Терпеть не могу, когда мямлят.
– Вчера убили моего друга… – и долгая пауза.
Неужели не мог отрепетировать свою вступительную речь перед тем, как сюда прийти.
– Милиция что говорит?
– Ничего пока.
– Где убили?
– Дома.
– Убийца?
– Вот в этом-то и все дело…
Теперь и ежику понятно. Тому самому, который у Левы Иванова молоко пить не желает. Просто все по полочкам разложено. Оказывается, дело в убийце. Послушаем дальше, может, и еще что новое узнаем.
– Понимаете, он сам редко кололся, а жену колоться заставлял…
– Убийца?
– Нет, убитый. Нравилось ему смотреть, как Санька «плавает» от укола. Так и позавчера вечером было. А вчера утром она пришла в себя после дозы… Сидит в кресле, в руках пистолет… А на полу Валентин валяется. С простреленной головой. Сама она ничего не помнит.
Опять долгая пауза.
– А дальше? – вынужденно «подогнал» я.
– Она пошла в милицию. У них райотдел рядом. Через дорогу. И сказала, что мужа убила. Ее арестовали.
Теперь я паузу поддержал. Мое скудоумие – что сделаешь, от природы я такой! – не позволило мне сразу сообразить, чего же хочет от меня настойчивый посетитель в таком ясном деле.
– Санька не могла это сделать, – сказал Осоченко наконец решительно, словно приказал Цезарю Рубикон перейти.
Вот так. Теперь все ясно. Или почти все…
– Вас как зовут? – спросил я.
– Осоченко.
– А имени у вас нет?
– Есть. Гоша, – и он почти покраснел и опять отвел глаза. Ресницы его при этом замигали так часто, словно в глаз бревно ветром занесло.
Должно быть, не любит свое имя.
А у меня, кстати сказать, уже включилось «зажигание» и проявилась просто необыкновенная страсть к работе.
– Гоша, я понимаю, что вы по каким-то причинам переживаете случившееся и принимаете это близко к сердцу. Но давайте сразу договоримся – вы заплатили деньги с определенной целью. Я пока не понимаю, с какой именно. Поставьте мне конкретную задачу, а потом я буду задавать вам вопросы. Так у нас разговор получится более членораздельный. Итак, чего вы хотите?
– Я хочу, чтобы вы доказали невиновность Саньки, – как ни странно, он все же понял мой вопрос. И даже сумел сказать фразу достаточно твердо.
– Но она сама призналась? – я же, наоборот, так и не понял его желание.
– Она ничего не помнит. Она же была под «кайфом»…
– Хорошо. А откуда у вас уверенность, что она не могла это сделать?
Теперь клиент задумался на пару минут.
– Я их очень хорошо знаю. Знал то есть… Его – знал, ее – знаю… – он явно запутался во временных окончаниях. – Мы в одном классе учились и до сих пор дружим. Дружили то есть… Она любила его…
– Это еще ничего не значит. Наркотики существенно меняют психику человека.
– Она не была конченой наркоманкой… И потом, когда она пришла в себя, дверь квартиры была открыта…
– Но, как я понимаю, ваша уверенность основана исключительно на предположении. А о чем говорят факты? Вы познакомились с милицейским протоколом?
– Нет… – смутился он.
– Поймите, мне ваши деньги не жалко. Я могу этим делом заняться. Но давайте сразу договоримся конкретно, чтобы потом недомолвок не было и непонимания. Вы ставите мне задачу доказать ее невиновность. Я знакомлюсь с материалами дела и после этого уже смогу вам ответить – есть ли для этого хоть какая-то возможность. Если нет – то я ничем помочь вам не смогу.
– Хорошо… Я так и думал.
– Договорились. Еще один вопрос. Вы также хотите, чтобы я нашел убийцу, если это не она?
– Нет. Этим пусть занимается милиция. Я не настолько богат, чтобы все оплачивать.
Странно, но в его глазах я вдруг уловил железную, непоколебимую твердость. И эта твердость как-то не вязалась с тем первичным впечатлением, которое я составил о Гоше Осоченко. Похоже, парень жадноват. Впрочем, эту фразу – «я не настолько богат» – говорит каждый второй клиент, и я к ней уже привык. И не каждый из них достаточно жаден. Проверено.
– Но, вероятно, поимка настоящего убийцы, если он существует не только в вашем воображении, будет единственной возможностью доказать невиновность жены убитого. Как тогда?
– Тогда – да…
Я протянул руку под стол и выключил диктофон. Предварительный разговор закончен, пора приступать к предварительному расследованию.
3
Как правило, убийства не расследуются райотделами. Такие дела уходят или в городское управление, или же сразу в областное, или вообще с разбегу в следственный отдел ФСБ, что автоматически ставит их на контроль Генеральной прокуратуры.
Для начала я набрал телефонный номер горотдела.
