Демин невольно посторонился, когда мимо него проносили к машине пострадавших. Да, будь у них хоть немного самообладания... Ведь можно было вышибить окна, двери. Неужели все оказались настолько пьяны? Обычно кто-то остается трезвее, крепче держится на ногах, лучше соображает... А эти... Судя по их виду, предстоит еще опознание, придется устанавливать, кто есть кто...
Подошли два оперативника — Гольцов и Пичугин. Перемазанные в саже, они были в эту минуту похожи друг на друга. Молча постояли, глядя, как задвигают носилки в машину «скорой помощи».
— Что будем делать, Валентин Сергеевич? — спросил Пичугин.
— Все, как обычно, ребята. На улице полно народу, постарайтесь узнать все, что можно. Чей дом, кто пострадал, как понимать пожар, какие слухи ходят... Я буду здесь, если что узнаете срочное — сразу ко мне. Договорились?
— Все ясно, — сказал Гольцов.
— Что говорят пожарные?
— Электрику они исключают полностью. Да и соседи утверждают, что, когда начался пожар, свет еще горел в доме.
— Что же тогда? Керосин, керогаз, примус?
— Все это слишком сложные приборы, чтобы ими можно было пользоваться в пьяном состоянии, — заметил Пичугин.
— Может, потому и пожар?
— В доме нет даже остатков этих сооружений, — сказал Гольцов.
— Значит, курево?
— Не исключено, — неуверенно ответил Пичугин. — Если у них и было курево, то оно сгорело.
— Хорошо. Поговорите с соседями, а я пока осмотрю дом.
Демин не без опаски прошел в черный проем. От него еще исходил жар. Под ногами плескалась вода. Черный комод украшала прокопченная балеринка на одной ножке — она продолжала свой танец. Смазанная полуулыбка, руки, протянутые к чему-то радостному, вскинутая нога... Вот только край пачки оплавился, и с нее стекала застывшая капля пластмассы.
Дом был построен на двух хозяев, причем обе половины сделаны вполне самостоятельными, в каждой сени, кладовки, кухни. Но в то же время между половинами дома предусмотрен свободный проход. Дверь, правда, выгорела начисто, только металлическая щеколда болталась на раме.
— Мы свою работу заканчиваем, вы только начинаете, — улыбнулся пожарный, показав белые зубы. — Но не думаю, что и вы здесь задержитесь.
— Все настолько очевидно? — спросил Демин.
— Как пареная репа. Пожар возник вон в той комнате. Окна целые, никто даже не пытался вырваться наружу. Когда мы приехали, в сенях еще лампочка горела. Так что замыкание исключено.
— Что же тогда?
— Сказать трудно, но если вас интересуют мои соображения... Вот остатки рубанка, вот какая-то непристроенная доска... Возможно, ее подгоняли для чего-то, скамью, например, выстругивали, полку, мало ли... Значит, на полу были стружки, щепки... Дальше все понятно. Вполне достаточно спички, папироски, искры...
— Когда вы приехали, дом уже вовсю горел?
— Гудел! — воскликнул пожарный. — Перегородки деревянные, сухие, возможно, чердак был набит сеном, видимо, для скотины приготовлено... Опоздай мы на десять минут... От коровы одно жаркое осталось бы, да, боюсь, сильно подгорелое.
— Никаких несуразностей не заметили?
— Это уже по вашей части, — усмехнулся пожарный. — Вам виднее.
Демин еще раз окинул взглядом обожженные стены, потолок, прогоревшие перегородки. Сквозь черные проемы окон уже начал просачиваться серый свет утра. Зябко передернув плечами, Демин вышел во двор.
— По какому случаю был праздник? — спросил он У женщины, стоявшей у ворот.
— Ну как же... Собрались люди... Выпили. Может, для того и собрались. — Женщина несмело улыбнулась, понимая, что улыбаться в такой обстановке не совсем удобно.
— Вы знаете этих... пострадавших?
— Старика знаю, хозяина. Кто еще... Мог быть кто угодно, у него всегда дым коромыслом.
— Кто еще в доме жил?
— Половину дома квартирантам сдавал. Дергачевым. Муж и жена. Развеселая пара, не зря старику приглянулись. А я здесь, через дорогу, живу. Все боялась, что огонь перекинется, но обошлось. — Женщина еще раз придирчиво осмотрела пожарище.
И только тогда Демин обратил внимание на ворота. Их так и хотелось назвать купеческими. Сделанные из толстых, плотно подогнанных досок, укрепленные на громадных кованых петлях, они не позволяли с улицы заглянуть во двор, увидеть жизнь обитателей дома. Над воротами был сооружен двускатный козырек. Врезанная калитка тоже сработана из тех же плотных досок. Выкованные мастером петли, щеколды, ручки — все было рассчитано на годы, во всем чувствовалась добротность, которую ныне увидишь нечасто. Все как-то временно делаем, впопыхах, мысленно ворчал Демин, словно завтра же предстояло все переделывать. И действительно, переделываем, хотя и без того есть чем заняться. Освежаем себе жизнь новыми заботами, нас будто охватила боязнь собственной недолговечности перед добротно сделанными вещами.
