В духовном смысле раннее Новое время — эпоха десакрализации знания. Образование, книги и идеи начинают становиться широко доступными, и более того, эта доступность приветствуется так называемыми прогрессивными мыслителями. Но это влечет за собой и некоторое обесценение, ведь знание — оружие обоюдоострое, зарождается массовая культура современности, которая приспосабливает новые ценности ко вкусам и пониманию толпы, становится инструментом влияния.
Иногда говорят о начале перехода от традиционной культуры к индустриальной. От особого отношения к знаниям и унаследованного от предков уклада жизни, базировавшегося на индивидуально-штучном, к фабричностандартному.
Одним из важнейших событий раннего Нового времени стала географическая, колониальная и культурная экспансия Европы, прежде всего Западной, это создает предпосылки для того, что история становится подлинно всемирной, или, по сегодняшним понятиям, глобальной — рушатся перегородки между отдельными народами, как стали говорить в Новое время, «нациями», их взаимозависимость растет.
С понятием Нового времени связана идея «модернизации», несущая в себе европейский эталон прогресса, хотя сам его принцип, несмотря на утверждающееся до сих пор повсеместно главенство западного взгляда на мир как истинного общечеловеческого, сегодня подвергается сомнению. Но именно попытки модернизации т. е. перестройки общества на западный манер, позволяют говорить о наступлении Нового времени для всего мира.
Люди, жившие в раннее Новое время, отмечали присущий ему дух обновления, но сегодня, как это ни парадоксально, описываемая эпоха воспринимается скорее как далекая от нас, и именно в ней массовая культура зачастую видит подлинное Средневековье с университетскими школярами и рыцарскими турнирами, инквизицией и «охотой на ведьм». Действительно, многие феномены «раннего Нового времени» восходят еще к концу XII–XIII в. и задерживаются очень надолго, что и позволяет некоторым историкам широко раздвигать его рамки. Тем не менее период примерно с 1500 по 1700 гг., когда старое еще доминировало, — это своего рода «раннее» раннее Новое время. В разных европейских странах вышеупомянутые процессы обновления шли в разном темпе, к другим частям мира эта периодизация применима лишь в меру их связей с Европой.
Структура тома
Каждая из двух частей третьего тома «Всемирной истории» посвящена одному столетию, что отражает биолого-антропологический принцип восприятия исторического времени — смену поколений («веков»), столетних годовых циклов, фиксируемых в десятеричной системе, а также утвердившийся в европейской традиции принцип вести отсчет от Рождества Христова или начала «новой эры». При таком построении, с одной стороны, более очевидна непрерывность исторического процесса, а с другой — условность всякой периодизации. Вместе с тем отнесение этого периода к раннему Новому времени является данью потребности в систематизации исторического пространства, в обозначении таких глобальных «событий» в мировой истории, как целые эпохи жизни народов и континентов.
Попытка соединить регионально-страноведческий принцип изложения с обзорным и с обсуждением общих проблем определила внутреннюю структуру тома. Его обрамляют две главы, в которых дан панорамный взгляд на мир («Мир-Систему» в терминологии их автора). Первая из них показывает, что происходило на Западе и на Востоке накануне рассматриваемого периода, вторая — какой была эта картина в конце XVII в. Такой синхронный обзор выявляет взаимозависимость регионов мира, который становится все более тесным, а иногда и неожиданное сходство процессов, разворачивавшихся на почве разных цивилизационных традиций. Во вводном разделе находятся также главы, посвященные некоторым ключевым событиям или феноменам и общей характеристике периода — Великим географическим открытиям, научной и другим «революциям», повседневности и т. д.
Общий вводный раздел в значительной мере предваряет и первую часть тома, рассказывающую о событиях XVI столетия, века позднего Возрождения и Реформации в Европе, начала ее широкой экспансии в мире, основания колоний в Новом Свете и на Востоке. Вторая часть посвящена истории XVII в., отмеченной как чертами кризиса и упадка, так и кристаллизацией новых структур, поэтому здесь в нескольких вводных главах рассматриваются пути становления абсолютизма, экономическая конъюнктура и формирование нового художественного и культурного стиля — барокко.
