Но Скуластый не спешит переходить к делу. Он легко кланяется и, словно персонаж из «Игр престолов», нараспев произносит:
– Северная конфедерация приветствует клан Вашингтон-сквер. Мы – парламентеры.
Кто-то из моих бойцов прыскает. Похоже, гости услышали – разочарованно переглядываются. А чего они ждали? Церемониального ответа?
– «Парламентеры» означает… – открывает рот Скуластый.
– Мне известно, что означает «парламентеры», – обрываю я. – Сказал бы просто, что хотите поговорить.
– Хорошо. Мы хотим поговорить, ясно? Поговорить о деле.
Они тянут за веревку, уходящую им за спину, и перед нами вдруг появляется…
Свинья. Не какая-нибудь там симпатяга с хвостом-бубликом из детской книжки, а здоровая вонючая свинья.
Животный белок.
Как же они приволокли ее сюда аж с севера Манхэттена, через огромные вражеские территории? Выглядят «парламентеры» изрядно потрепанными, у одного, похоже, пулевое ранение. Во всяком случае, рука его болтается на перевязи, а кровь на ней еще не успела потемнеть. Недавняя стычка – возможно, возле Юнион-сквер. Утром я слышал стрельбу. Хотя стрельбу слышно каждое утро.
– О деле? Надеюсь, ты не замуж за свинью собрался? Хочешь в ходе «парламентских переговоров» попросить нашего благословения?
Скуластому я не нравлюсь, но у него – миссия, приходится терпеть.
– Почти, хитромудрый ты наш. Мы будем вам ее продавать.
– Понятно. Человек я здравомыслящий. Что вы за нее хотите?
– У этой свиньи куча наград, она с фермы Хансена, на севере штата, – принимается нахваливать товар гость. – По классификации Министерства сельского хозяйства – мясо высшей категории, по всем параметрам. Выше не бывает! Сертифицированная органика.
– Ты в курсе, что Министерства сельского хозяйства больше не существует? – интересуюсь я. – И что нам без разницы, органическая еда или нет?
– По барабану! Брат этой хрюшки был очень вкусным.
Я бросаю вопросительный взгляд на Фрэнка.
– На вид хороша, – пожимает плечами тот. – Большая, откормленная.
– Ладно, – кричу я Скуластому. – Тощевата, конечно, но поторговаться можно. Что вы за нее хотите?
Вот тут-то он меня и огорошивает.
– Двух девушек.
Немая пауза. На языке «Скайпа» здесь надо бы вставить смайлик с удивленно выпученными глазами.
– Повтори, пожалуйста.
Скуластый вновь переходит в режим «Властелина Колец» и отчетливо провозглашает:
– Мы готовы обменять свинью на двух особей женского пола.
Та-ак, детки, берем ручки и записываем новое слово: «сконфуженный».
– Ты имеешь в виду человеческих особей женского пола? – уточняю я.
Пришелец дергает плечом, мол – ну да, две девчонки за одну свинью, что такого?
Оживает моя рация.
– Джефферсон, чего он хочет? – доносится голос Донны. – Мне тут не слышно. Прием.
Думаю, нашей воинственной феминистке-снайперу лучше не знать о том, что эти социопаты предлагают обменять свинью на девушек (не самый лестный обменный курс, надо сказать). Я не отвечаю.
– Ал-ло-о-о! Что там у вас происходит? Прием.
– Я справлюсь сам, Донна, спасибо за поддержку. Прием.
Справлюсь, хм. А как? Пока не придумал. Девочки у бойниц выжидательно смотрят на меня.
– Эм-м… – Я прочищаю горло. – Блин, мужики, вы что несете? Если вам так одиноко, я, конечно, сочувствую, но…
– Девчонки у нас есть. Просто нужно больше, – вклинивается один из конфедератов, здоровяк с клюшкой для лакросса, в которую вставлена граната.
Почему, ну почему весь мир вокруг стал подозрительно напоминать антураж фильма «Безумный Макс»? Скуластый испепеляет здоровяка взглядом – видимо, недоволен, что кто-то из его свиты посмел открыть рот.
– Соратник прав, – заявляет Скуластый. – Девушек у нас много, и еды тоже. У нас всего много – электричества, проточной воды, чего душа пожелает. Косметики там, не знаю, разной. Смотри.
Он переводит глаза на девушку из своей группы, хорошенькую блондинку с сердитым лицом. Та выходит – точнее, ее выталкивают – вперед.
– Расскажи им про Конфедерацию, – говорит ей Скуластый. – Объясни девочкам, что опасаться им нечего.
Но блондинка молчит. Я приглядываюсь к ней повнимательней и – может, из-за упомянутого слова «косметика» – невольно замечаю толстый слой тонального крема на лице слева. Как раз там, куда пришелся бы удар правши.
Увиденное мне не нравится. И не понравилось бы, даже если б в нашем клане нашлись девушки, желающие уйти. Я не доверил бы их этим фашистам. И уж конечно, не стал бы обменивать человека на свинью, даже если при мысли о беконе начинаю захлебываться слюной.
