Приглашение приехать в Ньютаун я получил от моего давнего друга-англичанина по имени Клайв Калвер. В 1970-е годы, когда я был редактором журнала «Студенческая жизнь», выпускаемого организацией «Молодежь для Христа», он возглавлял британский филиал этой организации. Со временем наши пути разошлись. Клайв занялся международной благотворительной деятельностью, а я стал писателем. Сегодня Клайв — пастор преуспевающей церкви, насчитывающей 3500 человек, служения которой проходят неподалеку от Ньютауна. «Такое ощущение, что вся моя жизнь была лишь подготовкой к этой роли, — сказал он, позвонив мне за неделю до Рождества. — В ‘World Relief’ я возглавлял группу реагирования на случай стихийных бедствий. В ней были задействованы около 20 тысяч человек по всему миру. Но теперь это случилось у меня по соседству, и напрямую пострадали члены моей общины. Все они задают один и тот же вопрос, о которым ты много лет назад написал книгу: ‘Где Бог, когда я страдаю?’ Ты мог бы приехать и выступить у нас в церкви?»
Омраченное рождество
Для меня Рождество 2012 года было не похоже ни на одно другое. Мой отец умер 15 декабря, и это всегда заглушало дух Рождества в нашей семье, а теперь стрельба на 14 декабря омрачила праздник для целой нации. Это было словно удар под дых. Что происходит с нами и с нашей страной? Ни у кого не укладывалось в голове, что молодой человек из приличной семьи может вот так ворваться в школу и методично расстрелять два десятка испуганных первоклассников.
Я следил за выпусками новостей и изучал поминутную хронологию случившегося в тот день в начальной школе. Я прочитал опубликованные в Интернете биографии всех убитых детей, благодаря чему теперь знал каждого из них по имени и в лицо: потрясающие рыжие волосы Кэтрин; щербатая улыбка Даниэля; сияющий взгляд голубоглазой Эмили; шаловливая усмешка Джесса… Я читал о домашних любимцах этих детей, об их увлечениях и розыгрышах сверстников, об их пищевых аллергиях и любимых спортсменах. Хотя эти жизни и были прерваны на отметке в каких-то шесть-семь лет, они успели оставить на земле свой след.
Услышанное мной в те выходные в Ньютауне — истории, вопросы, возгласы смятения и протеста — оживило воспоминания о других реакциях на страдания, с которыми я сталкивался на протяжении многих лет. Почему случаются несчастья? Почему Бог позволяет злу следовать своим ужасным курсом? Что доброго может вытекать из подобных событий? Я не переставал бороться с этими вопросами с момента написания моей первой книги и вынужден был вновь столкнуться с ними, обращаясь к церковной общине Ньютауна.
Когда я отправился в Коннектикут, издатель книги «Где Бог, когда я страдаю?» временно сделал ее доступной для бесплатного скачивания. Я опубликовал ссылку в Facebook, а издательство выпустило пресс-релиз, но не стало рекламировать эту акцию. Мы ожидали, что откликнутся несколько сотен человек, может быть — тысяча, но, как мы позже узнали, книгу в течение нескольких дней скачали более ста тысяч человек. Очевидно, что эта тема беспокоит многих, и потому я решил отложить в сторону другие писательские проекты и переосмыслить вопрос, который впервые исследовал более тридцати лет назад.
Работа над этой книгой совпала с затяжной зимой в горах Колорадо. Даже в апреле 2013 года я мог наблюдать через окно за потрясающе красивой картиной: вечнозелеными деревьями под слоем свежевыпавшего снега, искрящегося золотом в лучах утреннего солнца на фоне неба цвета тропического океана. И, отрывая взгляд от этого великолепия, я должен был собирать воедино исполненные болью лица, увиденные в Японии, Сараево и Ньютауне.
Неожиданно их круг расширился. 15 апреля двое иммигрантов испортили день радости и триумфа в Бостоне, заложив бомбы у финишной черты Бостонского марафона. Забег, начавшийся с печальных двадцати шести секунд молчания в память о жертвах Ньютауна, завершился невыразимой трагедией. Пятый по размерам город страны оказался парализованным из-за розыска полицией террористов, причинивших три смерти и сотни ранений. Через два дня в городе Уэст, штат Техас, взорвался завод по производству удобрений, убив десятерых пожарных и еще пять человек, но на фоне масштабной облавы, устроенной в Бостоне, это событие осталось почти незамеченным. Позже на той же неделе китайскую провинцию Сычуань сотрясло землетрясение, унесшее жизни почти двухсот и ранившее более восьми тысяч человек. Совершенно очевидно, что вопросы о страданиях, поднимавшиеся в 2012 году, все так же оставались и в 2013.
