Моя мать уехала во Флориду, и получилась странная ситуация, потому что обычно о детях заботится мать, но нас оставили на попечении отца. Суд принял решение, что с детьми должна жить женщина – няня или кто-то, кто сможет заботиться о нас. И так было где-то в течение первого года. Но наша няня была немного фанатичной в плане религии, и моему отцу это не нравилось. Он как-то раз сходил в ее церковь – они там все что-то говорили на неведомом ему языке, в состоянии религиозного экстаза делали странные вещи. Отец был шокирован. И вскоре уволил ее. В итоге у нас не стало никого, кто мог бы заменить мать… Это было особенно сложно для меня как для самого младшего ребенка в семье.
После этого, по сути, некому было присматривать за тем, как мы росли. И это было трудное время, потому что у меня не было никакой защиты. Понимаете, если кто-то хотел ударить меня, или толкнуть, или еще что-то – я не мог защититься. И дома было то же самое. Это было дикое время в Америке, время появления хиппи… Происходили большие изменения в культуре. От предыдущего поколения, когда мужчины носили короткие стрижки, ничего не осталось. Прически, напоминавшие военную стрижку, сменились на длинные волосы… Это было началом эры хиппи, секса, наркотиков и новой волны в музыке. Молодежь слушала рок-н-ролл, а классическая музыка уже не котировалась. Это было время всеобщей революции.
Молодые люди хотели больших перемен. Они желали все и сразу. Они были сыты по горло прежними традициями. Я был слишком молод, чтобы понять, что происходит, или чтобы быть вовлеченным в это. Единственное, что я вынес из того времени, – это любовь к хорошей, живой музыке.
Я всегда очень любил природу. Возможно, это из-за того времени в летнем домике. Домик находился на озере Бёрт, и вокруг него был лес – везде, куда ни посмотри! По ночам мы садились в машину и ехали по дороге в поисках оленей. Там в округе было много диких оленей, и каждую ночь мы старались сосчитать, сколько же мы видели сегодня. Иногда мы встречали лисицу, дикобраза или стадо лосей – тогда мы думали, что нам круто повезло. Медведи были вокруг, и мы тоже иногда видели их следы.
Так я рос, постоянно испытывая чувство глубокой любви к природе, с самых ранних лет. А рядом с нашим домом было поле, где мы гуляли, бегали, играли, пытались ловить диких кроликов. Мы могли делать все, что угодно. Это была свобода.
Также это было время больших изменений. Города стремительно росли. Свободную землю быстро прибирали к рукам, и это сильно меня беспокоило. Именно поэтому в детстве меня, как и многих людей в Америке, интересовали вопросы экологии. Американцы очень интересуются экологией. Например, каждый раз, когда ты в поезде едешь из московского аэропорта, люди обычно рассказывают о каком-нибудь фонде, защищающем дикую природу, или что-то подобное. В Америке для многих экология была больше, чем увлечением. Некоторые люди даже приковывали себя цепями к деревьям, чтобы предотвратить вырубку леса. Я не был исключением: меня страстно волновал свежий воздух и чистая вода – все это очень трогало меня. Я и сейчас очень люблю природу, новые места, знакомиться с новыми людьми. Детскую любовь ко всему этому углубил Ошо – он показал настоящую любовь к жизни! Наша прекрасная планета с красивыми и загадочными местами трогала мое сердце.
Я был довольно одинок в первые годы жизни. Так продолжалось до тех пор, пока у меня не появились друзья – то есть лет до шести-семи-восьми. А уже потом жизнь стала намного интереснее. Когда я был маленький, атмосфера вокруг часто была агрессивной и жестокой, поэтому я рос робким и застенчивым.
Сестра же была милой и доброй ко мне – но только в детстве. В подростковом возрасте она стала агрессивной. Поэтому я редко приводил к нам друзей. Я ходил играть к ним домой, так как у нас дома, со всеми моими братьями и сестрой, это было не очень здорово. Старший брат увлекался мотоциклами, он делал свой собственный маленький мотоцикл. И когда брат учился на нем ездить – это был сумасшедший период в его жизни!
Дома была тяжелая атмосфера. Я помню, летом, на протяжении двух или трех месяцев, я очень редко бывал дома, потому что мы с друзьями жили в палатках, что-то делали вместе, оставались у кого-то из них, спали на улице и смотрели на звезды. В общем, в юности была вот такая связь с природой. Примерно на два или три километра по всем направлениям мне было знакомо каждое фруктовое дерево, все яблони, вишневые деревья, груши. Я знал, на какие из них можно залезть, а на какие нет, потому что они являлись чьей-то собственностью. В этом был элемент исследования. Я получал много радости от дружбы. С друзьями – мы дружили и играли, как обычные дети, – у нас были игрушки, мы строили песочные замки, играли в баскетбол и в футбол. В плане дружбы все было хорошо. Я был немного застенчив – думаю, из-за агрессии со стороны других. Но у меня были друзья. Было пять-шесть друзей – и этого было достаточно.
