Она пересекла улицу, и я наклонился, чтобы открыть ей дверь. И только тогда увидел бумажник под пассажирским сиденьем. Вещичка от Hermes. Бумажник открыт, я вижу кредитные карточки Gold. Я едва успел его подобрать и положить в карман до того, как Фанни села в машину. Мы поцеловались, но мне было немного неловко. Она этого не заметила.
Я достал из своего кармана две сотни, которые заработал после полудня, и протянул их Фанни:
— Отдай это Мэгги за еду и электричество.
— Еще не конец месяца.
— Ты знаешь, как говорит Мэгги: счет дружбы не портит… А теперь открой бардачок.
— Зачем?
— Открой!
4
Фанни
Я открыла и увидела подарочный пакет.
— Это для Карины?
— Нет, Фанни, это для тебя.
— Аккуратнее с деньгами, Марко.
— Не беспокойся, Фанни. Сейчас с этим все нормально.
Духи. От Guerlain. Jicky. Я о таких не слышала. Открываю флакон и вдыхаю. О!.. Запах томный, восхитительный. Марко смотрит на меня:
— Тебе нравится?
Я киваю. Конечно, мне нравится. Он никогда не ошибается. Он точно знает, что мне нравится. Но ему нужно быть аккуратнее с деньгами. Сейчас он работает вдвое больше, ему удается найти подработку помимо той работы, которой они занимаются вместе с Тутуном. Я не знаю, как бы мы без нее обходились. Тем более что в салоне, за исключением конца недели, почти никого не бывает. Сегодня, в среду, два окрашивания, распрямление, укладка. Это не назвать сверхзанятостью. Ну ладно, сейчас Розали займется своими клиентками. Несколько девушек с Антильских островов, две или три африканки…
Мы добьемся всего, добьемся, я знаю. Клиентки, даже если их не так много, очень довольны. Мы с Розали вовсе не хуже всех. Ей тоже нелегко, она одна воспитывает Джонатана. Ее бывший никогда не платил ей алименты. Еще у нее есть брат, Тутун, очень щедрый, но он работает меньше, чем Марко. А Марко подчас вкалывает как сумасшедший. Я знаю, что он делает это для меня, и люблю его еще больше, моего дорогого Марко.
— Сколько исполняется Карине? — подает голос бабушка с заднего сиденья.
— Восемнадцать.
— Как быстро летит время! — Бабушка качает головой. — Восемнадцать лет!
— Прекрати снимать! Тутун, ты мешаешь!
Тутун ходит вокруг Карины со своей старой видеокамерой, тряся дредами, широко улыбаясь, как будто он сам Боб Марли.
— Я снимаю сцену из жизни! Это страшно круто!
Джонатан, сын Розали, просит дать ему камеру.
— Нет, — говорит Тутун.
— Две минуты, я тебя не надую!
— Прекрати так говорить со своим дядей, невоспитанный мальчик, — отчитывает его Розали.
— Пожалуйста! Две минуты!
Наконец Тутун отдает ему камеру с кучей указаний: берегись этого, держи ее вот так, здесь заклинит, если нажмешь слишком сильно.
— Ничего, я не дурак, — говорит Джонатан, начиная снимать Карину, не двигаясь, поставив локти на стол. Он приближает изображение и начинает смеяться.
— Что тебя смешит? — спрашивает моя сестра.
— Ничто, — отвечает Джонатан, смеясь еще сильнее.
Карина хватает кусок хлеба и бросает его в камеру.
— Прекрати, — вскрикивает Тутун, — ты поцарапаешь объектив!
Он забирает камеру и смотрит, не поцарапана ли она.
— Ну, Карина, что еще случилось?! — хмурясь, говорит мама.
Не отвечая, Карина бросает на меня недовольный взгляд. Как она сегодня накрашена! Ультраготический стиль, губы темно-коричневые, пудра мертвенно-белая.
— Это потому, что ей не сделали косички! — отвечаю я.
— Ты не должна была обещать! Если тебе было неприятно, нужно было только сказать!
Она никогда не упускает случая поворчать, даже в день своего восемнадцатилетия. Она могла бы попытаться, но не хочет. Должно быть, она это любит. С Кариной не отдохнешь. Я тоже когда-то на всех дулась, но у меня это прошло быстрее.
— Сожалею, у меня не было времени!.. Принцесса хочет, чтобы ее причесали на дому. Она не зайдет в салон, как все!
— Зачем ты это говоришь! Я зашла туда. И напрасно прождала два часа.
— В субботу! Единственный день, когда есть народ!
— Но в эту субботу людей почти не было, — говорит Розали.
— Конечно, месяц заканчивается… кошелек пуст, — вставляет мама. — Кстати, подарки! Несите подарки! Может быть, мы удостоимся ее улыбки!..
Она нежно щиплет щеку Карины:
— Большая девочка.
— Прекрати меня называть большой девочкой!
Вдруг Марко встает из-за стола и с растерянным видом произносит:
— Черт, я забыл. Черт! На работе… Я надеюсь, что его не украли… Черт!
Затем, взглянув на мою сестру, он начинает хохотать:
— Я шучу! Думаешь, я забыл?
Он идет за подарком в нашу комнату, тем временем бабушка достает из сумки конверт и протягивает его Карине:
— Держи, девочка моя!
Карина смотрит на конверт, его не открывая.
— Очень мило, но что значит «Безо…»?
— Ох, я ошиблась… Фанни, поищи в моей сумке конверт с деньгами… потому что деньги — это всегда приятно.
5
Марко
Я пользуюсь случаем, чтобы прослушать сообщения в своей комнате. Моя клиентка оставила одно, со своими координатами. Я сразу же звоню ей, попадаю на ее голосовую почту, подтверждаю, что ее кредитные карточки у меня. Все это наспех, потому что меня зовет Фанни, требуя подарок. Цифровая камера Sony последней модели. Карина сильно удивляется, Тутун прекращает снимать, он чувствует себя посрамленным со своим старым аппаратом. Мэгги замечает, что камера должна стоить кучу денег.
— Откуда это? — спрашивает Тутун. — Упало с грузовика?
— Вовсе нет. Ты знаешь, та подработка у японца… Он работает в «Сони»… это выставочная модель…
Фанни добавляет, что я получил камеру практически даром. Ну, не знаю. Это Розанна, моя итальянская клиентка. Она живет в Лондоне, ее муж дипломат, и она приезжает в Париж каждые две недели. Это прелестная женщина, она немного томится от скуки, но я всегда вижу ее улыбающейся. Но проблема в том, что Розанна всегда делает подарки. А куда мне их девать? Приносить домой? Как я это объясню?
Теперь я мастер придумывать объяснения. Простые, логичные, отчасти правдивые. Камеру Sony мне подарила Розанна. Как и мобильный телефон, который я отдал Фанни, как и шарф Hermes, врученный бабушке, с ней никогда не возникает проблем, она не различает торговые марки и обычно не задает вопросов.
В первый раз я действительно попытался отказаться и сразу же увидел, как Розанна реагирует. Это было невежливо. Она отдавала мне этот подарок как другу. Еще одна вещичка. На самом деле это меня не устраивало, но я не хотел ее расстраивать. Она хотела, чтобы я о ней вспоминал. Но я и так всех помню. Их не так уж много.
