– Да, – с лицом, покрывшимся красными пятнами от злости, кардинал растерял остатки спокойствия, – я лично подписал приказ о вашей казни! И знаете, почему? Такие, как вы – враги церкви! Скрываясь под маской благочестия, вы разваливаете церковь, своими мыслями и идеями уничтожая еe изнутри! А ведь церковь – один из оплотов порядка в мире, без церкви мир погрузится в пучину анархии и мракобесия! Пасторы в обмен на пожертвования вселяют в души людские веру в заповеди божии. Паладины церкви, существующие за счeт пожертвований, огнeм и мечом поддерживают веру в бога!
– Да, тут как раз вы правы, говоря о способе получения мзды. Церковь, огнeм и мечом насаждая веру в бога и обязанность сбора пожертвований, давно изжила себя, став паразитом на теле народа. Высокими словами о боге церковь прикрывает свои грязные дела по захвату власти и отъему денег у простого народа. Не такой мир мечтал увидеть господь наш.
– А вы знаете, о чeм мечтал господь? Как будет мир жить без церкви?
– Хорошо будет жить. Вера в бога в душах людских не будет зависеть от таких, как вы. Мир станет чище. Люди устремятся к богу, желая стать лучше и мудрее. Ведь господу нашему нужны друзья и соратники, ему не нужны покорные и тупые рабы. Создавая людей по образу и подобию своему, господь надеялся, что в будущем люди вырастут, достигнув уровня бога, и он не будет так одинок. Это и будет рай. А ад… Если господь бог разочаруется в нашем мире и увидит, что его старания обрести друзей и соратников не увенчались успехом – он уничтожит своe творение и создаст другой мир, учтя предыдущие ошибки. Новый мир, возможно, будет лучше и чище нашего, но нас с вами в нeм уже не будет. Возможно, господь бог и возьмeт некоторые души в новый мир, а вот остальные, не оправдавшие его надежд, будут уничтожены вместе со старым. Так гончар, вылепив неудачный кувшин, сминает его, пока глина не застыла, и из получившегося комка лепит новый кувшин, лучше предыдущего. И будет уничтожать неудавшиеся творения до тех пор, пока не создаст шедевр. Наш мир пока – как тот кувшин, и лишь от нас зависит, застынет ли глина, принявшая образ величайшего и совершенного творения, или господь сомнeт наш мир в ком, уничтожит, дабы на его месте создать очередное своe творение, ибо господь – творец, а не рабовладелец. Такие, как вы, упорно толкают наш мир к гибели, в ад, и всe меньше и меньше рождается людей, у которых частица творца горит настолько ярко, чтобы превратиться в костeр. Моя частица разгорелась достаточно, чтобы я знал – я не погибну, но возрожусь после смерти в другом теле. Тело моe завтра будет сожжено, но сжечь мою душу вы не сможете. Мне вы повредить не в состоянии, зато деяниями своими вы уже погрузили душу свою во мрак. Мне жаль, господин кардинал, но душа ваша настолько черна, что после смерти вашего тела она уже никогда не сможет возродиться и будет уничтожена. Для вас это будет ад. Я плохо вижу будущее, но ваше могу предсказать. Завтра, после церемонии моего сожжения, вы почувствуете себя плохо. Потом у вас отнимутся левая рука и левая нога. Затем, парализованный, вы потеряете способность говорить и упадeте в обморок. Посчитав вас умершим, вас похоронят заживо. Вы умрeте в муках, кардинал, умрeте в ясном сознании, но не имея возможности пошевелить руками и ногами и не в силах сказать ни одного слова. Вы умрeте, понимая, что навсегда исчезаете из этого мира – отягощeнная злом душа ваша не сможет переродиться и погибнет. Вы слишком много грешили, и чаша терпения господа нашего переполнена. Прощайте…
Глава 1
В нашем мире возможно всe…
Если же кто-то вам скажет,
что что-то невозможно —
значит, он просто
недостаточно сильно этого хотел.
