— Страховку.
Ему подали конец прочной, хотя и не толстой веревки с карабином на конце. Сарыбаш прицепил его к карабину на своем широком поясе. Другие карабины тоже были моментально пристегнуты, образовав связку. Так, в связке, прошли первый опасный участок. Осторожничали, но не чрезмерно. Знали, чем грозит секундное расслабление. Но страховку снимать не стали — до следующего опасного участка было недалеко. А вот на следующем участке под ногой Мараучу, идущего вторым в цепочке, поехал камень, и он сам поехал бы вслед за ним, если бы не связка. В веревку вцепилось сразу три пары рук, и Мараучу через несколько секунд снова оказался на тропе, твердо упираясь в нее ногами. А камень из-под ноги человека, получив ускорение, сдвинул с места другие камни, и началась цепная реакция. Сначала камни просто шелестели со все возрастающей силой. Потом уже начали грохотать. Как оказалось, жутко не только попадать под камнепад, а жутко даже над ним стоять. Во-первых, поднимается большое облако пыли, во-вторых, шелест и грохот сильно бьют по нервам, в-третьих, почва под ногами начинает дрожать, и не понимаешь толком, стоит идти вперед, или следует бежать назад, или вообще лучше не двигаться с места и только пытаться устоять на ногах. Сарыбаш первым сообразил, что следует делать, и двинулся вперед, и другие пошли за ним. Они хорошо знали эти места и знали, что прошли уже две трети опасного участка. До его окончания оставалось меньше, чем до начала, и потому возвращаться было опаснее. И они прошли. И только дальше, когда под ногами оказалась простая рыжая земля с такой же рыжей осенней травой, обесцвеченной звездным светом, остановились, чтобы перевести дыхание.
Дальнейший путь мог только утомить, но был уже не так опасен, как короткий пройденный, и потому страховку свернули. Место ей нашлось в рюкзаке Солтанмурада.
— Может, зайдем в пещеру? — предложил Биймурза. — Оружие хотя бы оставим. А то таскать с собой лишнюю тяжесть…
Пещера, где они обычно хранили оружие, вернее, даже не пещера, а большой грот, располагалась неподалеку. Туристов этот грот не интересовал, да и не полезли бы туристы на невидимые простому глазу верхние этажи.
— Думаешь, оружие нам не пригодится? — мрачно спросил Сарыбаш, глядя на Биймурзу своим единственным здоровым глазом.
— Думаю, уже не пригодится, — за него ответил Солтанмурад. — С телом Ногая сюда не пойдешь… Где еще оружие оставить? И рюкзаки нужно опорожнить. С таким грузом долго не находишься. А идти надо быстро…
Этот алгоритм действий был принят даже Сарыбашем, который сам взял только одно одеяло. Но он видел, как его товарищи перекладывали много вещей из рюкзаков туристов в свои рюкзаки. И про его рюкзак тоже не забыли, сильно утяжелив ношу. Плечи от тяжести налились свинцом. Торопились закончить дело, пока хорошо горел костер. Потом костер разбросали и затоптали.
— Идем, только побыстрее.
Он опять пошел первым. И свернул в нужном месте. Дальше уже путь был простым. Единственную сложность представлял спуск по склону, но звезды были яркими, да и выкатившаяся луна светила ярко, и потому споткнуться было сложно.
Фонариками бандиты воспользовались только перед входом в большой грот, где чувствовали себя как дома. Там у них и дрова были припасены для костра, который они обычно здесь зажигали, если случалось проводить в гроте ночь. Впрочем, сейчас никто не предложил развести костер, потому что понимали состояние Сарыбаша. Его брат лежал там, в ущелье, и Сарыбаш торопился туда, понимая, конечно, в глубине души, что надеяться не на что, тем не менее надежды не теряя…
* * *В ущелье они вошли только через три часа, уставшие и взмокшие, хотя ночь была прохладной. Однако вспотеть нетрудно и в крепкий мороз, если затрачиваешь много энергии во время работы или даже при быстрой ходьбе. Там, в ущелье, уже необходимо было идти с фонариками, чтобы не переломать себе ноги на камнях. Первым, как и раньше, шел Сарыбаш, за ним, чуть-чуть отстав, двигался Мараучу. Слегка отстали Солтанмурад с Биймурзой. Разговаривали между собой тихо, чтобы не услышал их брат погибшего Ногая.
— Чего доброго, Сарыбаш надумает тело домой тащить, — проворчал Биймурза. — Я уже и без того еле ноги переставляю.
— А ты думал… Он для этого одеяло с собой и прихватил.
— У меня лопатка с собой. Может, выкопаем могилу и похороним?
— Не знаю. Как Сарыбаш решит. Думаю, он не согласится. С него старая Разият спросит.
