…Итак, поговорили Хрущев с Маленковым. Что было дальше? Дальше они стали беседовать с членами Президиума ЦК «с глазу на глаз». Булганин, оказывается, к тому времени уже «стоял на партийных позициях и правильно понимал опасность». Маленков тоже быстро согласился. Ворошилов праздновал труса, громко восхвалял Берию, но в конце концов обнял уговаривавшего его Маленкова, поцеловал и заплакал. Не возражал и Молотов:
«Очень правильно, что вы поднимаете этот вопрос. Я полностью согласен и поддерживаю вас. Ну, а дальше что вы хотите делать, к чему это должно привести?
- Прежде всего нужно освободить его от обязанностей члена Президиума - заместителя председателя Совета министров и от поста министра внутренних дел.
Молотов сказал, что этого недостаточно.
- Берия очень опасен, поэтому я считаю, что надо, так сказать, идти на более крайние меры.
Я говорю:
- Может быть, задержать его для следствия?
Я говорил "задержать", потому что у нас прямых криминальных обвинений к нему не было. Я мог думать, что он был агентом мусаватистов, но это говорил Каминский, а факты эти никем не проверялись, и я не слышал, чтобы было какое-то разбирательство этого дела. Правда это или неправда, но я верил Каминскому, потому что это был порядочный партийный человек. Все-таки это было только заявление на пленуме, а не проверенный факт. В отношении его провокационного поведения все основывалось на интуиции, а по таким интуитивным мотивам человека арестовывать невозможно. Поэтому я и говорил, что его надо задержать для проверки…»
Упоминание Каминского имеет отношение к старой легенде о том, что Берия в годы Гражданской войны работал на мусаватистскую[1 контрразведку. Это обвинения нарком здравоохранения Каминский якобы бросил в лицо Берии на июньском Пленуме ЦК 1937 года, за что тут же был арестован. Каминского действительно арестовали после пленума, но никто, кроме Хрущева, не зафиксировал брошенного обвинения. И неудивительно - эта не первой свежести сплетня была официально, после нескольких разбирательств, похоронена еще в середине 20-х годов, так что в 1937-м упоминать о ней было попросту неприлично. Однако Хрущев не побрезговал, раскопал и эту помойку. Впрочем, неважно. Важно другое. Хрущев сам признает, что против Берии у них не было ничего, «все основывалось на интуиции». Пардон, по данным интуиции даже в 1937 году классовых врагов не арестовывали, не то что в 1953-м, да еще второе лицо в государстве, да еще члены сталинского Политбюро, которое имело совсем другие традиции.
Как арестовывали при Сталине людей, причастных к «верхам»? Об этом Лазарь Каганович рассказал московскому историку Георгию Куманеву:
Цитата 1.2. «Я пришел на заседание. Сталин держит бумагу и говорит мне: "Вот есть показания на вашего брата, на Михаила, что он вместе с врагами народа ". Я говорю: "Это сплошное вранье, ложь ". Так резко сказал, не успел даже сесть… Сталин говорит: "Ну а как же показания?" Я отвечаю: "Показания бывают неправильные. Я прошу вас, товарищ Сталин, устроить очную ставку. Я не верю всему этому. Прошу очную ставку".
Он так поднял глаза вверх. Подумал и сказал: "Ну, что ж, раз вы требуете очную ставку, устроим очную ставку".
Через два дня меня вызвали. Маленков, Берия и Микоян вызвали меня в один кабинет, где они сидели. Я пришел. Они мне говорят: "Мы вызвали сообщить неприятную вещь. Мы вызывали Михаила Моисеевича на очную ставку". Я говорю: "Почему меня не вызвали? Я рассчитывал, что я на ней буду". Они говорят: "Слушай, там такие раскрыты дела, что решили тебя не волновать ". Во время той очной ставки был вызван Ванников, который показывал на него. А Ванников был заместителем Михаила в свое время…
И вот вызвали Ванникова и других, устроили очную ставку. Ну, эти показывают одно, а Михаил был горячий человек, чуть не с кулаками на них. Кричал: "Сволочи, мерзавцы, вы врете" и т. д., и проч. Ну, при них ничего не могли обсуждать, вывели арестованных, а Михаилу говорят: "Ты иди, пожалуйста, в приемную, посиди, мы тебя вызовем еще раз. А тут мы обсудим ".
Только начали обсуждать, к ним вбегают из приемной и говорят, что Михаил Каганович застрелился. Он действительно вышел в приемную, одни говорят, в уборную, другие говорят, в коридор. У него при себе был револьвер, и он застрелился».
