одну створку опасливо приоткрыли, когда сам настоятель пришёл посмотреть, что за шум.
Да, так вот и себя я тоже не помню. Вся моя предыдущая жизнь, вплоть до того момента, когда настоятель брызнул на меня водой из священного источника Девяти Небес, для меня оставалась пока чистым, незапятнанным листом. А священной водой меня окропили, не просто так. На умрунов, которые, чтобы к намеченной жертве подобраться, живыми притворяются, эта вода действует, что твоя кислота. Шкура умруна сразу идёт пузырями и исходит зловонным зелёным дымом. Так их и распознают. Есть ещё какие-то признаки, но их только лутеры и рыцари Ордена Паладинов Почившего Бога знают.
Иногда, во сне, меня окружают какие-то мутные образы, звучат странные слова, до боли знакомые, но смысл этих слов ускользает, как увёртливый угорь из рук, и они так и остаются для меня загадочным набором звуков. Приходит ощущение, что вот-вот, ещё один намёк, ещё один уточняющий штрих, и я всё вспомню. Но день за днём я просыпаюсь, а на чистом листе моей памяти, по-прежнему нет ни одного знака.
В монастыре меня сначала приняли за юродивого. Их много ходит по дорогам графства. Монахи же их привечают, кормят, относятся к ним снисходительно. Я ни слова по-человечески сказать не мог, только, говорят, сначала я лопотал что-то непонятное, а то и вовсе мычал.
Год я прожил в обители. Братья учили меня говорить, молиться Богам Света и Тьмы. Учили медитации. Это очень важно, ибо воля Богов постигается только через медитацию и занятия боевыми искусствами. И боевым искусствам меня тоже учили. Конечно, год занятий это очень мало. Это первый шаг на бесконечном Пути.
Мне очень много рассказывали том, как всё устроено под здешним дневным светилом — имя которому Зонне, Я узнал, как устроено здешнее общество, и какие основные опасности подстерегают людей, живущих на этих землях. Какие силы есть в этом мире. Я узнал, что монахи, приютившие меня, это беженцы с Востока, полностью поглощённого Пустошами. И что вокруг живут люди, не ведающие Тэ, а потому они обречены блуждать в лабиринтах бытия без надежды на обретение Тао. Многие из них верят в мёртвого бога и уповают на вечное блаженство после смерти. Глупцы, нет ничего вечного, и смерть, это лишь переход на следующий этап бесконечного пути.
Через год я ощутил себя готовым выйти из обители в этот хмурый, опасный и суровый мир.
Перед тем, как проводить меня до ворот, настоятель попросил меня девять раз подбросить монету. Я послушно подбрасывал эту монету, и ждал, пока она, звеня, упадёт на древние камни двора. А он молча наблюдал. Потом испытывающее посмотрел на меня, и сказал, что мне выпала десятая гексаграмма и она означает то, что мой успех зависит от меня же. От моего умения поступать обдуманно и решительно и извлекать уроки из всего, что происходит со мною. Это и было его напутствием. Больше он не сказал ни слова.
А я сделал свой первый осознанный шаг в большой мир. В дорогу мне дали стоптанные сандалии толстой кожи, простую одежду, которую носят здешние крестьяне и подёнщики, и небольшой посох, который тут называют дзё. На него и опираться можно, и использовать в качестве слеги, пробираясь по болотным тропам, кроме того, посох этот — очень эффективное оружие. Так что, я вступил на свой путь, будучи достойно экипированным.
Два дня я неторопливо шёл по тропинке, что была проложена вдоль левого берега речушки, текущей к городу Фиусса. Надо сказать, что тёмные дни были в самом разгаре, поэтому я опасливо озирался и настороженно прислушивался ко всему. Иноки в конец застращали меня страшилками про умрунов, демонов, гулей и прочую нечисть и нежить, что гуляет по дорогам во время тёмных дней.
Но первые два дня пути никто не покушался, ни на мою бессмертную душу, ни на нежные филейные части моей тушки, так что я к исходу третьего дня пути уже весьма бодро и уверенно ломился по направлению к перекрёстку, достигнуть которого рассчитывал как раз этим вечером.
Перёкрёсток, как вы понимаете, был мне без надобности, мне хотелось посетить трактир «Приют беглеца». Единственное в округе злачное место. Моя короткая сознательная жизнь, протяженностью всего лишь в год, вся прошла за стенами монастыря таоситов. И, что значит словосочетание «злачное место», я теоретически представлял, но, только на основе рассказов братьев. Ведь некоторые из них, прежде чем уйти от мира и обратить свои помыслы к высокому, отжигали по полной программе.
И долгими вечерами, попивая чай, они рассказывали мне, как куролесили и чудили по злачным местам. Их взгляды при этом становились мечтательными и слегка маслянистыми. Особенно, когда они вспоминали свои феерические попойки и визиты к развесёлым девкам. И, если про попойки я слушал вполне спокойно, то рассказы о девичьих прелестях и о том, насколько они приятны на ощупь, рождали в теле странные и сладостные ощущения, и неясные, побуждающие непонятно, к чему, смутные желания.
И вот, трактир передо мной. Да, на небесный дворец наслаждений это строение ни разу не похоже. Денег, что мне дали в дорогу в монастыре, впритык хватило на скромный ужин и ночёвку в самой дешёвой каморке. Хотя, надо отметить, что постель там была вполне приличная. И без клопов. Хоть и узкая.
Сижу я, значит, в пустом зале, уплетаю гороховую кашу, полную миску которой за мои гроши мне приволокла дородная подавальщица. Грызу копчёные свиные рёбрышки, которые иногда в этой самой каше удаётся найти, и вдруг…
Со второго этажа раздаётся женский визг, исполненный, прямо таки, животного ужаса. И, что характерно, вертлявый мужичок, стоявший за стойкой, и бывший, не иначе, как хозяином трактира, быстро просочился в неприметную боковую дверцу и исчез, вместо того, чтобы хотя бы поинтересоваться, что наверху происходит. Не знаю, какими соображениями руководствовался этот хозяин, но я решил посмотреть, что там за беда такая приключилась. Схватив свою палку, заменяющую мне и трость, и дубину, поднялся вверх, на второй этаж.
Крики доносились из самого конца коридора. Из комнаты, дверь в которую была слегка приоткрыта. Полоса света из этой приоткрытой двери то и дело перечёркивалась какими-то тенями, словно находящиеся в комнате прыгали вокруг свечки. Пока я поднимался, крики стали реже и тише. Видимо женщина, их издававшая, уже устала орать.
Я не стал медлить и уже через пару секунд заглядывал в довольно большую комнату. В дальнем от двери углу стояла просторная кровать. В середине — тяжелый круглый стол, на котором и стоял
