– Ху…, -фыркнул Гурвич, опустошив залпом всю кружку.
– Вы кажется, немного устали, мистер Гурвич, – сквозь полумрак на профессора смотрела пара суженных глаз Шеена.
– Да…слегка, – покачал головой Ави, – но это приятная усталость друг мой. Усталость исполненного долга.
– У вас грустные глаза, сэр. Вы плохо себя чувствуете? – от внимательного Шеена не ускользало ничего. – Может быть, я могу вам чем-то помочь?
– Меня удивляет твоя способность видеть в темноте мои погрустневшие глаза. Как тебе это удается?
– Я обязан чувствовать человека, которого охраняю.
– Вот как, – закряхтел профессор. – Может, ты и прав. Возможно, это трудно скрыть даже во мраке сумерек…или же ты непревзойденный провожатый. Скорее всего, верно и то и другое.
Гурвич грустно улыбнулся и налил еще водки. Пил он медленно, ощущая как прожигает горло легкое, приятное тепло.
– Ху…Сколько тебе лет, Шеен?
– Двадцать один.
– Совсем еще мальчик. Пройдет лет десять и у тебя, наверное, будет своя семья.
– Я женат, мистер Гурвич.
– Женат? Неужели? – поднял брови профессор. – Какой ужас… Мы столько дней вместе, и я о тебе ничего не знаю. Работа отнимает все время. Обещаю к следующему приезду подготовить статью о твоем народе. И дети есть?
– Сын.
– Сын? Поразительно. – Ави снял перчатки и подышал на руки, согретым спиртом дыханием. – Думаю, он еще не совсем взрослый?
– Ему нет еще года, – все так же без мимики ответил Шеен.
– В вашем роду всегда так рано создают семьи?
– Как придется.
– Ты старше моей дочери всего на пять лет. И уже отец.
– У вас, кажется, тоже есть сын? Простите, но я видел вашу семейную фотографию рядом с кроватью.
– Точно, – Гурвич прошелся по комнате и сел на хрупкий стул с шатающимися ножками. – Скажи мне, Шеен, как долго ты не видел свою семью?
– Неделю, – сухо ответил провожатый, – с того момента пока я с вами.
– Скучаешь?
– Стараюсь про это не думать. – глаза провожатого смотрели на языки пламени.
– Напрасно, друг мой. Семья – это то, ради чего человек существует. Иначе теряется смысл самой жизни, – тело слегка согрелось и профессора стал одолевать сон, но он пытался отогнать его беседой. – Это здорово, что у тебя есть семья, которая ждет твоего возвращения.
– Я с вами согласен, мистер Гурвич.
– Я не видел свою жену и детей уже больше месяца. Может быть, поэтому я кажусь грустным? Кто знает?
– Почему бы вам тогда не вернуться домой? Зачем торчать здесь, в этих темных, лесных дебрях?
– Работа, парень, работа, – ущипнул себя за бородку Ави. – Без нее нормальный человек не способен качественно функционировать.
– Если вам когда-нибудь придется выбирать между семьей и работой…
– Не хочу даже думать про это, – перебил ученый. – И то и другое для меня очень важно. Я не смогу жить без этих двух составляющих моей жизни. Надеюсь, ты меня понял, Шеен?
– Думаю, что понял, – пламя стало набирать обороты, прибавляя освещения в темной комнате.
Профессор потер руки, чувствуя разницу между долгим пребыванием на холодном воздухе и несколькими минутами около спасительного огня.
– Кстати, как зовут твоего сына?
– Ленни.
– Ленни? Леонард?
– Да, Леонард, – кивнул Шеен. – Не хочу, чтобы он оставался здесь, на Аляске.
– Почему? – удивился Ави. – Чем тебя не устраивает родина предков?
– Он должен расти и развиваться, не отставая от темпа большой земли, – дальновидно размышлял алеут. – Может, он станет таким же хорошим ученым, как вы, или банковским служащим.
– Лучше банковским служащим, – Гурвич периодично давал щелчки опустевщей металлической кружке.
– Убивать китов и тюленей, обшивать их шкурами охотничьи лодки – это вчерашний день. Я не хотел бы для него такой однообразной жизни.
– Банковская жизнь намного скучнее, Шеен…Хотя это твое право отца, и то, что ты желаешь дать ему хорошее образование – это весьма похвально. Ты молодец, Шеен.
Честолюбие молодого папаши, самого не получившего сносного образования, приятно удивило профессора биологии. На самом деле, за целую неделю он не смог еще толком узнать своего провожатого.
– Хочется прилечь, – подумал вслух Гурвич.