Этот отрывок нуждается в некоторых пояснениях. По-видимому, в 1941 году НКВД раскапывал достаточно старую историю, времен 1937-1938 годов. Тогда Михаил Каганович был наркомом, а Ванников - его заместителем. К 1941 году роли поменялись: Михаил Каганович (не из-за интриг, а по причине непригодности к посту наркома) «спустился» до директора завода, а Ванников, наоборот, стал наркомом.
Не важно, сколько правды по поводу невиновности Михаила Моисеевича содержится в этом рассказе. Важна не его вина, а механизм принятия решения. Обратите внимание: Михаил Каганович не входит в высшую номенклатуру, он всего лишь директор завода и брат одного из членов Политбюро. Время на дворе - август 1941 года, представляете, какое времечко? Тем не менее Политбюро тщательно изучает все материалы на Кагановича, проводит очную ставку с Ванниковым и даже после этого еще не делает никаких выводов. Вывод сделал сам Михаил Каганович - он застрелился, чем, по логике того времени, признал свою вину. Тем не менее, дело продолжать не стали, Михаил Каганович остался членом ЦК, похоронен на Новодевичьем кладбище.
Уже после июня 1953 года Хрущев и компания, по-видимому расплачиваясь с Кагановичем за лояльность, состряпают бредовый документ - справку о реабилитации его брата, который не только не был осужден, но даже и не арестован. Какая может быть реабилитация, если не существовало формального обвинения? Тем не менее…
Вот так проводились аресты людей из верхушки. А тут у них, видите ли, интуиция взыграла…
В общем, причины для ареста Берии - такой, которую можно предъявить на всеобщее обозрение, у Хрущева и компании не нашлось. Не рассматривать же серьезно данные интуиции и тухлятину времен Гражданской войны.
Нет - причины, конечно, имелись, как же без этого? А раз о них не рассказывают - значит, были они такими, о которых даже спустя десятилетия (Молотов дожил до конца 80-х годов, Каганович до начала 90-х), даже в другую эпоху, говорить было нельзя.
Арест
Об этом историческом событии существует множество воспоминаний. Свою версию на бумаге зафиксировали сам Хрущев, генерал Москаленко, маршал Жуков (или кто там прикрывался его именем в «жуковских» мемуарах - идеологический отдел ЦК?), даже Суханов, помощник Маленкова. Версии эти разнятся куда больше, чем позволено разниться рассказам очевидцев об одном и том же событии, причем таком событии, которое не скоро забудешь. Юрий Мухин, проанализировав данное литературное творчество, сделал вывод, что все они врут - и очень убедительно его обосновал. Меня, например, он наполовину убедил - а другие данные, о которых ниже, составили вторую половину убежденности в том, что никакого ареста не было. Так что нет большой разницы, чье именно свидетельство приводить. Возьмем все того же Хрущева.
Цитата 1.3. «…Мы условились, как я говорил, что соберется заседание Президиума Совета Министров, но пригласили туда всех членов Президиума ЦК. Маленков должен был открыть не заседание Президиума Совета Министров, а заседание Президиума ЦК партии…
… Когда Маленков открыл заседание, он сразу поставил вопрос:
- Давайте обсудим партийные вопросы. Есть такие вопросы, которые необходимо обсудить немедленно.
Все согласились.
Я, как мы заранее условились, попросил слова у председательствующего Маленкова и предложил обсудить вопрос о товарище Берия. Берия сидел от меня справа.
Он сразу же встрепенулся, взял меня за руку, посмотрел на меня и говорит:
- Что ты, Никита? Что ты мелешь? Я говорю:
- Вот ты и послушай. Я об этом как раз и хочу рассказать. Вот о чем я рассказал. Начал я с судьбы Гриши Каминского…
У меня все время в голове бродила мысль о том, что вот такое заявление сделал Каминский и никто не дал объяснения - правильно или неправильно он говорил, было это или не было. Потом я указал на последние шаги Берия уже после смерти Сталина…»
Дальше он перечисляет все, в чем был не согласен с Берией, - про национальные республики, про Германию и т. д.
«…Я закончил словами:
- В результате действий Берии у меня сложилось впечатление, что он не коммунист, что он карьерист, что он пролез в партию из карьеристских побуждений. Он ведет себя вызывающе, недопустимо. Невероятно, чтобы честный коммунист мог так вести себя в партии…
