Ямщик стал одеваться за перегородкой. Хозяин продолжал что-то внушать ему своим дребезжавшим старческим голосом. Я начал дремать у печки.
-- Ну, парень,-- услышал я голос хозяина уже за дверью,-- скажи "убивцу"-то, пущай поторапливается... Вишь, ему не терпится...
Почти тотчас же со двора послышался топот скачущей лошади.
Последняя фраза старика рассеяла мою дремоту. Я сел против огня и задумался. Темная ночь, незнакомое место, незнакомые люди и не совсем понятные речи, и, наконец, это странное, зловещее слово... Мои нервы были расстроены.
Через полтора часа под окнами послышался звон колокольчика. Тройка остановилась у подъезда. Я собрался и вышел.
Небо чуть-чуть прояснилось. Тучи бежали быстро, точно торопились куда-то убраться вовремя. Дождь перестал, только временами налетали откуда-то сбоку, из мрака, крупные капли, как будто второпях роняемые быстро бежавшими облаками. Тайга шумела. Подымался к рассвету ветер.
Хозяин вышел провожать меня с фонарем, и благодаря этому обстоятельству я мог рассмотреть моего ямщика. Это был мужик громадного роста, крепкий, широкоплечий, настоящий гигант. Лицо его было как-то спокойно-угрюмо, с тем особенным отпечатком, какой кладет обыкновенно застарелое сильное чувство или давно засевшая невеселая дума. Глаза глядели ровно, упорно и мрачно.
Правду сказать, у меня мелькнуло-таки желание отпустить восвояси этого мрачного богатыря и остаться на ночь в светлой и теплой горнице молокана, но это было только мгновение. Я ощупал револьвер и сел в повозку. Ямщик закрыл полог и неторопливо полез на козлы.
-- Ну, слышь, "убивец",-- напутствовал нас старик,-- смотри, парень, в оба. Сам знаешь...
-- Знаю,-- ответил ямщик, и мы нырнули в тьму ненастной ночи.
Мелькнуло еще два-три огонька разрозненных избенок. Кое-где на фоне черного леса клубился в сыром воздухе дымок, и искры вылетали и гасли, точно таяли во мраке. Наконец последнее жилье осталось сзади. Вокруг была лишь черная тайга да темная ночь.
Лошади бежали ровно и быстро мчали меня к роковому "логу", однако до лога оставалось еще верст пять, и я мог на свободе обдумать свое положение. Как это случается иногда в минуту возбуждения, оно представилось мне вдруг с поразительною ясностью. Вспомнив хищнические фигуры "бакланов", таинственность сопровождавшего их купца, затем странную неотвязчивость, с какою все они следовали за мною,-- я пришел к заключению, что в логу меня непременно ожидает какое-нибудь приключение. Роль, какую примет при этом угрюмый возница, оставалась для меня загадкой Эдипа.
Загадка эта скоро, однако, должна была разрешиться. На посветлевшем несколько, но все еще довольно темном небе выделялся уже хребет. На нем, вверху, шумел лес, внизу, в темноте, плескалась речка. В одном месте большая черная скала торчала кверху. Это и был "Чортов палец".
Дорога жалась над речкой, к горам. У "Чортова пальца" она отбегала подальше от хребта, и на нее выходил из ложбины проселок. Это было самое опасное место, прославленное многочисленными подвигами рыцарей сибирской ночи. Узкая каменистая дорога не допускала быстрой езды, а кусты скрывали до времени нападение. Мы подъезжали к ложбине. "Чортов палец" надвигался на нас, все вырастая вверху, во мраке. Тучи пробегали над ним и, казалось, задевали за его вершину.
Лошади пошли тихо. Коренная осторожно постукивала копытами, внимательно вглядываясь в дорогу. Пристяжки жались к оглоблям и пугливо храпели. Колокольчик вздрагивал как-то неровно, и его тихое потренькиванье, отдаваясь над рекой, расплывалось и печально тонуло в чутком воздухе...
Вдруг лошади остановились. Колокольчик порывисто дрогнул и замер. Я привстал. По дороге, меж темных кустов, что-то чернело и двигалось. Кусты шевелились.
Ямщик остановил лошадей как раз вовремя: мы избегли нападения сбоку; но и теперь положение было критическое. Вернуться назад, свернуть в сторону -было невозможно. Я хотел уже выстрелить наудачу, но вдруг остановился.
Громадная фигура ямщика, ставшего на козлах, закрыла кусты и дорогу. "Убивец" поднялся, неторопливо передал мне вожжи и сошел на землю.
-- Держи ужо. Не пали!..
Он говорил спокойно, но в высшей степени внушительно. Мне не пришло в голову ослушаться: моих подозрений как не бывало; я взял вожжи, а угрюмый великан двинулся вперед, по направлению к кустам. Лошади тихо и как-то разумно двинулись за хозяином сами.
Шум колес по каменистой дороге мешал мне слушать, что происходило в кустах. Когда мы поровнялись с тем местом, где раньше заметно было движение, "убивец" остановился.
