— Мы же умрем! — выкрикнул один из мужчин.
— Мы-то умрем, — согласился эскулап, — но потомки наши будут полны жизни. Надо решить, как создать для них самые благоприятные условия. Мы завещаем им наш язык…
— С языком все будет в порядке, док, — крикнула вторая женщина, тощая белобрысая пигалица с резкими чертами. — Вот о потомках-то и разговор. Я представляю здесь женщин, способных к деторождению, нас пятнадцать. До сих пор мы были очень осторожны, и не без причины. Можете ли вы, как врач, не имеющий ни лекарств, ни медицинской техники, ручаться, что мы родим без осложнений? Можете ли обещать нашим детям жизнь?
Бойл отбросил напыщенность, как изношенную одежду.
— Сказать по чести, вы верно заметили, мисс Харт, — ответил он. — Нет у меня ни лекарств, ни медицинских инструментов. Но ручаюсь вам, мисс Харт, вероятность благополучных родов у вас гораздо больше, чем если бы вы жили на Земле веке эдак в восемнадцатом. Насколько мы знаем, на этой планете нет враждебных человеку микробов. Будь они тут, большинство из нас наверняка уже умерло бы от заражения крови. Это, я думаю, ответ на оба ваши вопроса.
— Это еще не все, — сказала мисс Харт. — Нас здесь пятьдесят три души, мужчины и женщины. Десять супружеских пар не в счет, остается тридцать три человека — двадцать мужчин и тринадцать женщин. Опять нам не везет. Мы не очень юны, но все же мы женщины. Какую форму брака мы установим? Моногамию? Многомужество?
— Разумеется, моногамию, — буркнул долговязый тощий мужчина. Только он был в одежде, если это можно так назвать: от подгнивших листьев папоротника, связанных прутиком на поясе, проку было мало. — Ну, хорошо, моногамия, — согласилась женщина. — Мне и самой это больше по нраву. Но предупреждаю, если мы так поступим, не миновать беды. Где есть ревность и страсть, и женщина, и мужчина могут стать жертвой убийства. Вот этого я не хочу.
— Что же вы предлагаете, мисс Харт? — спросил Бойл. — Когда придет время создавать семьи, любовь не должна приниматься в расчет. Если двое мужчин хотят жениться на одной и той же женщине, пусть дерутся за нее. Сильнейший получает жену и держит ее при себе. — Естественный отбор, — пробормотал врач. — Я — за, но надо поставить на голосование.
На верхушке холма была неглубокая котловина — естественная арена. По краям ее сидели колонисты, все, кроме четверых. Одним из этих последних был доктор Бойл, решивший, что в обязанности председателя входит и судейство. Кроме того, общество пришло к выводу, что он, как врач, лучше других сможет определить, когда прервать поединок, не доводя дела до увечий. Рядом с Бойлом была Мери Харт. Она нашла зазубренную ветку и расчесала свои длинные волосы, сплела для победителя венок из желтых цветов. «Что это — тоска по земной свадебной церемонии или возвращение к чему-то более древнему и непонятному?» — думал Хокинс, сидевший рядом с другими членами совета.
— Жаль, что эта чертова плесень съела наши часы, — сказал толстый мужчина справа от Хокинса. — Умей мы измерять время, установили бы раунды, и был бы настоящий бой за приз.
Хокинс кивнул. Он смотрел на четверых людей в середине арены: самодовольная первобытная женщина, напыщенный старик, двое чернобородых молодых мужчин с лоснящимися белыми телами. Хокинс знал обоих: Феннет готовился стать младшим офицером на злополучной «Полярной звезде». Клеменс, который был семью годами старше Феннета, летел пассажиром. Он искал золото в новых мирах.
— Будь у нас тотализатор, — весело продолжал толстяк, — я бы поставил на Клеменса. Я бы за этого вашего курсанта гроша ломаного не дал. Чистоплюй, привык драться по правилам. Клеменс не таков.
— Феннет в лучшей форме, — возразил Хокинс. — Он тренировался, а Клеменс только валялся, дрых и жрал. Посмотрите на его брюхо!
— Не вижу ничего плохого в упитанном здоровом теле и мускулах, — сказал толстяк, похлопывая собственный живот.
— Не трогать глаза! Не кусаться! — рявкнул доктор Бойл. — И пусть победит сильнейший!
Он проворно отскочил подальше от соперников и стал рядом с Мери Харт. Противники смущенно переминались с ноги на ногу, руки со сжатыми кулаками висели как плети. И тот, и другой, казалось, жалели, что дело приняло такой оборот.
— Вперед! — завопила, наконец, Мери Харт. — Или вы не хотите меня? Вы доживете здесь до старости, но вам будет одиноко без женщины!
— Они могут спокойно подождать, пока подрастут твои дочери, Мери! — крикнула какая-то ее подружка.
— Если у меня будут дочери, — ответила Мери. — А коли так и дальше пойдет, у меня их не будет.
— Давай! — заорала толпа. — Давай!
Феннет начал. Почти застенчиво он сделал шаг вперед и ткнул Клеменса правым кулаком в незащищенное лицо. Удар был вялый, но, наверное, болезненный: Клеменс поднес руку к носу, отнял ее и изумленно уставился на яркие пятна крови. Он зарычал и, растопырив руки, неуклюже рванулся вперед, готовый хватать и крушить. Курсант отпрянул и еще дважды ударил противника правой.
— Почему Феннет не врежет ему как следует? — спросил толстяк.
— Он разобьет кулак, перчаток же нет, — ответил Хокинс.
Феннет решил принять стойку. Он замер, чуть расставив ноги, и снова ударил правой. На сей раз Феннет обошел вниманием лицо противника и врезал ему по корпусу. Хокинс удивлялся невозмутимости, с какой старатель принимал удары. «Должно быть, парень и впрямь гораздо крепче, чем кажется с виду», — решил он. Курсант проворно отступил в сторону и поскользнулся на мокрой траве. Клеменс тяжело навалился на противника, Хокинс слышал, как легкие борцов со свистом выталкивают воздух. Толстые руки старателя обхватили туловище Феннета, а колено последнего коварно подобралось к паху Клеменса. Старатель завыл от боли, но не ослабил мертвую хватку. Одной рукой он теперь держал Феннета за глотку, а зловеще скрюченными пальцами тянулся к глазам курсанта.
— Глаза не трогать! — гаркнул Бойл. — Не трогать глаза!
Он плюхнулся на колени и обеими руками схватил Клеменса за запястье. Что-то заставило Хокинса поднять глаза. Может быть, звук (хотя вряд ли: зрители вели себя как болельщики во время боксерского поединка), а может, шестое чувство, присущее всем хорошим астронавтам. Хокинс закричал. Над ареной завис вертолет. Какая-то еле заметная странность в его конструкции подсказала Хокинсу, что это не земная машина. Из его гладкого блестящего брюха выпала сеть, по-видимому, из матового металла. Сеть опутала копошившихся на грунте людей, а заодно — доктора и Мери Харт. Хокинс издал не описуемый словами вопль, вскочил и побежал на подмогу попавшим в ловушку товарищам. Сеть оказалась «живой», она обвила его кисти и лодыжки. Остальные поселенцы бросились выручать Хокинса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
