понимала – вечно обманывать не выйдет.
Ломать ногу вновь? О том служанки молили каждый день.
Мужества Айминь хватило бы на всех мужчин царства, но никакое мужество не бесконечно. Два слова – «ужас» и «боль» – она хотела вытравить из памяти. Одновременно с тем желала одного.
– Коль будет у меня дочь, – шептала Айминь перед сном, – пусть Небо убережет её от моих мук. Пусть птицей она унесётся в край, где не терзает человек человека, где женщина шагает наравне с мужчиной.
Не успевала высохнуть слеза, как Айминь засыпала.
Родила она девочку в срок, и, хотя велика оказалась радость отца, двор был мрачен. Не такого чуда ждали от колдуньи. Мальчик же Синьхуа рос пугливым и глуповатым, и, глядя на него, мать князя качала головой. Не верила, что такой станет достойным мужем, и привела сыну новую девицу в наложницы.
– Нет, – твердо ответил князь, – мне и двух жён достаточно.
– Пойдут толки, что слаб мужской силой.
– Кто мысль мудрую нести не способен, а только сплетню грязную, речь того подобна лаю блохастой псины, и доброму подданному слушать такую – себя марать.
Мать обозлилась, и у невесток начала искать изъян. Но старшая-таки родила ребёнка, пусть и дочь, а младшая ещё может второго выносить. Не за что их гнать. И велела десятку шептунов следить за каждой и о малейшем промахе докладывать, а отвергнутую наложницу устроила служанкой к Айминь.
В первый же день новая служанка вызвалась омывать ноги госпожи. Побледнела Айминь и отказалась. Служанка насторожилась, сообразив: раз к стопам не подпускает, значит, в них тайна кроется. Да и на лотосы золотые посмотреть хотелось.
Когда князь уехал в соседнюю провинцию, глубокой ночью пробралась служанка в покои Айминь. Стянула одеяло, подняла свечу и едва не ахнула: ноги-то у госпожи крестьянские, а никакие не лотосы золотые. Быстро весть об обмане дошла до старой княгини.
В то же утро собрала она слуг закона, чтобы чинить позорный суд над невесткой-обманщицей. Без князя, так как разумела: заступится безумный сын за жену. Прислугу всю запугала: кто слово доброе скажет о её невестке, тому язык вырвут.
Вывели Айминь босой и нечёсаной, в самой простой одежде, чтобы краса её затмилась, и жалости к несчастной не пробудилось. Обвинили во лжи и презрении к порядкам княжеским и государственным, обмане сущности женской и утрате благородства. Айминь только молитву шептала: «Унеси, Небо, дочь мою, в край, где боли она не узнает».
Рассвирепели судьи:
– Мало её гнать пыль топтать, утопить стоит в том озере, откуда она вышла босоногая. Чтоб дурной пример не подавала ни княжьей крови, ни иным девицам и жёнам. Либо же, коль не желает гибели, пусть прежний вид вернёт своим стопам.
Алым стал день, и тени слуг ада поднялись за спинами судей, но неожиданно вышла вперёд Синьхуа.
– Как не изогни её ногу, прекрасней любого из вас будет Айминь.
Поднялся вой: все слуги перестали страшиться кары, а подданные сотрясали стены, просили о милосердии к Айминь. И женщины от мала до велика, с ногами бинтованными и здоровыми; и мужчины, что прониклись добротой княгини. Каждый молил сохранить ей жизнь и не мучить более, потому что Айминь никого не мучила, а каждому сострадала.
Судьи испугались гнева народного и кинулись врассыпную, а мать князя застыла на месте. Слезы катились из её глаз, и только на ноги свои она смотрела; кто на этой земле мог сказать ей, что не в ломаной стопе красота, что «прах топчущую» женщину любят и уважают. Попросила она прощения у невестки и обняла её, да только руки ухватили пустоту. По незримым ступеням поднималась Айминь к небу. Духом бесплотным прошла сквозь крышу и в лучах солнечных растворилась. Только на крик скоро воротившегося супруга успела коротко обернуться.
Дунул ветер и нагнал тучи. Хлынул дождь, но никто от него не прятался. Подставив ладони, мужчины ловили крупные капли и омывали ими лицо, а женщины разбинтовывали ноги, гасили многолетнюю боль.
– Это божественным даром вернулась Айминь на землю, – слышалось со всех сторон.
– В той стране, которой достигла она, не цветут «золотые лотосы», а стопы такие, какими их сотворило Небо, – произнёс князь и приказал: ни одной девочке в его владениях более не бинтовать ног.
Дочь Айминь в чужой край от боли не бежала – её на родине не знала.
(1) Айминь – кит. «народная любовь».
(2) цунь – мера длины, 3,73 см.
(3) Синьхуа – кит. «новое великолепие».
(4) «золотыми лотосами» называли бинтованные женские стопы, длина которых не превышала 7 см.
(5) «Обезьянья нога» – не бинтованная, здоровая стопа, какая была у женщин низших сословий.
(6) Стопы всегда омывали отдельно от остальных частей тела из-за страха в следующей жизни превратиться в свинью.
Дополнительные материалы
Айминь. Иллюстрация от Гретелль
Айминь. Иллюстрация от Ольги Морох
Айминь. Иллюстрация от Liza Faffer
Айминь. Иллюстрация от Екатерины Данс