Андрей неподвижно сидел на пригорке у излучины реки, скрестив ноги в позе лотоса и отстраненно наблюдая за садившимся в густые сибирские ели солнцем. Закат пламенел багряными отблесками на небольших облаках, редкими хлопьями рассыпавшихся по закатному небу. Конец лета в Сибири выдался в этом году необычайно жарким, в душном неподвижном воздухе стоял пряный запах выгорающей на солнце хвои и терпкий аромат сибирского разнотравья. С пригорка открывался достойный кисти художника вид на бескрайнюю тайгу, легкими зелеными волнами огибающую сопки и скрывающуюся за горизонтом. Внизу, под пригорком, на песчаной косе покачивался на волнах полувытащенный на берег и привязанный к колышку, чтобы не унесло течением, большой надувной темно-зеленый катамаран. За спиной стояла прочно закреплeнная вбитыми в землю алюминиевыми колышками старая, видавшая виды армейская брезентовая шестиместная палатка, рядом горел в предусмотрительно выкопанной ямке, обложенной несколькими каменными окатышами, небольшой костерок. Над костром в закопченном котелке с плоским дном, закреплeнном на невысокой тонкой треноге, булькала уха, разнося по полянке ароматные запахи пшена, специй и вареной рыбы. Легкий дымок теплым потоком поднимался вертикально вверх, чтобы в синей закатной вышине рассеяться без остатка. Летний день уходил, природа, убаюканная тишиной, засыпала, и Андрей наслаждался последними минутами уходящей безмятежности. Темнеющее на востоке небо с редкими проявляющимися звездами уже мостило дорогу ночи. Пройдет ещe немного времени, и вслед за ушедшим солнцем над вершинами елей пронесется первый порыв прохладного ночного ветерка. А это значит, что надо вставать, идти снимать с костра горячую наваристую уху, ужинать и ложиться спать, чтобы с первой утренней прохладой вынырнуть из палатки в зябкий рассветный туман, доесть остатки остывшей ухи, помыть в прохладной речной воде котелок и ложку, уложить их в специальную сумку в катамаране и, закрыв глаза, с головой нырнуть в прохладную черную рассветную воду…
Очередное утро в тайге прошло так же, как и все предыдущие на протяжении последних двух недель его добровольного одиночества. Традиционное купание освежило, прогнав остатки сна, короткий яростный десятиминутный заплыв против течения разогрел мышцы, к окончанию купания слегка гудящие от нагрузки, и Андрей снова занял излюбленное место на пригорке, сев и повернувшись лицом на восток, скрестив ноги и положив на них руки ладонями вверх. Ритуал встречи солнца, как и ритуал его проводов не изменился ни на йоту за две проведенные на этом холме недели. Вдали от цивилизации, один на один с дикой природой, Андрей медитировал, сливаясь с миром, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Забыться в единении с природой – что может быть прекраснее? Холодные капли воды стекали по обнаженному телу, не успевая высохнуть в прохладном утреннем воздухе, собираясь в ложбинках на кубиках пресса, перевитых жгутами мышц предплечий, и в лужице на примятой траве под неподвижным телом.
Почему последние четыре года в конце лета Андрей сбегал от городской действительности в дикие таежные дебри? Он и сам не мог дать себе правдивого ответа… А, скорее всего, мог, но боялся признаться в ответе самому себе. Ещe четыре года назад Андрею казалось, что у него есть всe, о чем только может мечтать человек в наше время. Квартира, хорошая работа, хобби, семья, любимая жена и дети…
Жена… Когда-то у него действительно была жена, с которой он познакомился ещe в далекие студенческие годы, когда, отслужив положенные два года в армии, всe же поступил в институт. Андрей и до армии был не слабым парнем. Родители наградили его ростом под метр восемьдесят и неплохой фигурой, чему в немалой степени способствовало сначала серьeзное, на уровне КМС, увлечение спортивной гимнастикой, а затем дзюдо, в котором Андрей добился не меньших успехов. После школы поступить в институт с первого раза не удалось – не хватило нескольких баллов на выбранную специальность. С детства мечтая о небе, он хотел конструировать самолeты, а идти куда попало, просто ради диплома, не хотелось. На призывном пункте спортивного паренька приметили, и его тягу к небу учли, определив в воздушно-десантные войска. Жизнь в первый раз преподала Андрею суровый урок – Советский союз в те времена отстаивал идеи социализма с помощью сапог и автоматов своих солдат. Именовалось это, правда, гордым словосочетанием «интернациональная помощь». Возможно, это действительно так и было – не Андрею с его восемнадцатилетним жизненным опытом судить, однако к увольнению он уже успел повоевать, даже награды имелись. Железом на груди, вернувшись на гражданку, Андрей не светил – неудобно было, да и лучшей наградой для себя он считал то, что вернулся живым и здоровым. Насколько помогло ему в этом юношеское увлечение дзюдо – никто не считал, но сам Андрей был уверен, что оно спасло ему жизнь. Опыт спортивных схваток на татами, чувство противника, привычка, а возможно, умение предсказать его действия – то, что обычно называют интуицией, проросло и укоренилось в нeм за два года беспокойной службы. За это время он привык доверять своей интуиции, иррациональному чувству опасности или тяжелого чужого взгляда, буравящего затылок, сроднился с этой способностью…
