Тут ведь понимать надоть! Чай не плесень пещерная, а вовсе даже — казенное имусчество! Вот испортишь струмент, я тебя её чинить заставлю. Как хошь, так и вертись — хучь все волосья себе повыдергивай, а имусчество в каптерку возверни!
А вот мне без разницы, где ты эти самые волосья возьмешь! Раз голова бритая, занчит из задницы надергаешь!!!
Старание — оно основа, как там ее? Циви–ли–взад–ции! Во!
Служил я, помнится, в Гобляндии. Аккурат в анжинерно–саперной бригаде — в роте мехобеспечения. Аэродром мы там строили.
Место приграничное — беспокойное. По обе стороны гоблюки живут, токмо племена разные. Те, что у нас — Йощетингами кличут. А те что за кордоном селились — все сплошь ГрызУнами назывались… Ну и война у них меж собой постоянная. Не то чтобы кажный день, но раз в неделю — завсегда. Поубивать там, пограбить — этож у гоблинов главное развлекалово. Они ж ни для чего другого не приспособлены — воевать, воровать, брюкву растить, чачу из энтой самой брюквы гнать да песни хором петь неприятственные.
Так о чем это я?
А! Ну, да…
Служба там — трудная. Скука — смертная. Ни подраться, ни нажраться, ни с бабой побаловаться…
Драться меж собой — устав не велит. А с гоблюками — нету спортивного интересу. Тошщия все, мелкие, вечно на корточках сидят, тоскуют… Даже если вполсилы бить, то семерых одним ударом положишь — к гадалке не ходи!
Пива у них вообще нету, одна токмо чача из брюквы. На нее и смотреть–то противно, не то шоб — пить! А уж запах…
Бабы — одно название. Кривоногие, носатые да ушастые и галдят как куры — без толку да без умолку…
В общем — условия там, для нас — орков, шибко тяжелые и без старания там никак нельзя!!!
Без старания, салага, ты и на бабу не влезешь! А ежели и влезешь, то не обиходишь! А не обиходишь — дык, и не обрюхатишь!
Вот помню, была у меня полуорочка! Баба — огонь, хучь и тощевата слегка, зато гута–вперчивая! Бывало так ее вперчиваешь, со всем, стало быть, тщанием да старанием, ажно пот в шесть ручьев. А она изгибается вся, аки змея…
Дык, о чем это я?
О бабах? О каких, нахрен, бабах?
Я тебе, барану средиземскому, о старании толкую!
Слухай сюды!!!
Вызывает меня как–то наш командир бригады полуполковник Гольфимбуль. Матерый был мужик — полведра самогона из гидравлической жидкости без закуси употреблял. А там ведь выхлоп такой — насекомые на лету сгорають!
Все дело в… Как бишь ея курву? В конЦумации? Или в конСентрации? Ну, не важно…
Э! Э! Э–э–э! Ты чо творишь, олух илуватаровый? Ты как полосы рисуешь? Это ж — караульная будка, а не арестантская роба!!!
А ну замазывай и малюй по новой! Да не отвлекайся!
Так вот. Вызывает, стало быть, меня полуполковник и говорит: Давай–ка Моргуд пулей в Северную Долину! Там какие–то бараны, что всяких козлов хуже, на тяжелом бульдозере–укладчике редуктор запороли. Стало быть — надобно все исправить и обеспечить!
Ну, я чего? Я ж — завсегда! Через левое плечо — кру–у–у–гом! Ша–га–ам — арш!!!
Погрузили мы ремкомплект да запасной редуктор в транспорт типа «арба», с двигателем в одну ослиную силу, и двинулись со всей возможной расторопностью.
Да не было на базе грузовика! Не дурней тебя! У нас их на хозяйстве всего–то два было. Дык, один — за жратвой на станцию железнодорожную умотал, а у второго — тормоза не работают. А в горах без тормозов — только гоблины.
Доехали мы без приключений, за три часа всего.
Смотрим — стоит укладчик, возля него часовой с винтарем… И тишина–а–а–а…
- Стой! Кто идет? — Часовой за свою пукалку схватился. — Пароль?
- Иди в жопу, урюк малахольный! Не видишь — рембригада приехала?
- А! Дык, это вы, господин мех–старшина?
- Кто ж еще–то? Кому ты, нахрен, сдался?
- Никак нет, господин мех–старшина! Никому я не сдавался! Я вообще один тут стою!
Такой же мумак тупоголовый, как и ты, салага! Как вам только оружие выдают? Вот я бы — и коровьей лепешки не доверил…
Разгрузились мы и — за работу!!!
Помощник у меня был дельный: Шахгар — рубаха парень из темнодольских. Золотые руки. За два часа редуктор заменили!
А все почему?
Потому что со всем тщанием да старанием!
Ты, салага, запоминай! Я тебе энту истину хучь молотком, но вобью! Дабы припомнил, когда пригодиться!
