равно не отвечу. Дай мне свой паспорт и телефон. И пристегнись.
В этот день вообще всё пошло не так с самого утра. Сперва задержал отец — сказал, что ему позвонил коллега с работы по какому-то срочному делу, и потому мне пришлось помогать разгружать машину в гараже, забитую мешками со всяким старьём. Не с хламом же на задних сиденьях ему ехать. С каким таким важным делом обратились к отцу, вышедшему полгода назад на пенсию, лично я так и не понял — пусть он и проработал безопасником на фабрике швейной фурнитуры. И почему, как назло, именно сегодня, когда у нашей братии запланирована очередная вылазка?..
Потом приложение самоката что-то поняло не так, и вместо спорт-режима у меня активировался стандартный. Пришлось тащиться на скорости двадцать километров в час вместо привычных двадцати пяти. В давке, конечно, разница уже не столь ощутима — то и дело приходилось поворачивать или тормозить — а вот путь от дома до Невского занял больше времени, чем я планировал. Надо было на метро…
Мама считает, что моё увлечение руферством — из-за того, что в детстве я сильно ударился головой о качели. Старшая сестра того же мнения. Отец относится более снисходительно: говорит, что через год-другой возьмусь за ум — до ЕГЭ уже рукой махнуть. Наша компания не из тех, кто жаждет драк с охраной и дерзких побегов, — предпочитаем руферить быстро и по возможности мирно. Хотя и неприятности тоже случаются, так что действовать нужно всегда слаженно. А теперь о вылазке можно забыть…
— Мне обязательно с вами куда-то ехать? — спросил я, немного придя в себя. — Меня вообще-то ждали. То есть ждут!
Ответа не последовало. Одно я знал точно: происходило что-то очень нехорошее. Такое, чего я и близко не мог понять. Отец не стал бы меня забирать только ради того, чтобы не допустить очередную вылазку, — на эту тему мы уже давно всё обговорили. Тут явно замешано что-то гораздо большее, угрожающее нашей жизни. А потому я глубоко вздохнул, достал паспорт и передал его отцу. Телефон уже с минуту вибрировал — отклонил вызов, отписал короткое: «У меня какая-то жесть. Без меня», после чего отдал вслед за паспортом. И зачем это вообще…
— Минута до Ризомы, — проговорил водитель, продолжая набирать скорость.
Что это значило, я, разумеется, в очередной раз не понял.
— До Лиговского дотяни, — ответил отец. — Раньше не успеем.
Когда мы с друзьями проникали на крыши высоких зданий, то ловили тот самый адреналин, который превращается в зависимость. Сейчас адреналин бурлил как никогда — но привычного чувства кайфа не было и близко. Потому что я не привык не знать обстоятельств происходящего. Бегства от охранников и лёгкие потасовки перестали быть чем-то непредсказуемым, и, даже попав в полицейский спецприёмник, ты всегда знаешь, что отделаешься штрафом в пять-десять тысяч, который выпишут родителям. Словом, в мыслях всегда есть примерное понимание того, что будет дальше. А сейчас — нет.
Перед пешеходным переходом загорелся красный, на дорогу хлынула толпа. Водитель немного снизил скорость, намереваясь просочиться меж пешеходов. На лобовом стекле вдруг появилась снежинка мелких трещин, затем ещё одна. Лишь после этого я увидел остановившегося на зебре стрелка — мужчину лет сорока абсолютно непримечательной внешности. Стёкла на машине, судя по всему, стояли бронированные, но я невольно пригнулся. На секунду водитель вдарил по тормозам, но лишь для того, чтобы в следующий миг снести стрелка корпусом.
Что за чушь происходит?! Стрельба в центре Петербурга — и по нам. Время от времени окна продолжали вспыхивать трещинами от пуль, а на следующем перекрёстке и вовсе кто-то намеренно в нас въехал, стараясь остановить. Всё происходило в таком бешеном ритме, что я словно впал в транс. Попытался сопоставить факты и не на шутку задумался: а не сон ли это? Ну или следствие столкновения с курьером — вдруг голову повредил?
Больше всего меня удивляло, что во всём этом оказался замешан отец. Работа у него была тяжёлая и отчасти даже секретная. Дома мы привыкли говорить, что он глава безопасности пуговичной фабрики, потому что когда-то она и правда была пуговичной. И даже если это как-то связано с его бывшей должностью, то… Нет, не понимаю.
— Ходу, — отчеканил он и что-то нажал у себя на часах.
Словно ответом на мои мысли машина покрылась чем-то, напоминающим гигантскую полупрозрачную паутину. А затем и весь мир — дома, машины, небо — стал стеклянным. Цвета исчезли.
Вспышка.
Тьма.
Машину тряхнуло так, что ремень безопасности был готов сломать мне грудную клетку. Авария?
Нет, автомобиль был вроде бы цел. Темнота развеялась лишь немного, но и этого оказалось достаточно, чтобы понять: это место не имеет ничего общего ни с Лиговским проспектом, ни со всем Петербургом.
В свете фар я заметил силуэты, напоминающие кусты и деревья, только почему-то угольно-чёрные. Ехали мы медленно: «тойоту» изрядно качало — ни намёка на асфальт. Машина тяжело переваливалась, выбираясь из одной ямы и перекатываясь в следующую. Из освещения — только луна на небе. Какая-то она… больше обычного.
— Артём, — отец повернулся ко мне. — Возьми.
Он вручил мне механические часы без ремешка — старые, похоже, ещё советские, которые нужно вручную заводить.
— Первое, — продолжал он, неотрывно глядя мне в глаза. — Не теряй их. Потом поймёшь, почему это важно. Второе. Я никогда не работал на пуговичной фабрике. И никогда не был главой безопасности. Но я делал всё, чтобы мы жили в спокойствии.
— Пап, так не пойдёт. Ты же знаешь, меня твои загадки не устроят. Говори нормально. Мы где?
— В Ризоме. Междумирье. Так понятнее стало? — нервно ответил он. Ненадолго затих, выдохнул, потом продолжил: — Уверен, однажды ты всё это утрясёшь и поймёшь. А сейчас — просто прими как данность. Жить как прежде уже не получится. Ведь в тебе течёт сила. Не загуби её.
Что… вообще… происходит?..
— Всё как ты и говорил, — вмешался водитель, выключая фары. — Они решились-таки отловить нас. Сейчас бандуру свою запускать начнут. Не передумал?
— Нечего тут думать, — буркнул отец. — Ты, главное, сделай своё дело.
Вдалеке замелькал свет — не то фонари, не то вспышки. Метрах в ста от нас явно происходили какие-то телодвижения. Причём, по ощущениям, там находилось не два и не три человека — намного больше. Водитель свернул так, чтобы машина смотрела прямо на силуэты людей, и остановился.
— Ну, не поминай лихом, — сказал ему отец. — Выходим. Артём, рюкзак свой оставляй.
Здешние виды на миг выбили из головы всё остальное. Куда хватало глаз, со