– Мне нужен Лоскутков, – на начальственный тон здесь реагируют адекватно, поэтому я всегда стараюсь говорить с интонациями крупного и толстого руководителя, когда звоню в отдел, ведающий убойными делами. Стопроцентный вариант.
– Минутку.
Раньше, бывало, когда я сначала называл себя, мне приходилось ждать минут по пять. Сейчас Лоскутков взял трубку почти сразу. Прокашлялся прямо в микрофон, чтобы уши мне хорошенько прочистить, и только после этого хмуро рявкнул:
– Слушаю.
– Здравствуй, майор.
– Привет, майор.
Это традиционное наше приветствие. Не в лучших традициях литературного русского языка, но слушающий такое приветствие поймет, сколько пренебрежения мы вкладываем один в звание другого.
– У меня к тебе вопрос. По вчерашнему убийству. Жена застрелила мужа. Знаешь?
– Слышал.
– Дело у тебя?
– Делать мне, что ли, больше нечего?… Оно раскрыто по горячим следам. Нам его и не передавали. А что тебя интересует?
– Все. Я с ребятами из райотдела почти не знаком. Ты не можешь походатайствовать за меня, чтобы дали возможность в материалах поковыряться?
– Пожалуйста. Позвони через пять минут.
Я успел заварить себе чай и с мстительным чувством переложил лишку сахара. Мстительность – это оттого, что сам майор Лоскутков на чайную чашку обычно кладет совковую лопату сахара. А поскольку он сейчас далеко и до моей сахарницы ему не дотянуться, то я имею полное право над ним понасмехаться.
Он позвонил сам.
– Поезжай в отдел. Я договорился. Ты вообще-то чем сейчас занимаешься?
– Чай пью, – сказал я невинно, вроде бы между делом, но со вкусом. – Только вот сахара по ошибке переложил. Ты же знаешь, я слишком сладкий не люблю. Но придется пройти через все муки, не оставлять же его недопитым. Такого мне моя жадность не простит.
Лоскутков сделал вид, что ему пора ложиться в госпиталь – слух совсем пропал.
– Про Лешего слышал?
– Слышал.
– Ничего интересного сказать не имеешь?
– Что будет, сообщу.
– Ладно. Оставь сахарку на мою долю. У нас сейчас весь «город» на ушах стоит. Но, может, выберу вечерком время, заскочу… – и он положил трубку.
На ушах они стоят, как я догадался, из-за Лешего. Есть из-за чего постоять. Есть из-за чего на ушах даже мозоли натереть, если стоять придется достаточно долго.
Лешим городские газеты прозвали серийного убийцу, который наводит страх на парочки, желающие «отдохнуть» в автомобиле на окраинах городского соснового бора. Если не было подходящей свободной квартиры, то подобные парочки ехали в городской бор. Ставили машину где-нибудь среди зарослей. Там Леший и подкарауливал их. Он убивал обоих – и мужчину и женщину. Мужчину просто убивал, без затей и, похоже, без злости. Над убитой же женщиной еще и издевался – кромсал ножом тело, лицо, разрезал рот так, что губы становились лоскутьями, распарывал живот. Но, самое странное, не насиловал. Впрочем, это-то как раз и говорит о том, что действует маньяк.
Типичный маньяк. Первый случай произошел три года назад. Тогда женщина была одна и не было машины. Убийство произошло ночью, жертва была сильно пьяна. К серийным дело отнести, естественно, было еще нельзя, хотя сами садистские методы убийцы заставляли задуматься о его вменяемости. Предполагали месть, состояние аффекта. Повторения, по правде говоря, не ждали. Всегда думается, что маньяки появляются где-то там, в стороне. Два года назад произошло уже три преступления, хотя и с большими перерывами. Теперь присутствовали пары. Почерк постепенно выкристаллизовался. Одним из убитых оказался милиционер, у которого Леший позаимствовал пистолет. Тогда газеты и подняли шум. В прошлом году бор казался тихим и безопасным. Думали, что маньяк исчез. А за последний месяц снова три случая. С интервалом в два дня. И ментовка, и ФСБ бегают сломя голову, пытаются что-то выискать. Но, насколько мне известно, имеют они в наличии только частицы кожи под ногтями последней жертвы, отпечаток башмака, похоже, армейского образца и проржавевшую опасную бритву со следами крови. Однако Леший действовал, как я слышал, ножом. Только однажды воспользовался пистолетом. Тем самым, милицейским. Так что бритва вполне может принадлежать другому маньяку.
Глава 2
1
Дверь районной ментовки с превеликим трудом поддалась моим усилиям. Но все же я справился – пригодились годы изнурительных, до последней капли пота тренировок. А оказалось, что столько труда прилагал напрасно. Уголовный розыск располагается в соседнем здании – так сообщил мне суетливый дежурный капитан с гноящимися, как у старого кролика, глазами.
