Едет Добрыня на добром коне дорогами прямоезжими, тропками лесными да орёт во всю глотушку:
– Э-э-эй, э-ге-гей! Выходи, вылезай, добрый молодец иль поляница удалая! Будем битися, махатися, до первой кровушки дратися!
Затрепыхало сердечко у Настасьи свет Микуличны, вспомнила она своё предназначение великое – богатырям бошки скручивать да тела на кулак наматывать. Слезла она с кровати, побежала искать свою платье богатырское, шелом могучий, вострый меч, палицу тяжёлу и крепок щит. Отыскала. Шелом от земли избавила, одёжу от пыли отряхнула, на себя напялила. В зеркало глянула, расстроилась. Велики ей стали доспехи, на тощих мослах болтаются, кольчужными колечками гремят, с ума сводят: «Дзынь, дзынь, хозяйка, есть хотим, пить хотим, хотим Безыменя твоего, хотим, хотим…»
– Ничего, поправлюсь! – буркнула богатырша и бегом во двор.
Свистнула она Бурку верного. Оторвал конь голову от травы сочной, прискакал к хозяйке и смотрит с укором. Ан нет, радость свою скрыть так и не смог: мордой о Настю трётся, ржёт, спину подставляет. Вскочила поляница на друга верного и поскакала догонять Добрыню Никитича. Нагнала она богатыря и ткнула ему в спину вострый меч.
Оглянулся Добрынюшка:
– Что за комарик меня в спину укусил?
А «комарик» этот с коняжки свалился и чуть ли не в обмороке валяется, траву-мураву глазами поедает. Склонился богатырь над девицей, хотел её в чувство привести, да не удержался, в губки поцеловал.
Прикрыла глазки Настенька, зашептала сладко:
– Безымень.
А Добрыня хрясь её по лицу! Безымень и выскочил из тела девичьего да в лес побежал. Взял былинничек девку, в бою павшую, на руки крепкие, взвалил на Бурушку верного и повёз домой, во терем тот высокий. Выходил он бабу русскую, вылечил. Откормил, как умел, а как не умел – пришлось научиться. Двор, скотину в порядок привёл, огород поправил, сад обиходил, поля вспахал да засеял. Тут и Настенька поправилась, на ножки встала, повеселела. Добрыня не стал медлить, позвал её замуж. Поляница ему не отказала, пошла за богатыря замуж. Вышли они вдвоём из леса и в столице свадьбу сыграли: закатили пир почёстный для всех поляниц удалых, могучих русских богатырей, князей да бояр. А люд простой на пирование забыли позвать. Да и бог с ним!
Ой люли, люли, люли,
летите к господу, гули.
Не мешайте курям
шастать по чужим дворам!
Илья Муромец и Бабай
Баю-бай, засыпай;
баю-бай, придёт Бабай
и нашему Ильюшеньке
откусит уши, ушеньки.
Пела родная бабушка маленькому сиротинке Илье Муромцу свет Ивановичу такую колыбельную и свято верила, что не от большого ума лопочет: ай лопочет себе и лопочет.
«Да и какая разница? – думала она. – Лишь бы спал!»
И Ильюшенька спал. Спал весь первый год своей жизни. А на другой год, когда начал мал-помалу слова понимать, спать перестал. Мало того, спать перестал, так ещё и с печи боялся слезть. Сидит на печи, трясётся от страха. А бабуля всё поёт и поёт, поёт и поёт, поёт и поёт.
Потянулись мелким пёхом года. Бабка живучая оказалась, тридцать лет от рождения внука прожила. А как безумную схоронили, так Илья в себя приходить начал. Прошло каких-то три годочка и паренёк с печи слез наконец-то! Потом ещё лет десять он ноженьки свои застоялые расхаживал, учился ходить по-людски. А когда осилил науку эту, тогда и плечи могучие нарастил, силу молодецкую нагулял. И поклялся Илья найти Бабая, врага своего, да убить злодея навсегда, намертво и навечно!
Пришёл Илья Муромец к кузнецу и велел тому выковать девяносто пудовый меч, десяти пудовый ножичек-кинжалище, да булаву с палицей, каждую по триста пудов. И собрал богатырь с собой в путь-дороженьку покушать-поесть, постоловаться пятьсот курёнков жареных, пятьсот свинёнков копчёных, ржаного хлебца мешков немерено (всё село обобрал то ли из мести, а то ли играючи) и в поход отправился.
Конец ознакомительного фрагмента.
