Джен заметила, что машинально, оглядывает пустое небо. "Я такая же дурочка, как Марта, - с укоризной сказала она себе. - "Властелин Панглот" пунктуален, в этом ему не откажешь".
Тут она отвлеклась, услышав громкую перебранку. Они проходили мимо резервации самцов шимпанзе, и несколько обитателей подскочили к прутьям решетки и выкрикивали непристойности. В основном они были адресованы Марте, но самые отчаянные самцы осмеливались намекать и на Джен. Марта сердито заверещала в ответ, подпрыгивая и размахивая руками.
– Не трать на них времени, - устало сказала Джен. - Пойдем. Мне срочно надо умыться и освежиться чем-нибудь похолоднее.
Она продолжала идти вперед. Марта, выкрикнув в сторону самцов последние ехидные замечания, подкрепляемые жестами, засеменила следом. Жаль, думала Джен, что самцы-шимпанзе, в отличие от самок, в определенном возрасте становятся непредсказуемыми. Не все, конечно, но в таком подавляющем количестве, что всех взрослых самцов просто необходимо изолировать. Когда-то - Джен знала это - самцы были так же надежны, как и самки, но сорок или пятьдесят лет назад все стало меняться, и у самцов появились первые признаки неуправляемости.
Странная вещь - все знакомые ей мужчины были добродушны и жизнерадостны и при любых обстоятельствах оставались неисправимыми оптимистами. Даже опасность, исходившая от Небесного Властелина, казалось, не особенно волновала их. Интересно, почему в очередной раз, подумала она, Богиня-Мать создала минервианских мужчин такими примитивными? Искоренив зло в их душах, разве нельзя было сделать их поинтереснее?
Как бы в подтверждение своих мыслей она увидела впереди Саймона. В компании шести мужчин он обрабатывал картофельные грядки. Увидев Джен, он бросил мотыгу и поспешил навстречу с широкой улыбкой на симпатичном бесхитростном лице.
– Джен! Как я рад тебя видеть! Как поживаешь?
Джен почувствовала, что медленно краснеет. Саймон был единственным мужчиной, с кем она пробовала заниматься любовью. Это занятие показалось ей интересным, но не слишком захватывающим, и воспоминание об их близости вызывало у нее только смущение и некоторую неловкость.
– Привет, Саймон, - сухо отвечала она. - Жаль, поговорить нет времени. Только что сменилась с дежурства на стене и устала как собака.
– Ну что ж… может, тогда вечером, в таверне?
Он уставился на Джен с нескрываемым вожделением, отчего ее неловкость только усилилась. Она нахмурилась.
– Ты забыл, что сегодня заседание Совета? - раздраженно напомнила она. - Оно затянется до позднего вечера, когда начнется ваш комендантский час.
На мгновение в лице его мелькнула растерянность, но тут же ее сменила широкая улыбка.
– Значит, завтра?
– Возможно, - сказала она и двинулась дальше. Через две недели Минерва может исчезнуть с лица земли, а у него одни шуры-муры на уме. Мужчина, что с него взять…
***
Они с Мартой вошли в город и заспешили по узким, похожим на тропинки улицам. Раньше было гораздо просторнее, но четыре или пять лет назад жителям внешних сельских поселений пришлось переселиться в город, проиграв свою долгую битву с опустошенными землями.
Теперь их заново сколоченные деревянные домики теснились рядом с большими каменными зданиями, нарушая привычную архитектурную гармонию города. Остальное не изменилось. Взгляд со стороны не смог бы обнаружить следов лихорадочной подготовки к грядущим событиям.
Джен и Марта расстались у длинного приземистого здания с многочисленными окнами без стекол. Это была спальня самок-шимпанзе; их здесь насчитывалось около сорока, не считая нескольких детенышей обоего пола. Они распрощались, и Джен продолжила свой путь в центр Минервы.
Мать была дома. Она склонилась над картой, разложенной на кухонном столе. Когда Джен вошла, она подняла голову, откинула с лица волосы, выкрашенные серебром, и устало улыбнулась.
– Здравствуй, дорогая. Как там сегодня на стене? Ничего не случилось?
– Ничего особенного. - Джен наклонилась к матери и поцеловала ее в щеку. - Я тебе потом расскажу. Сначала мне нужно переодеться.
Она зачерпнула кружку воды, быстро выпила, наполнила миску и понесла к себе в спальню. Жаль, что воды слишком мало, чтобы принять ванну или душ; но теперь, когда в Минерве осталось всего три колодца, о такой роскоши нельзя и мечтать.
Она торопливо сбросила толстые рукавицы, с облегчением отстегнула тяжелый стальной панцирь. За ним последовал пояс с висящими на нем мечом, кинжалом и топориком. Потом высокие, до колен, сапоги, куртка, юбка и белье. Раздевшись, она вымылась с помощью мокрой губки и кусочка драгоценного мыла.
Вытираться при такой жаре не было необходимости. Она с удовольствием натянула на посвежевшее тело свое любимое синее платье из легкого полотна.
Когда Джен вернулась в кухню, мать отложила карту, но ее лицо оставалось напряженным. Пока она жарила картофельные оладьи и крошила салат, Джен рассказывала ей о встрече с ягуаром.
– Почему тебя так обеспокоил этот зверь? - спросила мать.
Джен нахмурилась.
– Не знаю.
Ей не хотелось рассказывать матери, что в ягуаре она увидела предзнаменование. Ее объяснение не принесет ничего, кроме расстройства и дополнительных огорчений. И снова мать обвинит Джен в слабости и неверии, которые тем более неуместны в такое тяжелое время. Вместо этого она спросила Мелиссу, как идут приготовления.
– Все идет неплохо. Успеваем. - Она потерла виски кончиками пальцев. - Но если сегодня вечером Совет не даст согласия, вся наша работа окажется пустой тратой времени, и Минерва будет обречена.
Джен нерешительно проговорила:
– Я знаю, мама, что ты права, но все же должен быть другой выход. Когда я думаю о том, что должно случиться, мне становится так… - Она осеклась, но было уже поздно.
Мелисса приблизилась к ней и сжала в ладонях ее лицо.
– Джен, ты моя дочь. Твое положение в Минерве обязывает. Ты не можешь позволить себе бояться. Ты не смеешь позволять себе бояться. Ты должна стоять за меня грудью!
– Конечно, я стою, мама. Ты же знаешь, я буду голосовать только за тебя…
В глазах матери светилась неукротимая ярость.
– Я не об этом говорю. Ты должна стоять за меня всегда и везде. Пара лишних слов какой-нибудь подружке - и они будут использованы против меня на Совете.
– Я никому ничего не говорила, мама, - возразила Джен. Она попыталась высвободиться. - Мама, мне же больно…
Мелисса отпустила ее, но ярость в глазах не померкла.
– Сегодня вечером я должна победить на голосовании - иначе все потеряно. Неужели ты не понимаешь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
