Возжелав услышать ответ на этот вопрос, я решил задать его самому Левингстону. Найти адрес Кристофера Левингстона не составило никакого труда – конгресс лишил агента ФБР титула «секретный», и потому его адрес и номер телефона лежали у меня в кармане, стоило мне набрать заветный номер адресной справки. Я тут же позвонил Левингстону. В трубке изрядно шипело, хриплый низкий голос что-то невнятно пробормотал. Я представился обозревателем "Лос Анджелес Репорт" и попросил назначить время для интервью. Сквозь шипение я мало что разобрал, но адрес смог записать. Когда я подошел к нужному дому, увидел, что дверь была не заперта, но все же я постучал.
– Входите, открыто! – донеслось из глубины здания.
Я прошел террасу и очутился в просторной залитой ярким солнечным светом комнате. Посреди нее в кресле-качалке сидел пожилой человек в махровом халате, ноги его были укрыты шерстяным пледом.
Я представился, напомнил о назначенной встрече и подошел к хозяину, чтобы пожать руку. Левингстон приветливо улыбнулся и протянул мне высохшую старческую ладонь так, как обычно ее подают светские дамы для поцелуя. Его рукопожатия я не ощутил, и сам лишь слегка сдавил его запястье в пальцах. Он выглядел именно так, каким я его представлял, – вылитый университетский профессоришка, лысый, обрюзгший, с растрепанными остатками седых волос, на кончике носа – очки для чтения. На его коленях лежала раскрытая книга в старинном кожаном переплете. Его ответ на мой первый вопрос несколько меня ошарашил. Я спросил:
– Мистер Левингстон, не могли бы вы рассказать читателям "Лос Анджелес Репорт", когда и с чего началась ваша работа в ФБР?
Левингстон лукаво улыбнулся и прохихикал:
– Кто старое помянет, тому негр очко растянет!
Я заключил, что пока еще не все секреты ФБР можно предавать широкой огласке, и задал следующий вопрос:
– Мистер Левингстон, вся ваша жизнь непосредственно связана с художественной литературой. Скажите, какую роль в вашей работе играла литература последние 15 лет?
Мой собеседник нахмурил брови и произнес сердито:
– Литература не бродвейская актриска, чтобы играть бездарные роли, молодой человек. Литература – это… Эх! – Левингстон махнул рукой. – О чем с вами можно говорить?! Вы читали «Рай» Лесамы Лимы?
– Читал, – решил слукавить я.
– И не пытайтесь солгать, молодой человек. При одном упоминании имени Хосе Лисамы Лимы в глазах загорается огонь, и язык сам приступает изливать восхищения и восторги этой божественной прозе.
– А что вы скажете по поводу прозы Степана Паневского? – продолжал я гнуть свою линию.
Левингстон отвел от меня глаза, остановил взгляд в точке где-то далеко за окном на линии горизонта и лихорадочно закачался взад-вперед на изогнутых дугах кресла. Он молчал минуты две.
– Любой большой писатель, по-настоящему большой, великий, если хотите, – преступник. Замышляя произведение, он, как бандит, планирует преступление. Например, Гоголь. Русский писатель Гоголь, если знаете такого. Все его истории – это истории преступлений. "Тарас Бульба" – убийство. «Шинель» – кража. «Ревизор» и "Мертвые души" – изящно спланированные мошенничества. А Достоевский? Толстой и Тургенев, нуждой не гонимые, в один голос заявили, что только совершивший подобное преступление человек мог написать исповедь Ставрогина в «Бесах». Там речь идет об изнасиловании малолетней девочки. Исследователи установили, что каждая деталь, описанная в "Преступлении и наказании" реальна вплоть до нумерации домов, вплоть до ступенек в доме, где Раскольников убил старуху. А вы знаете, за что Альбер Камю получил Нобелевскую премию?
– Что-то из философии? Экзистенциализм? – почесал я затылок.
– Стыдно, молодой человек! Камю получил Нобелевскую премию в области литературы за роман «Посторонний». Его роман – исповедь человека, приговоренного к смертной казни за убийство. Убийство, совершенное в здравом уме из простой прихоти. Просто ему захотелось убить человека. Он ему не понравился. Этот человек не какой-нибудь безмозглый злодей. Он – интеллектуал, который видит в своем поступке единственный стоящий поступок своей жизни. И он не кается в содеянном. Убийство, описанное Камю, принесло ему славу и мировое признание. – Левингстон на секунду замолчал, высморкался в рукав халата и продолжил, раскачиваясь. – Я всегда восхищался этими бесчисленными авторами "крайм стори". Спланировав какое-нибудь бездарное ограбление банка, они, немедля, накропают весь этот план на бумаге, отправят своих героев лихо пострелять, побегать от полиции, и – хоп! Готов бестселлер, продав который, они заработают в сотни раз больше, если бы на самом деле ограбили банк. Во, ребята! Нужда и азарт! Эти бессмертные категории перевернут мир, спасут его!
Слушая Левингстона, я не заметил, как в комнату вошли полицейские. Я увидел наставленный на меня ствол револьвера, лишь когда человек в черной униформе произнес: "Всем оставаться на местах".
Левингстон продолжал качаться в своем кресле, бормоча что-то себе под нос. Два офицера остались стоять, направив на меня и Левингстона пистолеты. Гостиная Левингстона служила ему одновременно и кухней. Молодой полицейский подошел к холодильнику и открыл дверцу. Я невольно заглянул внутрь и тут же отвернулся. Но все же затем одним левым глазом я взглянул в сторону холодильника. В нем во весь рост стоял труп мужчины. Его горло было перерезано. На боковой полке холодильника лежала опасная бритва.
Преодолев отвращение, я внимательнее оглядел труп. Это был высокий, стройный мужчина средних лет. Его аккуратно уложенные темные волосы лишь на висках были присыпаны проседью. Лицо с волевым подбородком ухожено. Некогда белая рубашка и строгий костюм залиты кровью. В правой руке он сжимал картонную папку, на титуле которой крупными печатными буквами было написано: "Светлана Равиц. АД, Роман". Под титулом наискосок аккуратно по-девичьи было выведено: "Милый Кристофер, прочти роман и не забудь отвезти бабушке клубнику. Светлана".
Меня вывели из дома и посадили в полицейскую машину для составления протокола. К бунгало Левингстона подъехал санитарный фургон. Из него вышли два санитара и направились к дому. Минуту спустя они вывели под локти старика в махровом халате, который так и качался, смотря в горизонт. Его посадили в фургон, и санитарный автомобиль тронулся. На борту я успел прочесть надпись "Тюремная психиатрическая больница штата Калифорния".
На следующее утро газеты сообщили, что отставной агент ФБР Кристофер Левингстон был найден у себя в квартире в холодильнике с перерезанным горлом.
И все же, я оказался не прав. Настоящий Кристофер Левингстон был похож на Джеймса Бонда.