– Можно мне пристрелить эту козу? – спрашивает Каролина.
Чем ей, интересно, не угодила пришлая блондинка?
Каролина передергивает затвор винтовки, пришлые улавливают этот звук, и с их стороны тут же доносится дружный устрашающий лязг: бряцает оружие, клацают обоймы, щелкают предохранители. Конфедераты падают кто на колени, кто на живот и берут под прицел наши бойницы.
«Сейчас полоснут по автобусу, – испуганно мелькает у меня в голове, – изрешетят армированные пластины, мы все погибнем».
– Говорит Донна. При…
Я выключаю рацию.
Куда подевался Вашинг?! Нигде его не видно. Взвалил все на «сына номер два».
– Вы что, решили в «Колл оф дьюти» поиграть?! – кричит вдруг Фрэнк. – Думаете, вам тут сетевая игра? Вай-фай хренов, да? Типа, сейчас вас всех перестреляют, а потом вы воскреснете в каком-нибудь респауне? Мы не в «Икс-боксе», чуваки! И респаунов не существует, никто не воскреснет. Так что остыньте, е-мое!
Это точно. Воскресать еще никто не научился. Кроме крыс. Им нет конца. Убьешь одну – на ее месте тут же появляется новая.
– Мост в никуда, – говорю я.
Фраза всплыла в памяти откуда-то из детства. В напряженном молчании, повисшем между готовыми поубивать друг друга людьми, она звучит громко и многозначительно.
– Что? – спрашивает Скуластый.
– Спасибо за предложение, но нет! – ору я. – Ступайте с Богом, о северные конфедераты.
– Мы пойдем к Рыболовам! – вопит в ответ Скуластый. Торгуется.
Рыболовы обитают на юге, на Саут-стрит. Живут в старом американском паруснике, если мне не изменяет память, «Пекине». Правильнее было бы звать их не рыболовами, а пиратами, но так уж сложилось.
– Передавайте им привет. Не забудьте попробовать сашими.
Однако ничего не происходит. Конфедераты лежат, где лежали. И даже, кажется, наслаждаются передышкой. Вон оно как… Никуда они отсюда не двинутся. Никакого плана Б у них нет. Им нужно вручить свинью нам. Это плохо – если выбора нет у них, значит, его нет и у нас.
– Мы ведь можем просто забрать то, что нам нужно, – заявляет Скуластый.
Нельзя демонстрировать ни намека на слабость. Вашинг говорит, даже если хищник уверен в собственной победе, он опасается жертвы: вдруг та его ранит.
– Нет, не можете. Всего хорошего – и вам, и хряку.
Они негромко совещаются…
Парень с клюшкой для лакросса тянется к кольцу своей гранаты…
И…
Выстрел.
Я часто слышал выражение «пуля пропела», но на самом деле в звуке выстрела нет ничего мелодичного. Это взрыв. Б-БАХ! На миг все чувства исчезают – в том числе и потому, что ты инстинктивно зажмуриваешься и ищешь в земле ближайшее укрытие.
– Донна, я же сказал не стрелять! – кричу в рацию.
– А я и не стреляла, Джефферсон. Прием.
Все замирают – наши люди, их люди. А потом вдруг как по команде начинают орать друг на друга, словно в сериале про бандитские разборки, – с угрозами, проклятьями, матами. Однако никто из наших не пострадал. Да и у незваных гостей, собственно, тоже все целы.
Свинья.
Глаза ее закатываются – до смешного вовремя, надо сказать. Она будто хочет рассмотреть новую дырку у себя голове. Огромная туша с грохотом валится на бок как подкошенная и дергает ногами.
– Не стрелять! – приказываю я, видя, как мои ребята (и девчата) сжимают приклады и прицеливаются.
Парочка конфедератов хватает свинью за ноги и пытается оттащить в сторону. Не тут-то было. Хрюшка и при жизни-то была тяжелой, а уж после смерти – подавно. Мертвая туша не желает помогать своим носильщикам, демонстрируя потрясающее безразличие.
Учитывая, как сложно было «парламентерам» притащить свинью сюда, в центр, вряд ли им удастся доставить ее обратно. Запах свиной крови привлечет диких собак со всей округи.
Видимо, этого Вашинг и добивался.
Мой старший брат. Он стоит на стене – высокий, красивый, – как на ладони у конфедератов, и те дружно берут его на мушку.
– Вперед, – подзадоривает их Вашинг. – Завтра мне исполняется восемнадцать.
Я старался об этом не вспоминать. Но он прав. Совсем скоро… Никакого воскрешения. Респауна не будет. И поэтому брат провоцирует пришлых его пристрелить.
Он даже не попрощался. Знаю, это чистой воды эгоизм, но ни о чем другом я думать не могу. Он даже не попрощался.
Освещенный сзади Вашинг улыбается своему будущему и, стоя на верхушке стены, напоминает памятник.
