А еще у Петра была младшая сестра Анжела, делившая с ним родительскую квартиру, ухоженная и стильная, с большой грудью и таким же самомнением. Она давно была в разводе и воспитывала семилетнюю дочь, такую же красивую и так же уверенную в том, что весь мир ей что-то должен Побывав у них дома, я поняла, что Петр имел имел виду, когда говорил, что не может привести меня к себе. Не в смысле «пожить», а просто в гости. В трехкомнатной маломерке, общей площадью тридцать восемь квадратных метров, включая коридор и балкон, с совершенно дурацкой планировкой, жили, по сути, две абсолютно чужие семьи. Одну комнату занимала сестра с дочерью, во второй, самой большой по метражу, но, проходной, спал мой Петя на одном диване с сыном. Через нее, по диагонали, находилась комната Таи, напоминавшая скорее кладовку с окном, чем комнату, из-за своего крошечного метража и чрезмерной перегруженности мебелью. Полкомнаты занимала старая софа, на вторую половину пространства были, каким-то чудом, втиснуты трехстворчатый полированный монстр и еще один, уже книжный, шкаф. А, широкий подоконник был плотно уставлен горшками с растущими в них фикусами. Множество огромных горшков с одним и тем же растением, перекрывающим собой две трети окна.
Анжела нигде не работала, но безбедно существовала и без этой графы в своей биографии, хорошо научившись в жизни лишь одному – виртуозно раскручивать мужчин на деньги. Много лет назад она познакомилась на курорте с турком, который, хоть и был женат, но, все эти годы страстно ее любил и слал деньги с завидной регулярностью. Виделись они несколько раз в год – либо он летел к ней, либо она отправлялась к нему, но каждый месяц кругленькая сумма в конвертируемой валюте приходила на ее имя через систему Western Union. Впрочем, это не мешало Анжеле, между встречами с постоянно действующим спонсором, заводить романы и романчики с состоятельными соотечественниками. Выглядела она великолепно, общалась легко и сладкоголосо, обращаясь ко всем не как иначе, как Таюся, Максик и Петюня. Все эти сюси-пуси резали мне слух, но, когда и меня она стала называть Женюлей и Женюлечкой, я почему-то не осмелилась ее поправить. От всей этой словесной патоки слегка подташнивало, от «теплых» слов тянуло сквозняком, но, я почему-то упрямо продолжала не замечать того, чего не заметить было невозможно.
Я не просто так рассказала вам сейчас об Анжеле, персонаже, казалось бы, второстепенном. Она еще пройдется по моей судьбе, еще сыграет в ней свою роль. И в зале обрыдается зритель. И этим зрителем буду я.
Близился Новый год – и мне не терпелось побаловать всех подарками. Да и себе, вдруг, захотелось прикупить какой-нибудь праздничной одежды. Новое платье и новые туфли, и чтобы непременно на каблуке. На это нужны были деньги. Моей зарплаты на все новогодние мечты явно не хватало, ее хватало только на прожиточный минимум, на который мы с Никиткой проживали с трудом.
Я работала в Центре детского творчества руководителем театральной студии и хваталась за любую подработку: писала сценарии и статьи во всевозможные журналы, вязала шапочки и кофты на продажу, и даже лепила пельмени на пару с подругой Тамарой, которая тоже растила детей без мужа. Но, все заработанные деньги уходили, как вода в песок, моих усилий хватало только на латание дыр в бюджете, который регулярно расползался по швам и неумолимо уменьшался в размерах, съедаемый растущим организмом сына и инфляцией.
Я считала деньги и дни до Нового года и надеялась на чудо. И чудо-таки случилось – за неделю до праздника мне позвонила одна хорошая знакомая и спросила:
– Заработать хочешь?
«Она еще спрашивает!» Я знала, что Светлана занимается организацией и проведением свадеб, юбилеев и корпоративов. Занимается давно и серьезно. Вот и предположила, что меня пригласят со сценарием помочь, Светка знала, что у меня это хорошо получается. Ну, если не со сценарием, то, может быть, какие-нибудь новогодние костюмы в порядок привести, подшить чего-там с блестками или отутюжить.
– Конечно хочу! – с готовностью отозвалась я, заранее соглашаясь на все.
Но, то, что она предложила, очень сильно меня озадачило.
– Понимаешь, Жень, у нас вся Новогодняя ночь расписана по минутам. Отрабатываем в одном ресторане свою часовую программу и мчимся дальше. Но, даже на такси не всегда успеваем добраться. Вот, тебе и нужно подержать зал всего какие-то полчаса. Ну-у, от силы минут сорок!