Исправили мы, стало быть, технику. Я руки отираю да и говорю часовому:
- Ну, боец! Вот тебе твой укладчик! А мы на базу поехали!
- Никак нет! — блеет часовой. — Не мой энто укладчик! А вовсе даже — 1–ой тяжелой анжинерной роты! И надо вам, господин мех–старшина, казенное имусчество доставить к месту службы самоходом! Вот даже пакет от мех–лейтенанта Вадра для вас имеется!
- И где ты этот пакет прятал, выкидыш горноматки? Раньше не мог сказать?
- Не велено было, господин мех–старшина! Господин мех–лейтенант приказал отдать токмо после того, как вы укладчик почините!
- Так и сказал?
- Не то, чтобы совсем так! Сказал: «Не вздумай, урод косорылый, сразу цидулю отдавать! А не то ремонтеры тебе в рожу плюнут и уедут!».
- От оно как…
Хитер мех–лейтенант. Я бы, клянусь яйцами Мелькора, так бы и сделал! А ежели что, сказать, что техника неремонтопригодная — никогда не поздно!
Развернул я пакет и читаю, что укладчик надо самоходом отогнать в Хинкальскую долину — через Лохский тоннель. И сдать в распоряжение 1–ой роты.
Делать нечего — сели да поехали. Ослика с арбой токмо сзади к стреле принайтовали, шоб не потерялся…
Ехали долго… Укладчик — это ж тебе не грузовик… И даже не осел — на ушастом и то шустрее выходит.
Часов шесть ползли до тоннеля, потом еще столько же через тоннель. Когда наружу вылезли — уже стемнело.
Что делать?
Выполнять боевую задачу со всем тщанием и старанием!
Дорога там одна — не заблудимся. До реки и налево… А там до расположения 1–ой роты — рукой подать.
Кто ж знал, что там еще старая дорога есть — с древних времен. Еще, кажись, протоорки строили!
Тут, как назло, у местных гоблюков очередная война случилась.
Эти, которые — грызУны, на наших щетинистых напали.
ГрызУны энти — они шибко воинственные, особливо, ежели толпой на одного. Вождь у них тогда был — дюже до чужого добра жадный.
Звали его то ли — «Вертизадом», то ли «Шевелижопой»… Уж и не упомню!
Злой был — просто жуть какая. Говорят, поедал врагов вместе с одежей!!! Про врагов не скажу, а вот одежку он может и жрал когда — с голодухи…
Ударила энтому «Жопо–шевили» моча в голову — решил он всю гобляндию завоевать. Мол, так и так — великий пророк Мимин, который кур грузил, обещал ему победу.
А тут и эльфы тут как тут!
Как же им жить, ежели нам не гадить?
Уж на что они гоблюков не любят, да и то решили им оружия подкинуть и советников прислали. Советовать — как им ловчее убивать да грабить!
Вот такие либера–стРические ценности!
Что такое «Либера–стРические»? Словечко–то мудреное, эльфейское — типа, ежели с нашей подачки, то любое дерьмо правей правого будет. И шоб, непременно про свободу было помянуто!
А мы, меж тем, на старую дорогу съехали — и чешем себе вперед, со всем тщанием! Укладчик ползет себе в час по наперстку — и мы вместе с ним. Всю ночь ехали: мы с Шахгаром за рычагами менялись, а солдатик на платформе дремал.
Ну и на рассвете столкнулись мы нос–К–носу со всей грызУнской армией, да с инструкторами эльфийскими.
Оружия у нас — в самый раз: у часового — винтарь, у меня — револьверт, а у Шахгара и вовсе — топорик саперный. Плюс — ковш и стрела на укладчике и осел с арбой в арьергарде.
Во — попали!
Страшно? Не ссы, салага! Вишь, я живой рядом с тобой сижу? А все потому, что нет препятствий для того, кто к делу со всем тщанием и старанием подходит!
Что дальше было?
Дальше мы в кабину все залезли, винтарь — в одно окно, револьверт — в другое, и — по газам. И с песней!
«Три сапера, три веселых друга…»
В общем, на слабо мы их взяли. Они–то на рассвете тихо крались — восемь тысяч рыл, дома грабить, да сонных резать.
А тут мы…
Да на охренительной байде в три тысячи пудов весом! Да на гусеницах! Да со стрелой двадцатиярдовой!
Так что, бежали, энти самые ГрызУны, так, что всех эльфийских советчиков нахрен затоптали!!! И за сто верст, только — остановились!!!
Хабара мы тогда взяли — богато. Одних винтовок — штук сто.
А все почему?
Потому что — во всем нужно тщание да старание! И ежели у тебя на очке не кругло, то и сиди у себя, в своей ГрызУнии и к суседям не лезь.
А с нами что?
Скандал был… Газеты писали — «Тысячи орковских панцеров поперли… А, нет — попрали свободу маленькой гордой ГрызУнии». Обкопация, мол, и терроризьм.
Война, мать ее!