Водка вместе с накопившейся усталостью делали свое дело. Сон незаметно подкрадывался к векам ученого. Его уютная спальня с деревянной кроватью находилась в смежной комнате. Она была больше самого ложа всего в два раза. Пару шагов – и можно упереться носом в бревенчатую стену. Но для профессора она сейчас была равносильна королевским апартаментам. Чего ему не хватало? Лишь семьи.
Ложе провожатого находилась в так называемой гостиной, там, где они сейчас находились, напротив круглого стола.
Профессор зажег керосиновую лампу, и комната слегка озарилась янтарным светом. Переносной компьютер, стеклянные бутылки, кружка, исписанные клочки бумаги постепенно испарялись из будничного сознания Ави.
– Шеен, не забудь под утро набрать в кружку снег, – крикнул он напарнику.
Снег подтапливался на огне, и образовавшаяся вода служила для чистки зубов. Для других, более значимых целей использовалось металлическое ведро. Таким образом, они экономили на питьевой воде, купленной в супермаркете Фернбенкса.
– Не беспокойтесь, сэр, – провожатый поспешил успокоить попутчика. – Я все сделаю. Спокойной ночи.
Этому коренастому пареньку не стоило напоминать о его обязанностях. Он прекрасно исполнял их без лишнего предупреждения.
– Спокойной ночи, Шеен.
Хотя был только вечер. Ави поплелся в опочивальню, поддерживая в одной руке горящую лампу. Кровать была убрана опрятно, насколько позволяли походные условия. Простыни, естественно, не было, ее заменял выцветший, шерстяной кусок материи, а поверх лежала сложенная вдвое засохшая шкура гризли. Рядом с кроватьюстоял прямоугольный чемодан ученого. Он мог служить в разных условиях письменным столом или столиком для еды, вешалкой для мокрого белья или даже гладильной доской. В данном случае чемодан играл роль подставки для семейной фотографии Гурвичей. Сам Ави, его супруга Хелен и их дети, дочь Дженифер и сын Мозес.
Свет керосиновой лампы погладил снимок, забавно переливаясь на цветной поверхности, делая невидимыми прически и отдельные части тел. Этому снимку уже почти пять лет, Дженифер там еще одиннадцать – совсем малышка, не говоря о четырехлетнем несмышленыше Мози. А Хелен не изменилась за эти полдесятка лет, только сменила цвет волос для разнообразия. Теперь она блондинка с голубыми глазами. На нее иногда нападает желание сменить образ, несмотря на то, что мужу она нравится всегда, независимо от смены причесок и эмоционального состояния Ави. Главное, она держит форму и не толстеет, а остальное не столь важно. Он помнит этот день, когда у Джени начались каникулы и они отправились на Гавайи. Столько виски и пива, как за все дни пребывания в Гонолулу Ави не потреблял за всю жизнь. Он пел национальные песни и плясал с местными девицами. Да, Аляска – не теплые Гавайские острова, но это не делает ее менее прекрасной. Может быть, когда-нибудь он привезет сюда свою семью, на очередные каникулы. Кто знает?
Ави поставил лампу на пол и взял фотографию в рамке в крепкие руки скалолаза. Он заметил, что сделал это впервые за восемь дней скитаний. Возвращаясь, он ложился и сразу погружался в крепкий, беспробудный сон, а утром – снова за дело. Может, разговоры о семье Шеена или встреча с медведицей с детенышами заставили его вспомнить о том, что у него есть дом, жена, дети?
Он погладил стекло, поцеловал фотографию и поставил обратно. Из «гостиной» доносилось чуть слышное сопение провожатого, беспробудность сна которого была, однако, обманчива. Если бы профессор открыл входную дверь, Шеен тут же бы вскочил на ноги. Настоящий охотник, следопыт и телохранитель таких найти нелегко. В неизбалаванном цивилизацией окружение, такие ребята на вес золота.
Гурвич задул керосинку, руководствуясь теми же принципами экономии. Завтра он встанет рано утром, часов в пять-шесть, сразу же после Шеена, чтобы начать новый день увлекательных поисков. В маленьком убежище в густых лесах Аляски слышался легкий храп профессора биологии.
Глава 2
– Мош-моши, хай, хай, – прерывисто и громко говорил в телефонную трубку Танака сан. Затем последовала длинная тирада не понятных для неяпонцев слов, после чего слегка смущенно глава нефтяной фирмы отключил свой сотовый – Прошу прошения, господа, за причиненное беспокойство. Обычно я не забываю отключать мобильный во время таких серьезных встреч. Наверное, столь любезный, теплый прием и не менее теплая погода в вашем замечательном городе слегка вскружили мне голову. Думаю, вы меня простите, – японец натужно улыбнулся.
Опытный переговорщик мог выкрутиться из любой неловкой ситуации.
– Танака сан, вы столь безупречны, что эта легкая забывчивостьтолько вас красит, – улыбнулся в ответ американский коллега.