А дом все еще тлел, шипели в снегу головешки, поднимался розовый в лучах солнца дымок, и весенний ветер раскачивал обгоревшие ветви яблонь.
2
Наутро Демин чувствовал себя разбитым, и не было у него никакого желания заниматься чем бы то ни было. Правда, холодный душ и чашка кофе немного поправили его настроение, но не настолько, чтобы ощутить себя готовым к каким-то действиям. К электричке он шел медленно, запрокинув голову и прижав затылок к плечам. Но голова оставалась тяжелой, и все события прошедшей ночи вспоминались как невнятный сон. В вагоне он сел к окну, тут же заснул, и только сочувствие женщины, разбудившей его, на конечной станции, спасло его, иначе пришлось бы по шпалам добираться из железнодорожного тупика.
Подходя к управлению, Демин попытался как-то разобраться в своих ночных впечатлениях, составить о них четкое мнение, но они представлялись неясно, словно подернутые дымком, впрочем, каким дымком, самым настоящим дымом. Было ощущение, что он видел сгоревший дом, пострадавших людей на подтаявшем мартовском снегу не этой ночью, а, по крайней мере, год назад.
— Что скажешь? — спросил его Рожнов.
— У пострадавших, видимо, был большой праздник. Они собрались, выпили, посидели, расслабились... Может быть, вспомнили молодость, времена далекие и невозвратные, когда все было прекрасно... Да, Иван Константинович, от праздников ждут чего-то большего, нежели от будней, и людям так не хочется, чтобы эти их ожидания оказались пустыми... Поэтому, когда ничего в праздники не происходит, они силком стараются наполнить их если не радостью, то хотя бы радостными криками.
— Продолжай, Демин, я внимательно тебя слушаю, — проговорил Рожнов. — Вижу, ты отдохнул, мыслишь свежо и проницательно, уверен, что ты выведешь нас на верную дорогу.
Рожнов положил на холодное настольное стекло плотные тяжелые ладони, остудил их, потом прижал к вискам. Заметив пристальный взгляд Демина, смутился.
— Понимаешь, — сказал Рожнов, — я могу сутками не есть, неделями куда-то мчаться, годами не ходить в отпуск, но я не могу не спать, не могу, что делать... Ты что-то говорил о выпивке?
— Я хотел только сказать, что выпивка и уважение ближних часто взаимосвязаны. Выпивка сделалась формой общения, вам не кажется, Иван Константинович?
Рожнов шумно вздохнул, перевернул листок календаря, посмотрел на часы.
— Мне нравится твоя вдумчивость, Демин, — сказал он серьезно. — Это хорошее качество. Надеюсь, оно окажется полезным. Кстати, хозяин дома, этот Жигунов, когда-то был известным человеком в городе. Последнее время старик запил, хотя особых причин вроде и нет...
Подходя к своему кабинету, Демин услышал за дверью телефонные звонки. «Что-то последнее время события поторапливают меня, — подумал озадаченно. — Дома звонят, здесь кому-то невтерпеж...»
— Да! — крикнул он в трубку. — Слушаю!
— Демин? Доброе утро, Валентин Сергеевич, — прозвучал неторопливый, даже слегка замедленный голос, и Демин сразу догадался — медэксперт.
— Здравствуйте, Степан Александрович. С вашей стороны очень любезно...
— Я же сказал вчера, что позвоню.
— Спасибо, Степа. Ты настоящий друг.
— Скажи, Валя, только откровенно, что ты думаешь о ночном пожаре?
— Версия напрашивается сама по себе... Собралась компания... Крепко выпили, некоторые отключились... Кто-то захотел покурить... И так далее. Может быть, в деталях что-то путаю, но пожарные склоняются именно к такой мысли.
— Пожарные? — эксперт усмехнулся. — Так ведь это... Как бы тебе сказать понятнее... Труп в наличии.
— Да, я знаю. А как остальные?
— Держатся пока... Но состояние тяжелое.
— Понимаю, ожоги...
— При чем здесь ожоги? — спросил эксперт с таким наивным удивлением, что у Демина екнуло сердце.
— Ладно, — сказал Демин. — Я приготовился. Бей.
— Я не бью, Валя, я протягиваю тебе руку помощи. Ухватился? Смерть наступила от сильного удара по голове твердым тупым предметом. Поскольку ночью было много копоти, дыма, потом еще пожарные все залили... Не разглядел я, да и ты тоже... А на свету все стало на свои места. Не зря говорится — утро вечера мудренее.