— Сарыбаш свою мать боится больше, чем окулиста, — согласился Биймурза.
Оба они знали, что Сарыбаш, будучи еще мальчишкой, напоролся на ветку и порвал себе веко. Привели его в больницу, хирург зашил веко, отправил к окулисту. Окулист назначил операцию, хотя никакая операция мальчишке, как потом оказалось, была не нужна. В результате после операции на глазу появилось бельмо. Сначала небольшое, потом и весь глаз закрыло. И все окулисты стали для уже взрослого Сарыбаша чудовищами.
У Сарыбаша стал садиться фонарик. Пришлось остановиться, чтобы сменить аккумулятор.
— Скоро уже. Смотри внимательнее, — сказал ведущему Мараучу. — Где-то здесь должно быть. Как бы мимо не пройти. Ближе к стене держись.
Правая сторона ущелья представляла собой действительно стену, а не склон хребта. И стена эта, начиная с нижней части, была даже с легким обратным уклоном. Биймурза посветил фонариком вверх. С места, где они шли, верхний край видно не было. Его можно было рассмотреть, наверное, только днем от противоположного склона, тоже крутого, но не обрывистого. Да и луч фонарика был не в состоянии достать до верхнего края. Для этого требовались фонарики посильнее или же вообще армейские тактические фонари, которые посылают луч порой на три сотни метров. Стена же была высотой около шестидесяти метров.
Но человек, если будет падать сверху, сначала обязательно должен удариться о слегка наклонную среднюю часть и отлететь от прямой линии падения. И потому Сарыбаш, уже давно все мысленно рассчитавший, не послушался совета и не стал прижиматься к стене. Мараучу, наверное, хуже всех знал здешние места. Все остальные знали их прекрасно. И конфигурацию обрыва тоже помнили и потому продолжали движение так же, как начали.
— Туда посвети… — сказал Мараучу, показывая направление лучом своего фонаря. Но у его фонаря тоже подсели аккумуляторы, а запасных Мараучу с собой не взял. И его луч недалеко бил в темноте ущелья, хотя его вполне хватало для того, чтобы осветить себе путь под ногами и не оступиться.
В этот раз Сарыбаш послушался. Он вообще умел прислушиваться к чужим советам, хотя выполнял только то, что ему самому казалось правильным. Он направил луч фонаря вперед, и сам рывком бросился в том направлении. Мараучу каким-то образом увидел в темноте лежащее среди острых камней человеческое тело.
Все подошли. Сарыбаш стоял перед телом брата на коленях. Его надежды на чудо так и остались только надеждами. Тело лежало на острых камнях, и даже при падении с намного меньшей высоты любой человек разбился бы насмерть. Все пространство между камнями было залито кровью. Крови вытекло очень много.
— Неужели в человеке столько крови… — сказал Биймурза, — никогда бы не поверил, если бы сам не увидел.
— У него тело во многих местах пробито, — объяснил Солтанмурад. — Сразу из всех ран вытекало. И даже из головы…
Ногай лежал на спине, откинув в сторону левую руку, а правая — каким-то неестественным образом изогнувшись, была придавлена спиной.
— Помогите вытащить руку, — попросил Сарыбаш. — Приподнимите его.
Мараучу с Биймурзой наклонились над телом, приподняли, и он вытащил из-под спины сломанную и согнутую руку брата. Уложил ее вдоль тела. Точно так же положил вторую руку. И после этого посмотрел на небо.
— Он лежит подошвами в сторону Мекки… — понимая, что высматривает Сарыбаш, подсказал Солтанмурад. — Положи ему на живот камень[1].
Сарыбаш торопливо выполнил сказанное. Глаза Ногая были закрыты, а подбородок не отвисал, и завязывать его необходимости не было. Сарыбаш сам повернулся туда, куда смотрели подошвы брата, двумя руками совершил омовение лица и стал читать «Калимат-шахадат»:
— Ла илаха илла-ллаху, Мухаммадун-Расулу-ллахи[2].
— Вообще-то это читается перед смертью[3], — сказал Солтанмурад. — Чтобы умирающий слышал и повторял хотя бы мысленно.
Сарыбаш не растерялся, хотя плохо знал каноны ислама.
— Душа моего брата еще здесь, она слышит меня, видит мою скорбь и повторяет за мной слова молитвы. Еще нужно читать суру «Ясин», но я ее не знаю. Знает кто-нибудь?
Все отрицательно закачали головами.
Сарыбаш встал и достал из рюкзака одеяло, расстелил его прямо на камнях.
— Помогите переложить. Понесем на одеяле, ко мне домой. Я позвоню маме, чтобы она приехала. Утром она будет у меня. Привезет кафан[4].
