– Ты слышишь меня? – ровно с той же интонацией повторил голос. – Ты слышишиь меня?
– Слышу… – Глухо произнес Дманя, и горло его шевелилось как-то не так, как он привык.
– Как тебя зовут?
– Сбышко… кличут…
– Как ты себя чувствуешь? – видимо замешкался Дманя, потому что голос опять повторил, – Как ты себя чувствуешь?
– Грузно… Истомно мне… прошептал Дманя. – Не могу пошевелить… ни рукой ни ногой… А ты… кто?
– Подожди, сейчас ты сможешь открыть глаза, – пообещал голос.
И действительно, Дманя почувствовал, что опять владеет своими веками. Он распахнул глаза. И увидел что темно. Над ним была бездонная чернота ночного неба усыпанного звездами. Но что-то закрывало часть звезд, и пока Дманя соображал, это что-то засветилось над ним зеленоватым мерцающим дивным светом.
– Ты кто? – потрясенно повтрил Дманя.
– Сбышко, – голос не обрел ни мужского ни женского, но стал вдруг торжественым и проникновенным – я посланец твоих богов. От Рода в Триглаве единого. От Белобога, от Чернобога. Шлют они через меня тебе свою весть.
– Так я, что… Умер?.. – Пробормотал Дманя.
– Да, Сбышко. – Ласково подтвердил голос. – Ты свое прожил, и умер на этом поле.
– И… куда ты меня поведешь, вестник?
– Не спеши Сбышко. Не пришла мне еще пора отнести тебя в благословенный лебединый край. Боги уготовили тебе другую судьбу. Я по их наказу давно следил за тобой. Ты еще не все завершил. Но ответь мне сперва, Сбышко, есть ли у тебя женщина?
– Есть…
– Её Малушей звать, – полувопросительно полуутвердительно изрек вестник.
– Откуда ты?..
– Мне все ведомо. – Прервал голос. – Я ведь вестник. Или я неправду сказал?
– Правду. Малуша моя… Её перед Родом в жены взял.
– А детей вас пока нет.
– Нету, – Сбышко почувствовал, что губы его вроде как немного разработались. – Не приспели мы…
– Разве не жалеешь о том, что не оставил детей? – Спросил голос. – Что не оставил ты свой Малуше о себе память, своей крови продолжение, своему племени рост?
– Как ж не жалеть…О том и думал, пока враг подступал. Об этом печаловал… – Проборомтал Дманя.
– Разве не знаешь, что не оставить потомства, это нарушение перед Родом? – Продолжал голос.
– Ведаю, вестник…
– Знай же Сбышко, что боги уготовали тебе стать отцом многих словен. Твоя смерть нарушения желания всеотца-Рода. Но могущество его таково, что Морена-смерть по его приказу на время отпустила тебя. Должен ты вернуться к своей Малуше, и оставить в ней свое семя, напитать её будущей жизнью.
– Вестник, – Изумился Дманя. – как-же?..
– Ужель, Сбышко, хочегь ты воспротивится воле самого всеотца-Рода?! – Голос вестника налился гневом, и ярче напитался зеленым светом шар.
– Что ты… О таком и помыслить не смею. Только… Как же я смогу… Ведь, ежели умер? Да не владею ни рукой-ни ногой?
– Сейчас будешь владеть, – торжественно пообещал шар. – Восстань же, Сбышко!
И действительно, в тот де момент Сбышко почувствовал, что к нему вернулись во владение его руки и ноги. Они еще немного плохо гнулись, но он пошевелил ими, встал, неловко распрямился, и начал выбираться из канавы. Шар все время плыл рядом с ним. Сбышко же непривычно шевелил своими конечностями. Он чувствовал себя так, будто залез в рубаху сшитую не по размеру. Только вот вместо рубахи было свое тело. Свое, а ощущалось теперь как чужое…
– Готов ли? – Спросил голос.
– Вестник, обожди… – Попросил Дманя.
– Что?
– Неправду я в этом какаую-то чую. Разве можно теперь мне… Разве можно мертвому мою живую Малушу любить? Разве по правде так?
– Ты ведь не совсем мертвый Сбышко. – Ласково сказал голос. – Ты сейчас на границе жизни и смерти. По воле богов не даю я угаснуть в тебе чудесной искре живого огня. Ради жизни, ради Рода продолжишь ты свою кровь с любимой. Она вырастет твоих детей, а когда придет ей срок, ты встретишь её на зеленых небесах. Что же в том неправедного Сбышко?
– Вроде и верно, вестник… – Почесал голову Дманя. – Ничего. Только… Смогу ли исполнить мужское?
– Сможешь Сбышко. – Уверенно ответил голос. – Твое тело для меня как для кузнеца железная крица. Я про него все ведаю. Я держу его в домне жизни, не даю ни остынуть ни перекалиться. Все ты исполнишь как надобно. И у Малуши нужные дни. Я вестник. Я все ведаю!
– Я ведь напугаю её… Она увидит рану! – Сбышко поднес руку туда, где уязвило его копье. Но раны на голове не было.