Было как-то так.
Школа
Моей школой стала начальная школа им. Рузвельта. Сначала было что-то вроде дошкольного учебного заведения – его называли детским садом. А потом я шесть лет провел в начальной школе. Детский сад и начальная школа находились в одном здании – это было что-то типа «безопасной школы». Она более спокойная, с бо́льшим контролем. Прямо рядом с ней было место для игр. Рядом находилась средняя школа им. Уолта Уитмена (куда я пошел после окончания шестого класса) – это была уже более «опасная школа», где учатся седьмые, восьмые и девятые классы. Рядом располагался парк с большими старыми деревьями, и в этом парке постоянно случались драки. Люди часто получали травмы и были избиты, а приезжие из других городов брали с собой в парк ножи и ружья, – для безопасности. Ребята там начинали много пить и принимать наркотики. Так что я знал, слышал об этом, потому что, когда ты в «безопасной школе», ты в курсе того, что происходит. Я был готов к средней школе и неприятностям в парке. Да, так и было…
Когда я ходил в «безопасную школу» (с первого по шестой класс), я наслаждался жизнью! Последние два года я выполнял роль дорожного патруля. Каждое утро нужно было приходить пораньше и помогать остальным переходить через дорогу, чтобы их не сбила машина. Это было довольно интересно: что-то делать, наблюдать за людьми. Каждое утро я встречал людей и здоровался с ними. Еще мне нравилось играть. И бегать. Мне нравилось делать разные вещи. Это первое время – свободное время, – оно всегда было для меня моей счастливой порой. Никто не беспокоил меня, и я ощущал полную свободу.
Я помню, что, когда я рос, школа находилась за полмили, или три четверти километра от дома. И когда я стал старше, то ходил в школу пешком… Школа, по большому счету, была неплохая. В том смысле, что мы играли там и все такое. Знаете, когда днем играешь друг с другом в бейсбол, что-то делаешь вместе… Иногда я даже, можно сказать, был счастлив в школе, в окружении людей. На меня не особо давили по поводу учебы, как некоторые родители наседают на своих детей: «Ты должен делать это… Мы хотим, чтобы ты стал президентом, поэтому ты должен делать то и это…» В школе не было особого давления.
Когда я перешел в среднюю школу (с седьмого по девятый класс), это было более беспокойное время, более мрачное, потому что в парке регулярно случались драки. Люди всегда были готовы спровоцировать тебя и старались, чтобы ты попал в парк. Они хотели подраться один на один или даже втянуть тебя в драку с кем-то еще. На самом деле, я никогда особо в это не вовлекался – это не мое. Меня больше интересовали спортивные игры. Мне нравился бейсбол. И когда у меня было свободное время, мы играли в бейсбол, баскетбол или футбол. Зимой мы играли в снежки и тому подобное.
Когда я учился в седьмом классе, произошел один интересный случай. Нам дали задание создать лабиринт. Это нужно было сделать на бумаге: нарисовать что-то этакое, куда ты входишь с одной стороны, попадая в какое-то другое место, и затем выходишь через другой вход. Это как головоломка. Ты заходишь в одну дверь и должен выйти в другую, но тебе еще нужно понять, как это сделать. Мы пытались разгадать чужие лабиринты и пытались создать свои – такие, чтобы никто не смог понять, как он устроен. Тогда все были так удивлены и шокированы – они не ожидали, что я, такой застенчивый, стану единственным, кто придумает лабиринт, с которым никто не сможет разобраться. В итоге я победил и получил за это приз. Можно сказать, что это был первый сюрприз, который я преподнес людям.
Меня никогда не волновала школа, я не пытался быть лучшим в учебе. Мне это было неинтересно. Я выполнял тот минимум домашнего задания, чтобы не было неприятностей, и забывал о школе до следующего дня. На меня особо не давили в выборе колледжа. Это было для меня свободой.
Так что для меня школа была неким минимумом. Мне не нравилось делать уроки. Мне это было совсем неинтересно. Когда заканчивались уроки, мне хотелось играть, мне хотелось бегать, и я не желал думать о школе. И я вообще не думал о школе вплоть до следующего дня. А потом, в школе, я занимался учебой, делал то, что требовалось в школе. И, в действительности, мне кажется, что это здоровая ситуация. Когда я проходил обучение в Китае, то встречал много молодых людей, которых заставляют заниматься учебой, что в итоге они полностью теряют равновесие в жизни. Более того – некоторые из них даже потеряли желание жить. Это произошло потому, что учителя работали только с их умами и упустили важную связь между телом, эмоциями и любовью.