На самом деле, я мог бы затронуть этот вопрос в любом году, ибо мы живем на хрупкой планете, терзаемой болезнями, наводнениями и засухами, землетрясениями, пожарами, войнами, насилием и терроризмом. Страдания, будь они катастрофическими или обыденными, всегда скрываются где-то поблизости. Я ежедневно получаю рассылку с сайта «Caring Bridge» с рассказами о том, что кто-то оказался в больнице, подключенным к аппарату жизнеобеспечения, или восстанавливается после инсульта, или борется с онкологией. Куда же в таком мире смотрит Бог?
Я полностью отдаю себе отчет, что никакая книга не сможет «решить» проблему боли, и все же чувствую побуждение передать другим то, что я узнал в краю страданий. Если у христиан есть радостная весть, послание надежды и утешения, которым они могли бы поделиться с израненным миром, то она должна начинаться именно с этого.
ЧАСТЬ 2
«Я ХОЧУ ЗНАТЬ: ПОЧЕМУ!»
Я влюбился в Японию в первый же визит в эту страну в 1998 году. Когда самолет подрулил к аэровокзалу, все носильщики и уборщицы кланялись, приветствуя нас. В гостинице коридорные бросаются к вам, чтобы поднести чемодан, и вежливо отказываются от любых чаевых. Вы въезжаете на автозаправку — и вашу машину обступают работники в белых перчатках (зачастую женщины), чтобы залить в бак бензин и помыть стекла и фары. И как они умудряются соблюдать свою униформу в такой безупречной чистоте? Когда вы отъезжаете, они низко кланяются и машут вам на прощание рукой, как будто вы оказали им огромную услугу, позволив послужить вам. Водители автобусов и такси в минуты между поездками стараются отполировать бамперы и вытереть пыль с сидений. Вы редко услышите автомобильный гудок даже в таком перенаселенном городе, как Токио, потому что водители терпеливо пропускают друг друга на перекрестках.
С тех пор я трижды возвращался в эту страну по приглашению моего японского издателя. Рынок книг христианской тематики в Японии очень мал. Христианами себя считают лишь один процент японцев, и большинство церквей, имея двадцать-тридцать прихожан, едва сводят концы с концами. Хотя случайные посетители могут отыскать какую-нибудь церковь, чтобы попрактиковаться в английском языке или послушать западную музыку, новые члены общины здесь — редкость. Японцы уважают христианство (некоторые из их лучших романистов открыто писали о своей вере), но относятся к нему, как к западному импорту. В их современном, высокотехнологичном обществе религия выживает преимущественно в виде буддизма или синтоизма, и то — как некого пережитка прошлого, а не динамичной составляющей повседневной жизни.
Прежде, чем обратиться к церкви или к общественному собранию, я всегда становился участником чайной церемонии, организованной в офисе пригласившей стороны, во время которой мы жевали сладости из бобовой пасты, обменивались подарками и согласовывали точную программу мероприятия: песня — три минуты и сорок секунд; объявления — две минуты; речь — двадцать семь минут; заключительное слово — двадцать секунд. Не уверен, что в японском языке есть выражение, обозначающее спонтанность.
Когда размышляешь о Японии, на ум приходят два слова: упорядоченность и красота. За многие столетия японцы сформировали общество, насквозь пропитанное ритуалами. Они кланяются друг другу в знак уважения и всегда ожидают, когда первым распрямится старший по возрасту. Приезжие быстро узнают, что полученную от другого визитную карточку следует держать перед собой обеими руками, внимательно изучая ее, чтобы продемонстрировать интерес. На людях никогда нельзя показывать подошвы обуви и засовывать руки в карманы. Входя в дом или церковь, вы должны разуться и надеть гостевые шлепанцы.
Посещение уборной связано с еще одним набором ритуалов. Перед тем, как войти, вы снимаете домашние шлепанцы и надеваете туалетные — сделанные из пластика и украшенные изображениями мультяшных героев наподобие Микки Мауса или Хелло Китти. (Я слышал несколько забавных историй о том, как кто-то из заезжих важных персон забывал, выходя, сменить обувь и появлялся на сцене в академической шапочке, мантии и в туалетных шлепанцах на ногах.) Сам унитаз и его непосредственное окружение напоминают кабину реактивного самолета с набором кнопок и тумблеров для смены одноразового чехла на крышке, подогрева сиденья, включения восходящего душа и сушилки, а также множества других функций, которые я так и не осмелился испробовать.