– Нет у тебя раны, Сбышко. Я соткал её в целое, как опытная мастерица сплетает ткань. Не тревожься. Ты будешь выглядеть как она привыкла. Может только будешь бледным. Но ночью она это и не заметит заметит.
– Я должен прийти к ней ночью? – Встревожился Дманя. – Ночь время нечистых дел. Разве богам не пристало творить своих дел на ясном свету?
– И ночь, и день, – все от богов, Сбышко. – Важно скзал голос. – Ночью ты придешь для того, чтоб не видели тебя другие люди. Кто сейчас знает, успел ты заронить при жизни семя в Малушу, или нет? Если появится у ней твои дети, это не вызовет пересудов.
– Так ведь Малуша расскажет…
– Не расскажет. Я ей явлюсь, и на то от богов положу строгий запрет.
– Вестник. Не обмани меня. – Затряс головой Дманя. – Дивно мне и тревожно. Я ведь не обратился в ночную нечисть? Не стал упырем?
– Почто у тебя такие мысли, Сбышко?
– Оттого что после смерти душа должна расправлять крылья, и говорят, необыковенную легкость испытывает человек, а я в своем теле как чужой. Оттого что посылаешь меня ночью к Малуше, как вора.
– Не тревожь дущу сомнением, – ласково увещевал голос. – Пошто ночью тебя посылаю, уже сказал. Легкость к тебе придет, когда умрешь окончательно, и я понесу тебя через все девять зеленых небес. А что не упырь, – то ты сам увидишь утром. Тебе ведь еще целый день идти до тайной ухоронке на болоте, как раз к ночи дойдешь. Ты же сам знаешь, по свету упыри не ходят. Иди! Когда придешь к вашему тайному стану, я провожу тебя к Малуше, так чтобы ты не встретил других.
– Хорошо. Пойду. А… что потом?
– Потом попрощайся с ней и уходи.
– Куда?
– Болото рядом, Сбышко. Туда положи свое тело. А дух твой я вознесу к хрустальному небесному своду.
– Обещай мне что мое тело не останется бродить рядом с нашим станом и вредить живым! – Взмолился Дманя.
– Обещаю, Сбышко. – Самым доверительным голосом пообещал вестник. – Верь мне. Тело твое сейчас живет только моей силой, по веление богов. Как только ты исполнишь, что должен, оно возвратится к покою. Ну, иди же! Иди за мной! Я сам поведу тебя.
И Дманя пошел, неловко перебирая ногами. Спотыкаясь о лежащие тела, и распугивая воронье. Не ощущая привычной легкости молодого тела, но зато чуя в себе иную силу, которая позволяла ему идти вовсе без устали. Сердце тяжело и глухо, но очень ритмично гнало его кровь. И он спешил, пробираясь за сотканным из сияния шаром, похожим на разгоревшийся болотный огонь. Вестник указывал ему светом путь. Вестник ободрял его, отпугивал с его пути животных, внезапно ощущавших своими чуткими ушами пугавший их низкий звук, который для людей был вовсе неслышим. Вестник был доволенн. Все шло как надо. Накладки у него случались релко. Из этих накладок, правда, и родились со временем легенды о женах, что заклинали мужчин вернутся с войны что бы не случилось, и о мертвых воинах, что приезжают за суженными по ночам на черных конях пыхающих из нохдрей адским жаром, и увозят девушек, дабы положить с собой в гостепримино распахнутую могилу. Подобные сказания были у многих народов. Вестник не делал различий по племенам…
Коня у Дмани не было. Вид у него в разодранной грязной рубахе вряд ли бы сподвиг какого-нибудь поэта галантного века на вдохновенную и страшную балладу. Но людская молва все родит, дай только время. А пока он все ближе и ближе подбирался к своей цели. На следующую ночь неутомимый Дманя подобрался к укромному месту на болоте, где оставшиеся в живых езеряне прятались от захватчиков. Дманя не хотел предстать перед Малушей в неухоженном виде, не хотел чтобы она запомнила его в грязи. Как мог он отмылся в болотной лужице. Одна часть вестника вела Дманю. Другая, на этот раз не сияя, а будучи почти невидимой под ночным покровом разбудила Малушу, и волей богов велела ей незаметно выйти из лагеря. Там перед ней замерцал болотный огонек, Он и вывел её к суженному. Что говорил Дманя Малуше, какие слова она ему отвечала, как они прощались, зная что видятся в последний раз, – это мы опустим. Скажем только, что Дманя и Малуша под луной свое обещание выполнили. Когда же они попрощались, и наконец смогли расстаться, тусклый болотный огонек отвел Малушу обратно в лагерь. Здесь та часть вестника, что вела Малушу навсегда оставила её. Конечо Малуша могла умереть не успев родить ребенка, если например сидение езерян на болоте слишком продлилось бы, и она захворала. Могло с ней случится что-то плохое и позже, когда остатки племени все-таки выйдут, и начнут жить под обрами. Но это было уже вне пределов сферы ответственности вестника. Свое дело он выполнил.