Все было тихо, только вдали от дороги, по направлению к хребту, шумели листья и слышался треск сучьев. Очевидно, там пробирались люди. Передний, видимо, торопился.
-- Костюшка это, подлец, впереди всех бежит,-- сказал "убивец", прислушиваясь к шуму.-- Э, да один, гляди-ко, остался!
В это время из-за куста, очень близко от нас, выделилась высокая фигура и как-то стыдливо нырнула в тайгу вслед за другими. Теперь явственно слышался в четырех местах шум удалявшихся от дороги людей.
"Убивец" все так же спокойно подошел к своим коням, поправил упряжку, звякнул дугой с колокольчиком и пошел к облучку.
Вдруг на утесе, под "Пальцем", сверкнул огонек. Грянул ружейный выстрел, наполнив пустоту и молчание ночи. Что-то шлепнулось в переплет кошовки и шарахнулось затем по кустам.
"Убивец" кинулся было к утесу, как разъяренный, взбесившийся зверь, но тотчас же остановился.
-- Слышь, Коська, -- сказал он громко, глубоко взволнованным голосом, -- не дури, я те говорю. Ежели ты мне теперича невинную животину испортил,-уходи за сто верст, я те достану!..-- Не пали, господин! -- добавил он сурово, обращаясь ко мне.
-- Мотри и ты, "убивец",-- послышался от утеса чей-то сдержанный, как будто не Костюшкин голос. -- Не в свое дело пошто суешься?
Говоривший как будто боялся быть услышанным тем, к кому обращался.
-- Не грози, ваше степенство, -- с презрением ответил ямщик. -- Не страшен, небось, даром что с "бакланами" связался!
Через несколько минут лог под "Чортовым пальцем" остался у нас назади. Мы выехали на широкую дорогу.
III. "Убивец"
Мы проехали версты четыре в глубоком молчании. Я обдумывал все случившееся, ямщик только перебирал вожжи, спокойно понукая или сдерживая своих коней. Наконец я заговорил первый:
-- Ну, спасибо, приятель! Без тебя мне, пожалуй, пришлось бы плохо!
-- Не на чем, -- ответил он.
-- Ну, как не на чем? Эти молодцы, видно, народ отчаянный...
-- Отчаянный, это верно!
-- А ты их знаешь?
-- Костюшку знаю... Да его, варвара, почитай, всякая собака знает... Купца тоже ранее примечал... А вот того, который остался, не видал будто... Видишь ты, понадеялся на Костюшку, остался. Да нет, Костюшка, брат, не того десятка... Завсегда убегет в первую голову... А этот смелый...
Он помолчал.
-- Не бывало этого ранее, никогда не бывало, -- заговорил он опять тихо, покачивая головой. -- Костюшка его откуда ни то раздобыл... Скликает воронья на мою голову, проклятый...
-- А почему они тебя так боятся?
-- Боятся, верно это!.. Уложил я у них тут одного... Он остановил лошадей и повернулся на козлах.
-- Погляди, -- сказал он, -- вон он, лог-то, виднеется, погляди, погляди!.. Тут вот, в этом самом логу, я этого человека убил...
Мне показалось, что когда он высказывал это признание, голос его дрожал; мне показалось также, что я вижу в его глазах, слабо освещенных отблеском востока, выражение глубокой тоски.
Повозка стояла на гребне холма. Дорога шла на запад. Сзади, за нами, на светлеющем фоне востока, вырисовывалась скалистая масса, покрытая лесом; громадный камень, точно поднятый палец, торчал кверху. Чортов лог казался близехонько.
На вершине холма нас обдавало предутренним ветром. Озябшие лошади били копытами и фыркали. Коренная рванула вперед, но ямщик мгновенно осадил всю тройку; сам он, перегнувшись с облучка, все смотрел по направлению к логу.
Потом он вдруг повернулся, собрал вожжи, приподнялся на козлах и крикнул... Лошади сразу подобрались, подхватили с места, и мы помчались с вершины холма под гору.
Это была бешеная скачка. Лошади прижали уши и понеслись, точно в смертельном страхе, а ямщик то и дело приподнимался и без слова помахивал правою рукой. Тройка как будто чуяла, хотя и не могла видеть этих движений... Земля убегала из-под колес, деревья, кусты бежали навстречу и будто падали за нами назад, скошенные бешеным вихрем...
На ровном месте мы опять поехали тише. От лошадей валил пар. Коренная тяжело дышала, а пристяжки вздрагивали, храпели и водили ушами. Помаленьку они, однако, становились покойнее. Ямщик отпустил вожжи и ласково ободрял коней...
-- Тише, милые, тише!.. Не бойся... Вот ведь лошадь, -- повернулся он ко мне, -- бессловесная тварь, а тоже ведь понимает... Как на угор этот выехали, да оглянулись, -- не удержишь... Грех чуют...
-- Не знаю, -- сказал я, -- может, оно и так; да только на этот раз ты ведь сам их погнал.