– Что значит «подержать зал»? – похолодела я, прекрасно догадываясь о чем идет речь. Светка это знала и поэтому долго объяснять не стала. Ее ритм жизни вообще не приемлил затяжных разговоров.
– Только я тебя умоляю – никаких Снегурочек. Снегурочкой буду я, приеду со своим Дедом Морозом и Веркой Сердючкой.
– Настоящей что-ли Сердючкой? – охнула я, но, услышав в трубке раздраженный вздох «работодателя», осеклась.
– Ну хорошо… А кем тогда, если не Снегурочкой? – решила уточнить я, судорожно вспоминая какие костюмы моего размера можно отыскать в нашем Центре творчества. И поняла, что – никакие. При моем росте, объеме бедер и груди лучше всего подошел бы костюм Снежной бабы. Слепить вместе три огромных шара, залезть во внутрь и затаиться там на все полчаса до приезда Светки.
– А зал большой? – с надеждой спросила я, как-будто это имело какое-то значение. Какая разница, перед каким количеством людей позориться – пятью или пятидесятью.
– Не-е, не очень. На восемьдесят посадочных мест.
– Сколько?! – ужаснулась я, уже готовая отказаться от всей этой Новогодней авантюры, но, следующая Светкина фраза заставила меня резко сдать назад.
– Значит – договорились! Поработаешь зал полчаса, получишь свои пятьдесят баксов и свободна!
– Сколько?! – из меня выскочил тот же вопрос, но совсем в другой эмоциональной тональности. Две моих месячных зарплаты за полчаса позора!
Я никогда не боялась аудитории. Все лучшие застольные тосты всегда были мои. По жизни легко знакомилась и быстро сходилась с людьми, но, чтобы выступать за деньги перед пресыщенной публикой.
Вся предновогодняя неделя прошла у меня в смятении и страхе перед предстоящим мероприятием. Петр, конечно, расстроился, что в Новый год я буду работать, и незамедлительно предложил мне свою помощь. Я категорически отказалась.
Два дня судорожно сочиняла себе костюм и ничего умнее не придумала, как переодеться в Зайчика. Вернее, в Зайчиху. Аппетитную такую Зайчиху, в белых колготках и юбочке в горошек. Смеха ради я решила утрировать свои, и без того выдающиеся, формы, добавив себе объем попы и увеличив размер груди почти втрое, использовав для этого поролоновые вкладыши собственноручного изготовления.
Тридцатого декабря, едва проснувшись, я триста раз пожалела о том, что согласилась на предложение Светланы. Весь день я не находила себе места, думая только о грядущем позоре. Текст моего выступления, который я выписывала с такой тщательностью и учила с таким энтузиазмом, после перечтения казался мне совершенно дурацким и скучным, к тому же при попытке его отредактировать и повторить, я через слово спотыкалась и переходила на фальцет, безуспешно сглатывая образовавшийся в горле ком.
Всю предновогоднюю ночь я провела без сна, обливаясь холодным потом и считая овец, поросят, чертей и прочую живность. На утро встала разбитой и совершенно поникшей. Больше всего на свете мне хотелось позвонить и отказаться, сославшись на внезапную смертельную болезнь. Но, мое гипертрофированное чувство ответственности не позволило этого сделать.
В половине одиннадцатого я вышла из дома на негнущихся, буратиновых ногах. К счастью, до ресторана идти было не так далеко. Через двадцать минут я уже, проскользнув в подсобку, забилась в угол между тарелками с холодцом и огромным тортом, на котором ядовитым синим кремом было жирно выписано: «С Новым 1999 годом!» Торт был повернут ко мне верх тормашками, отчего безобидный набор цифр превращался в зловещее и мистическое сочетание «666». Единичка в конце – не в счет. Она уже ни на что повлиять не могла.
В подсобке было холодно. Я не сводила глаз с дьявольского послания из трех шестерок и верила в то, что это – знак. Мне хотелось, чтобы случилось что-то непредвиденно-спасительное, что-то такое, из-за чего мне не нужно будет идти в зал, к этим полупьяным, празднующим людям, ожидающим от меня чего-то яркого, веселого, незабываемого. Я была готова замерзнуть насмерть, упасть своими длинными заячьими ушами в прозрачное тело холодца и остаться в нем навсегда, впаяться в него, как мамонт в лед в эпоху знаменитого Ледникового периода.
– Ой, Зайчик! – раздался надо мной неожиданный возглас и розовощекая повариха радостно, как-то очень по-детски, всплеснула руками. – Какой хорошенький!! А вас там ищут.
Мне хотелось завопить в ответ: «Это не я! Это не меня!», но, вместо этого я послушно поднялась и обреченно поплелась в зал, с трудом переставляя задубевшие ноги в белых колготках.
