одна из вершин познания. Настоящее смолчало, дабы не огорчать существо, потому что знало, сколь далеко еще оно от вершины. Грядущее постигли сомнения, а сможет ли это существо когда-нибудь достигнуть вершины, ибо там и стоял его, Грядущего, трон.
Тень усмехалась всем троим. Она то знала, что никакой свет Прозрения не прогонит ее. Просто потому, что живое существо никогда не захочет знать о себе абсолютно все. Это значит, что останется тьма, из которой соткана тень, во все времена и будет жить рука об руку с существом, с каждым в отдельности и со всеми вместе.
В мире может существовать какой угодно порядок отсчета времени: минуты, часы, столетия или целые эпохи. Однако у Великой Тени он будет всегда свой. Отличный, но не менее точный: циклы и изменения, произошедшие внутри нее, спутницы всего живого на земле. Потому что все произошедшее с существом отразится и на тьме незнания.
Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Что-то приходит, что-то уходит, и каждый раз, каждую эпоху или век, или даже час, мы хотим не знать какой-то вещи. У всякого есть тень, куда он прячет с глаз долой и то, что он сам не хочет видеть в себе, и то, что неприемлет время в которое он живет.
В век испытаний и борьбы особо подвержены осуждению подлость, предательство, желание спасти любой ценой свою шкуру и все в этом духе. Куда же им податься? Кто-то самоуверенно скажет, что они исчезнут у порядочного человека... Какое странное слово "порядочный". Хотя, если взять этимологию и просто подтвердить еще раз, что таким званием награждается тот, кто "привержен порядку", тогда все сходится. Такая "приверженность" порядку вещей сослужит хорошую службу любому "современнику", то есть тому, кто идет "со временем" в ногу. Соответственно, Великая Тень примет порицаемые черты под свое покровительство, таким образом, высчитывая свои циклы. Совершенно на иной оси, но также неизменно точно, как и само Время. Потому что следом за этими чертами придут прочие, или освободятся из заточения порицания старые, отмечая тем самым ход событий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