В прочие разделы тома вошли страноведческие главы, а также главы, рассказывающие о судьбах отдельных регионов и народов, в тех случаях, когда логически и исторически целесообразно не разделять их на две части.
Описанный принцип позволяет уделить достаточно внимания всем регионам мира, хотя европейские страны занимают в томе особое место, как в силу начавшейся тогда европейской экспансии, так и потому, что российское издание «Всемирной истории» естественным образом отражает традиции европейской историографии. Но именно в XVI–XVII вв. благодаря расширению диалога культур и изменениям в восприятии чужих традиций создаются предпосылки для будущего отхода от этноцентристского взгляда на историю.
Многие сюжеты отдельных глав тома перекликаются, и в каждом случае авторы подходят к ним по-своему, иногда даже с противоположных позиций. Наличие разных точек зрения, которое оговаривается в соответствующих случаях, по мнению редколлегии, побуждает читателя к дальнейшему размышлению.
Мир накануне раннего Нового времени
К XV в. весь мир значительно изменился. Внимание исследователей традиционно было обращено к динамике Запада, сумевшего вырваться вперед в своем развитии, однако трудно отрицать, что беспрецедентные изменения можно было наблюдать повсюду — на суше и на море.
Новые дороги в океане
Отдаленные участки Мир-Системы Старого Света связывал Индийский океан. В XV в. пришли в упадок объединения аденских купцов карими, на протяжении нескольких веков контролировавших торговлю пряностями, а появление «Золотого флота» грозило превратить Индийский океан в «Китайское озеро». Китайские купцы плавали в этих водах и ранее, теперь за флотилиями многомачтовых джонок (баочуаней) стояла воля императора и мощь Срединной империи. Китайские экспедиции через Цейлон и Южную Индию шли на Запад, к Красному морю и Африканскому рогу. После окончательного отказа династии Мин от морской экспансии (1433) китайское присутствие в южных морях сохранялось (часто вопреки «морским запретам» императоров), но ограничивалось областями к востоку от Малаккского пролива. Для карими роковыми оказались сложности, возникшие на другом конце пути. Египетские султаны, стремясь покрыть траты на амбициозную внешнюю политику, постоянно повышали торговые пошлины, пока в 1429 г. султан Барсбай не установил монополию на торговлю пряностями, перекрыв доступ в Красное море. Вскоре режим торговли был смягчен, но карими не смогли оправиться.
Морская торговля сулила слишком большие барыши, чтобы долго находиться в упадке, а альтернативный сухопутный путь был затруднен после распада монгольской империи. Место карими заняли гуджаратские купцы, создавшие разветвленную торговую сеть между Аденом и Малаккой. В Адене на индийские корабли грузили слоновую кость, золото и африканских невольников, привезенных через Занзибар, опиум и розовую воду из Леванта, ткани, доставленные венецианцами. Затем корабли шли в Камбей или Сурат, где выгружали большую часть товаров, набирая кипы хлопковых тканей, произведенных гуджаратскими ткачами. Далее, через Каликут или Цейлон, шли в Малакку. Оттуда, передав товары малайским и китайским купцам, возвращались назад, груженые специями и китайскими товарами — шелком и фарфором. В Гуджарате и на Малабарском берегу можно было встретить персов, армян, итальянцев, татар; посетил эти места и Афанасий Никитин. Многократное удорожание товаров, шедших через Египет, сулило еще большее обогащение тем, кто обошел бы султанские препоны. Преследуя эту цель, до Индии в конце века добрались португальцы.
Атлантика еще не стала центром мировой торговли. Однако и здесь в XV в. наметилось оживление. Жан де Бетанкур, нормандский рыцарь на службе кастильского короля, приступил к завоеванию Канарских островов. Покорение местного населения — гуанчей — растянулось на столетие. Конкистадоры применяли к ним все то, что позднее обрушится на индейцев: натравливали вождей друг на друга, уничтожали непокорных. Но, как и в Новом Свете, наибольший урон туземцы понесли от завезенных европейцами микробов. Эпидемия, сократив в десять раз коренное население острова Тенерифе, сломила сопротивление гуанчей (1495).
