а я тут чем занимаюсь? Крупин считает, что я добываю информацию очень ценную и даже, по формальным критериям, очень высокого уровня. Ждёт от меня продолжения. Постараюсь.
По приезду решился один чисто бытовой, семейный вопрос — мелочный, на первый взгляд. Теперь каждый вечер мы смотрим новости российских телеканалов. Так же, как наши родители смотрели программу «Время». Разве мы могли себе такое представить в 80-е годы?! С удовольствием смотрим: на русском языке и не таясь. Оказалось, что Вильте и раньше их смотрела, но украдкой, при этом демонстрируя полное отсутствие интереса, а иной раз и враждебное отношение. Этот театр теперь закончился, и у нас появились новые темы для обсуждения. Интересные темы и даже споры — тоже очень интересные.
Глава 2
После встречи с нашим руководством у нас с Вильте возникло острое желание и необходимость всё как следует обсудить.
Больше всего меня интересовали мотивы, которые вынудили Вильте поступить на службу в КГБ. В её рассказе почти всё совпало с тем, что мне говорил Крупин. Однако кое-какие детали прояснились. В частности, я узнал, что Вильте стала сержантом КГБ уже на третьем курсе.
— Понимаешь, я очень хотела вырваться от родителей. Особенно хотела уехать подальше от мамы. Она меня просто доставала.
— Чем конкретно?
— Всем! Абсолютно всем! Не дай бог мне прийти домой позже девяти вечера! Они всегда смотрели эту мерзкую программу «Время» и меня заставляли. Представляешь?
— Представляю. Мои тоже пытались. И упрекали, что у меня в голове одни джинсы и магнитофоны.
— Мама меня доставала во всём! Особенно насчёт одежды. Она мне всегда говорила, что надо быть скромной в одежде, аскетичной, но идеально чистой и аккуратной. Эта мерзкая монашеская советская школьная форма с накрахмаленными мамой подворотничками! Но этого ей было мало, и она допекала меня этой церковью, молитвами. Доставали эти походы в костёл.
— А отец?
— Отец ходить в костёл опасался, он же был членом КПСС. Помалкивал. Он полностью отдал на откуп матери моё воспитание. А у неё что? Еда только такая или такая, потому что это полезно или потому что церковные праздники, пост. В общем, повторюсь, достали они меня тогда. Просто сил уже не было. Но и родители не возражали против того, чтобы я уехала учиться в Питер. Образование они уважали! Это святое. Поэтому идею поступления в Ленинградский институт точной механики и оптики, сокращенно его ЛИТМО называли, восприняли с огромным уважением. Поехала, поступила легко, нормально. Место в общаге сразу выделили. Тоже нормально. Там девчонки. Все небогатые и из разных уголков страны. Отличные девчонки! Всё ровно. Потом начались занятия. И тут уже другое. Местные питерские девочки одеваются очень модно, среди них есть и родственницы коммунистического начальства разного сорта. На их фоне я смотрелась как монашка. Одеться хочется. А где купишь? Только у фарцовщиков. А какие там цены были?
— Родители у тебя вроде бы не жмоты.
— Не жмоты. Но считали, что к моей стипендии в сорок пять рублей вполне достаточно дать ещё тридцать рублей ежемесячно. Чтобы соблазнов разных не было. Я смотрю на девчонок, и мне всё хочется: и косметику импортную, и духи там разные, и кофточки-батнички всякие, и туфли на шпильке, и сапожки, и дублёнку, и джинсы, и много чего ещё. Что делать?
— Не знаю.
— Я нашла выход. Был у меня парень один знакомый. Так… Ни о чём. Но очень хотел мне понравиться. Как-то проговорился, что он фарцовщик, и сказал, что в месяц по пятьсот-семьсот рублей зарабатывает. Говорит: ничего сложного и неопасно. Я мигом загорелась. Он пообещал помочь. А что? Занятия прогуливать не надо. Едешь в выходные на рынок и осторожно предлагаешь товар прохожим. Поначалу нормально всё было. Он мне в долг дал на реализацию две коробки австрийских зимних женских сапог на каблуке. Боялась первый раз очень сильно. Я же запуганная была и жутко дисциплинированная. Ничего! Пересилила себя. За два часа продала эти сапоги. Вернулась к парню этому, отдала деньги, навар оставила себе, а это сто шестьдесят рублей. Он предлагает купить у него на продажу джинсы «Вилдкэт» мужские за сто восемьдесят рублей. Продала за двести сорок. Отлично! Вкладываю в товар теперь уже свои двести двадцать рублей. И так пошло-понеслось.
— А этот парень не пытался к тебе приставать?
— Как не пытался? Пытался конечно. Но я его за нос водила. Ля-ля-тра-ля-ля. Завтра, послезавтра, потом как-нибудь. Говорю ему: ты сначала подстригись и мышцы подкачай, хи-хи-ха-ха. Я не поняла, что он обозлился и сдал меня. То есть у них там была своя крыша от ментов, и он меня им сдал. Сказал, что я не по правилам играю, самостоятельной сильно стала. В общем, менты купили у меня товар и вместе с ним привезли в отделение. Там начали беседовать очень доброжелательно. Между тем сообщают, что составят протокол и отправят его в мой институт. Не переживай, всё будет нормально! Просто там с тобой проведут работу в комитете комсомола, декану тоже можно всё объяснить, он же у вас там не зверь наверняка. А я уже вою в голос. Как представлю, что меня отчислят, из комсомола исключат, и вернусь я к своим родителям. Кошмар! Только не это!
— Интересно.
— Вспомнил детство и юность?
— Вспомнил! Ещё как. Тоже есть, что рассказать.
— Ну вот. Начинают менты уже что-то там писать, вопросы формальные задают. Типа им всё равно, что я отвечу. У меня уже полное отчаяние. При этом начинают вести себя более жестко. Позже уже откровенное хамство начало проскакивать. Я отказываюсь, врать пытаюсь, в ответ пошёл отборный мат. А я-то девочка очень воспитанная, культурная, в моей среде вообще такие слова никто не произносит. Но продолжаю отнекиваться. Они злятся и уже откровенно говорят, что сейчас меня просто по очереди трахнут, по кругу пустят. Я в полной прострации. Полный паралич воли. И тут заходит один мужик в расстёгнутой хорошей дублёнке, под ней серый костюмчик. Очень интеллигентный мужик с виду, в очках. Спрашивает их, почему девушка так сильно рыдает. Менты ему отвечают, что задержали за фарцовку, а она боится и истерит. Мужик молча посмотрел на меня. А я ему давай жаловаться сквозь слёзы о том, что они угрожали меня изнасиловать с извращениями. Мужик меня выслушал и спрашивает, типа: кому я должен верить — фарцовщице или сотрудникам милиции?
— Вижу, ты мне рассказываешь и до сих пор переживаешь.
— Есть такое. Так вот, задаёт мне этот мужик чёткий вопрос, спрашивает о