Я не сомневаюсь, что теперь моя Монте Верита нанесена на карты вместе с остальными. Быть может, рядом с вершиной уже расположен лагерь отдыха или даже отель на восточных склонах, а туристы поднимаются к двойному пику по канатной дороге. И все же я надеюсь, что не произошло полного осквернения этого места, что в полнолуние гора по-прежнему взирает на небо нетронутой и неизменной; что зимой, когда подъем на вершину становится невозможным из-за снега и льда, сильного ветра и проносящихся облаков, скала Монте Вериты и ее двойной пик, обращенный к солнцу, глядят на ослепший мир в молчании и с состраданием.
* * *
Мальчиками мы росли вместе, Виктор и я. Мы вместе учились в Мальборо[1] и в один год поступили в Кембридж.[2] Тогда мы были близкими друзьями, и если не виделись так долго после окончания университета, то только потому, что оказались в разных мирах: по службе мне часто приходилось бывать за рубежом, а Виктор был занят управлением своего имения в графстве Шропшир.
Когда мы вновь встретились, то возобновили наши дружеские отношения, как будто никогда не расставались.
Работа затягивала меня, так же, как и его. Но все же у нас было довольно свободного времени и средств, чтобы предаваться любимому занятию — скалолазанию. Современные альпинисты с их экипировкой и научными методами подготовки, конечно бы, посчитали наши походы любительскими. Но я рассказываю об идиллических временах перед Первой мировой войной и, вспоминая их, убеждаюсь, что они и были такими. В нас не было ничего от профессионалов. Два молодых человека цеплялись руками и ногами за выступающие камни в Камберленде и Уэльсе, а потом, обретя какой-то опыт, рискнули на восхождения в Южной Европе.
Со временем мы стали менее безрассудными, научились предсказывать погоду и относиться к горам с уважением — не как к противнику, которого хотели победить, а как к союзнику, которого следовало переиграть. Мы шли в горы не из жажды опасности, а из стремления добавить новый пик к списку покоренных. Нами двигало чувство, потому что мы любили вершину, которую завоевывали.
Настроение горы меняется быстрее и разнообразнее, чем у любой из женщин. Она доставляет радость, пугает, дает великий покой. Нельзя объяснить, что заставляет человека идти на вершины. В древности это, быть может, было желание достигнуть звезд. Сегодня любой, купивший билет на самолет, способен ощутить себя властелином неба. Но у него не будет скал под ногами, он не ощутит воздуха на лице, не познает тишины, которая бывает только в горах.
Когда я был молод, лучшие дни я провел в горах. И не потому, что так велика была потребность растратить энергию, занять чем-то все свои помыслы.
Нас пьянило ощущение, возникавшее пред ликом неба, которое мы называли горной лихорадкой. Виктор и я. Обычно Виктор приходил в себя первым. Он озирался вокруг, тщательно и методично продумывал спуск, в то время, как я был все еще во власти мечты, затерянный во сне, который не мог понять. Мы испытали свою выносливость, вершина была наша, но всегда оставалось еще нечто неуловимое, что я жаждал покорить и что ускользало от меня. Что-то подсказывало мне, что в этом виноват я сам. Это были хорошие дни. Лучшие дни, какие я только знавал.
Однажды летом, вскоре после моего возвращения из деловой поездки в Канаду, я получил от Виктора ужасно взволнованное письмо. Он обручился, и свадьба его была уже скоро. Она — милейшая девушка из всех, что он знал, и Виктор просил меня стать его шафером. Я ответил ему, как принято в подобных случаях, выражая восхищение и желая всяческого счастья. Сам убежденный холостяк, я считал его очередным потерянным другом, погрязшим в семейной жизни.
Невеста была родом из Уэльса и жила по ту сторону границы, как раз напротив поместья Виктора в Шропшире.
«Можешь ли поверить, — писал он во втором письме, — она никогда не поднималась даже на Сноудон![3] Придется мне взять ее образование в свои руки».
Трудно сказать, что мне понравилось бы меньше, чем перспектива тянуть за собой на какую-нибудь гору необученную девицу.
В третьем письме Виктор объявлял о своем и ее прибытии в Лондон, о суматохе и приготовлениях к свадьбе. Я пригласил их обоих к обеду. Не знаю, что я ожидал увидеть. Наверное, невысокую коренастую девушку с темными волосами и симпатичными глазами. И конечно уж, не ту красавицу, которая, подойдя ко мне и протянув руку, сказала:
— Я Анна.
В те времена, перед Первой мировой войной, девушки не пользовались косметикой. Анна не красила губы, и ее золотые волосы спадали крупными локонами. Помню, как я уставился на нее, разглядывая ее невероятную красоту, и довольный Виктор рассмеялся и сказал:
— Ну что я тебе говорил!
Мы сели обедать и вскоре все трое почувствовали себя непринужденно и свободно болтали. В характере Анны была некоторая сдержанность, придававшая ей очарование. Но поскольку она знала, что я лучший друг Виктора, я почувствовал, что принят, что в придачу к ее жениху понравился и я.
Конечно же, Виктор счастлив, сказал я себе, а все мои сомнения по поводу их свадьбы при виде Анны рассеялись.
Раз мы собрались с Виктором, разговор неизбежно обратился к горам и скалолазанию, прежде чем обед дошел до половины.
— Вы собираетесь замуж за человека, который без ума от гор, — сказал я Анне. — А, между тем, сами не поднялись ни разу даже на свой Сноудон.
— Да, ни разу, — подтвердила она.
Неуверенность в ее голосе удивила меня. Она чуть нахмурилась, и тень мелькнула в ее удивительных глазах.
— Почему? — спросил я. — Это уж почти преступление — быть родом из Уэльса и ничего не знать о своей самой высокой горе.
— Анна боится, — вмешался Виктор. — Каждый раз, когда я предлагаю ей сходить в горы, она находит отговорку.
Девушка быстро повернулась к нему.
— Нет, все не так, Виктор. Ты не понимаешь. Я не боюсь лазить.
— Тогда в чем же дело? — спросил он и сжал ее руку.
Я видел, насколько он ей предан, понимал, какое счастье их, должно быть, ожидало. Анна изучающе взглянула на меня, и вдруг я инстинктивно понял, что она скажет в следующую секунду.
— Горы требуют слишком многого. Приходится отдавать им все. И таким людям, как я, разумнее держаться от них подальше.
Я понял, что она имела в виду. По крайней мере, мне так показалось. Но поскольку я видел, как они любили друг друга, то подумал, что было бы хорошо, если бы у них появилось общее увлечение. А для этого ей нужно было лишь преодолеть свой страх.
— Просто чудесно, — воскликнул я. — Ведь у вас самый верный подход к скалолазанию. Разумеется, этому занятию приходится отдавать всего себя, но вдвоем вы все преодолеете. А Виктор не позволит замахнуться на то, что вам не под силу. Он осторожнее, чем я.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
