Путник, дыша улыбкой, ответил:
- Имя мое Георгий, добрый хозяин. И я христианский монах, а по Руси странствую уж пятый год.
- Монах христианский? - проговорил Белояр задумчиво, приподнимаясь на локтях. - Стал быть, верно, бают, будто князь Владимир в греческую веру оборотился?
- Басилевс Владимир не только сам принял Христа, но и восхотел окрестить всю Русь. А...
- Не бывать этому! - резко оборвал монаха Белояр. - Не дело это, покон старый в одночасье рушить, предавать веру отцов наших да чужому богу требы класть!
- Кончилось время старых богов, Белояр - мягко сказал Георгий. - Рано или поздно Русь должна была принять новую веру. Это случилась сейчас. Мир рушиться для тебя, но дети твои будут считать Христа своим богом.
- Веру, как портянки, не меняют! - зло бросил Белояр. - Вера наша древняя, отцами да дедами нам заповедана и другой нам не надобно!
- Пришла пора меняться. Руси нужна новая сила и эту силу ей может дать лишь христианство.
- Силу? -прищурился Белояр. - Какая сила может быть у Христа? Его оболгали, а он молчал. Народ, который он учил, распял его, а он так и не воззвал к Отцу Своему. Так какая же может быть сила, если он смиренно умер на кресте, а его убийцы торжествовали? Ведь даже если он воскрес, все равно не отмстил им. Толи дело наши боги. Перун бы там никому спуску не дал. В хвост и гриву бы всех пропесочил. Гнал бы легионеров до Рима пинками.
- Но и после всех мучений Христос их любил. Их всех, смеющихся над ним, издевающихся, проклинающих и предающих его. Всех .Он любил их всех, не взирая на грехи и достоинства. Убийц, мытарей, блудниц, праведников. Людей. И он умер за них. Кровью и жизнью своей он искупил все грехи людские пред небом и друг другом, спас людей. Любовь - вот Сила Христа. Истинная, вселенская, всеобъемлющая Любовь, во имя которой Спаситель принес великую и последнюю жертву - себя! - неожиданно горячо для себя самого ответил Георгий.
- Любовь, говоришь, монах? - Белояр оскалился. - Не для людей она, такая любовь. Мелки мы для нее, для вселенской то..И хуже всего те, кто идут с отголосками этой любви по миру, лезут, непрошеные, всем в душу. А поможет тебе эта любовь, ежели ты с тем же Змеем завтра столкнешься? "Отче наш" прочесть не успеешь, как он тебя схарчит. И не подавиться. Змей, он же скотина такая, ему, что монах, что купец, что богатырь, токмо на вкус и разница. Мигом все заповеди забудешь, лишь бы живым остаться. От страха зайца обгонишь. А, монаше?
- Нет - твердо ответил Георгий. - Не забуду. И не побегу.
- Ха! - грохнул Белояр. - С чего это ты такой храбрый? Может, ты витязь могучий али чародей великий? Или на Христа на своего надеешься, думаешь, оборонит слугу своего смиренного?
- Нет. Бог помогает тем, кто сам себе помогает. В любом создании, даже в Змее, дремлет искра Божия. Частица огня и любви. И добрым словом можно возжечь эту искру в пламя.
- Словом? Змея? - Белояр изумленно воззрился на Георгия. - Да ты в своем ли уме..
- В своем - монах пристально посмотрел на хозяина. - Я ведь говорю с тобой, Белый Яр.
Белояр поперхнулся зарождающимся смехом, улыбка медленно сползла с его лица, уступая место хищному оскалу.
- Вот оно что - зловеще протянул он, весь подобравшись. - И давно тебе, отче, все ведомо?
- Да с самого начала - ответил Георгий, с любопытством глядя на Белояра. Тот напоминал монаху изготовившуюся к броску кобру. - Неужто ты думаешь, что я бы тебя не узнал? Эти мороки для купцов да воев хороши. А я, как-никак, монах...
- Никак! - рявкнул Белояр, вырастая до потолка и полыхая синими глазами.
- Шас от тебя, служитель Господа, ничего не останется. Ни рясы, ни молитвенника! Готовься, молись, пока можешь!
- Ты ведь не сделаешь этого - улыбнулся монах.
- Это еще почему? - озадачился Белый Яр, складывая распахнутые было крылья.
- Сожру как поросенка. Делов то на полкуны.
- А ты не людоед - продолжая улыбаться, пояснил Георгий - Грабить грабил, убивал, было дело. Но чтоб есть кого-нибудь? Не было такого.
- Хитрый? - с непонятным выражением протянул Белый Яр. - Умный? Думаешь, все разузнал про меня? А я тебя, святой отец не буду есть. Противно мне жрать раба Божьего. Я тебя щас просто прибью да туточки под дубом закопаю. Могу и крест на могилку поставить, ежели желаешь.
- Я ел твою пищу, был под твоим кровом.
Я - гость, Змей.
- Гость? - хмыкнул Белояр. - Мы, твари бесовские, законов не блюдем и гостей не уважаем. Все, хватит языком пол мести, молись.
- Ах так! - неожиданно взъярился монах.
-Вот, значит, ты как, гад летучий?!
И он рванул ворот рубахи, обнажив худую жилистую шею.
- Бей, кровопийца!
Гибкий хвост стальной плетью вспорол застонавший воздух и, ударив по дубовой скамье, разнес ее в щепки.
Змей с ревом взметнулся вверх, пробил головой потолок, тут же расползшийся клочьями болотного тумана, и, распахнув крылья, прошипел:
- Да я тебя сейчас в клочья, отродье христианское!
Георгий на мгновение заглянул в нависшие над ним щели зрачков, узкие, словно лезвия стилетов, вокруг который бушевало неистовое синее пламя и устало прикрыл глаза.
Ему было стыдно признаться самому себе, но он боялся.
" Прости мне, Господи, гордыню мою " - прошептал Георгий, не подымая век.
"Возомнил я себя святым и безгрешным.
Думал, что один управлюсь со Змеем злокозненным. Да не мечом, а молитвою, лишь словом святым и добрым. Не сумел. Что ж..
Прости мне грехи мои, Господи, но суди по мере проступков моих. Прости меня, Отец наш небесный, сущий на небесах..."
Монах торопливо шептал пересохшими губами молитву, словно оплетая этой невидимой сетью слов неподвижного, как изваяние, вибрирующего от ярости Змея. Шептал, захлебываясь и запинаясь, подстегиваемый страшным, завораживающим ужасом последнего удара, который Белый Яр должен был нанести уже давно, но почему-то до сих пор не ударил и, поэтому, все еще может быть...
Santa 1998
