Мы твердо рассчитывали, что жестяная коробка поможет нам охотиться за головами белых обитателей южной части Тихого океана. И до тех пор покуда там находятся представители белой расы, головы которых можно рисовать, и их бумажники, из которых оплачивается портретное сходство, мы должны быть обеспечены платными заказами. По крайней мере, таковы были наши надежды…
Мы считали себя отлично подготовленными к охоте на белых владельцев голов; в этом вопросе мы не были новичками. Маргарет играла роль Хендрики, а я — Рембрандта, с тех пор как я сделалась странствующей портретисткой. Мы исколесили всю ширь Соединенных Штатов, пройдя через города и деревни, от побережья до побережья, и повсюду имели заказы на портреты. В любых обстоятельствах Маргарет отлично справлялась со всеми делами, и я была уверена, что она окажется на высоте и в нашей «охоте за головами». Везде и всюду она принимала, провожала, развлекала разговорами клиентов, мурлыкала для них под аккомпанемент гавайской гитары успокаивающие душу песенки, читала вслух, играла с детьми заказчиков, поддерживая модель в заданной позе и подогревая в клиенте интерес к оплате законченного портрета. (Среди наших заказчиков было немалое число дикарей.) Одновременно Маргарет вела наше хозяйство, чинила одежду и автомашину, утирала мои слезы по поводу неудавшегося рисунка, а затем только ей одной известными способами находила новые заказы на портреты. Удивительное терпение и веселость делали ее незаменимой в моей мастерской и, несомненно, нужной при предстоящих встречах с подлинными дикарями.
Долгое время мы читали труды по антропологии, которые могли достать в общественных и университетских библиотеках. Это не было вызвано желанием кичиться своей ученостью; правдивые научные труды о людях гораздо увлекательнее любого художественного вымысла, и это они натолкнули нас на идею запечатлеть первобытных людей. Ведь каждая из прочитанных нами книг оплакивала их исчезновение.
Что же могло быть для художника более волнующим, чем увековечить в рисунке эти народности до того, как они исчезнут навсегда!
Отплывая из Сан-Франциско, мы недооценили фактора времени. Казалось, у нас впереди вся жизнь, но и этого могло бы нам не хватить. Только экспедиции с жирным банковским счетом могут направляться прямо к намеченной цели, силой денег устранять возникающие препятствия и с треском возвращаться назад раньше, чем у широкой публики исчезнет интерес к поднятому шуму.
Вместо того чтобы в короткий срок проделать весь путь от Гавайских островов до островов Фиджи, а оттуда к Новым Гебридам, мы потратили более года на писание портретов, чтобы заработать на проезд и добраться до сердца Меланезии. И это был вовсе не тот маршрут, который мы запланировали.
В Гонолулу, то есть практически не выезжая из Соединенных Штатов, наши платные портреты имели огромный успех. Одновременно мы писали портреты гавайцев, но здесь не было полинезийцев, ради которых мы предприняли наше путешествие. Здесь были различные гавайско-японо-американо-португало-филиппино-китайско-немецкие сочетания. Что касается полинезийско-гавайского типа, то он почти исчез, уничтоженный мифическими четырьмя всадниками из Апокалипсиса: смешением рас, пороками и присущими белому человеку болезнями, а также физическим расслаблением, которое охватывает туземцев, когда к ним вторгаются белые люди.
Особую надежду мы возлагали на острова Фиджи, где предполагали найти среди живущих поблизости полинезийцев нужную нам чистокровную модель либо рисовать субмеланезийцев Фиджи, проживающих тут же, вблизи порта Сува.
Увы, быстрый отъезд из Сувы был единственным случаем, когда наше продвижение ускорилось.
Путешествие до Сувы проходило в помещении, предназначенном для пассажиров самой последней категории, и только за сутки до прибытия, выйдя на палубу подышать воздухом, мы обнаружили, что наш пароход везет в классных каютах игроков в гольф — тех, что бессмысленно катают мячи по зеленым лужайкам. Все они направлялись на острова Фиджи, где в Суве проходил ежегодный слет любителей гольфа. Наш пароход был одним из многих, перевозивших подобный груз в маленький городок на Тихом океане. И Сува не смогла приютить нашу крохотную экспедицию охотников за головами; мы были вынуждены вернуться на пароход и отправиться в Новую Зеландию, поближе к Южному полюсу.
Теперь нам надо было заработать много денег, чтобы получить возможность вернуться к экватору, и единственная дорога в Меланезию лежала через Сидней.
Отношение британцев к портретному делу несколько отличается от американского. Здесь после первого портрета не возникала портретная эпидемия, как это бывало в каком-нибудь городке у нас на родине. В Окленде мы нарисовали одного из членов семьи американского консула, и, хотя портрет получил широкую известность среди высшего общества, бывавшего на приемах у консула, все же заказы на портреты приходили медленно, после длительных и тщательных размышлений. Нам пришлось почти наполовину снизить цену за портрет, так как в Новой Зеландии все еще ощущалась депрессия, наступившая после Первой мировой войны.
Находясь вопреки собственной воле в Новой Зеландии, мы зарисовали головы нескольких маорийцев, которые отдаленно сродни меланезийцам, и тем самым перестали быть виноватыми в том, что выключили маорийцев из нашего первоначального плана.
В конце концов мы не только преодолели робость местных платежеспособных заказчиков портретов, но и разыскали последнего из оставшихся в живых маорийского воина и успели нарисовать его за три месяца до того, как он отправился по скорбному пути, открытому перед обреченными туземцами.
Наши довольные оклендские заказчики снабдили нас рекомендательными письмами к сиднейским знакомым; это было для нас очень важно, так как мы не имели представления, как создать себе клиентуру в столице Австралии. У нас вовсе не было уверенности в том, что там мы встретим такого же добряка консула, как в Окленде, где мы нашли приют в его семье.
Жители Сиднея были по-британски великодушны к нашей экспедиции. Если они не заказывали портретов, то кормили нас, и это было для нас благом, так как мы бывали голодны. Впоследствии они заказали нам достаточное количество портретов, что позволило нам не только покрыть текущие расходы, но и оплатить стоимость проезда до Соломоновых островов. Мало того, мы сумели увеличить наш тощий «покойницкий» фонд на сотню долларов. Все это имело большое значение, так как на островах имелся только один городок — Рабаул[3] на Новой Гвинее, где мы могли рассчитывать на получение заказов на платные портреты. Не могли же мы делать ставку на разбросанных по островам плантаторов — единственных белых обитателей этих мест (портретное дело весьма сходно с заразной болезнью; если заказчики живут далеко друг от друга, то заражения не происходит или оно распространяется слишком медленно). Когда мы отплыли в Тулаги[4], до Рабаула оставалась еще почти тысяча миль[5], да и находился он в другой группе островов.
