кресле напротив. При этом, будто мобилизовавшись, струил образ прилежного слушателя, у которого своих идей дефицит.
– Очередь велика? – вновь ошарашил визави Алекс. Конкретизировал: – Шарлатанов, жаждущих перенять твой опыт «забега» в потустороннее? Про журналистов и сочинителей молчу – таковых, думаю, тьма-тьмущая.
– Вернемся к повестке, – миролюбиво предложил Навальный, ставя точку в затянувшейся разминке, его же бесцеремонностью явленной.
– Да, конечно, – согласился Алекс. С напускной важностью продолжил: – Собственно, я к вопросам открыт. К моим текстам по теме (возвращение в Россию Навального), не сомневаюсь, вами прочитанных, особо добавить нечего. Не считая, комментариев и дискуссии, разумеется.
– У меня пока два вопроса: кого конкретно вы представляете? И какова реальная цель визита? – буднично, оттого весомо, озвучил Навальный.
– Я не думаю, что МИД России, немецкими коллегами идентифицированный, мог играть какую-либо партию, кроме кремлевской. А кто персонифицирует Кремль, полагаю, вы знаете… – разъяснял с некоторой пресыщенностью Алекс. – Касательно цели… Основная – идентична заявленной немецкому МИД. Есть еще кое-что, но это частность.
– Предлагаете поверить, что Алекс Куршин, известный масс-медиа как антикремлевский журналист, представляет президента РФ? – обозначил логическую прореху политический крот Навальный.
– Причина подряда в одном: моя кандидатура – единственная, которую в сложившийся ситуации – шабаш отравителей и киллеров – мог согласовать Берлин, – поплыл на любимом судне – велеречивого многословия – Алекс. – При этом я убежден: немцы вам не разъяснили, почему именно парламентер – Алекс Куршин. Как и потребовали не распространяться о встрече. Ну и на десерт: даже СМИ не в курсе, что я здесь. Так что, сколько бы я не плодил обтекаемых смыслов, разобраться в моем статусе и бэкграунде не выйдет – столь он парадоксален и замысловат. Стало быть, предлагаю ограничиться аксиомой: мой взгляд на план Алексея Навального вернуться на родину – независимая позиция, которая, подчеркиваю, совпала с установкой по проблеме Кремля; наши с Кремлем взгляды не более чем пересеклись.
Да, верно, так называемое пересечение далеко от гуманитарных побуждений, ибо кремлевские навязали «встречный план», но об этом позже, если дойдет вообще....
– То есть, если следовать в русле вашей логики, ваша задача – доказать на пальцах, почему Россия, страна моего гражданства, мне противопоказана? – встрял, дождавшись паузы, берлинский пациент.
– Не совсем так, – чуть подумав, ответствовал парламентер российского и прочего закулисья. Во-первых, у вашего безумного предприятия – сдать себя в прокат вечнозеленому Гулагу – есть свой джокер по умолчанию: реальные предпосылки политической судьбы Нельсона Манделы и гарантированный в ближайшие годы Нобель. Стало быть, потенциал обретений столь значителен, что практически уравновешивает риски вашей задумки добровольно себя засадить, пусть на кону ваша собственная жизнь, которая после сверхдерзкого отравления котируется не дороже предыдущей и нынешней Конституции вместе взятых… Так что моя, пацифиста-либертарианца, миссия – это как можно скрупулезнее разложить пасьянс ваших перспектив, ни в коей мере на вас, Алексей, не давя. Решение сугубо за вами.
Резюмирую. На мой аналитический взгляд, оба подхода, в общем и целом, равнозначны, при этом на гамбургских весах: трамплин для решающего карьерного скачка, пока, правда, гипотетического, и ваша уникальная, принадлежащая уже не вам одному, а всему человечеству жизнь. Простите за пафос, но, нельзя не призвать, вы уже фрагмент истории и отнюдь не проходной…
– Не понимаю, реквием зачем? – возбудился объект, как оказалось, планетарных страстей. – Я не вчера пуганный, только больше, чем тридцать суток, кишка у них тонка!
– Не тот случай, Алексей! Объявив о процедуре по замене условного срока на реальный, Кремль отрезал себе пути отступления. Так что посадка – их ситуативный минимум, коль с физическим устранением облом…
– Меня ждут избиратели, думские выборы на носу! Дезертировав, каково буду выглядеть? – давил на подотчетность политика электорату Навальный.
– А что, на своих похоронах лицо сохраните? – особо не напрягался с аргументами Алекс.
– Не дождутся! – петушился председатель ФБК.
– Ладно! – хлопнув себя по коленям, Алекс резко встал на ноги. – Получилось то, что получилось. Перейдем к послесловию, сразу оговорюсь – кремлевской сборки. Отмечу: не работай оно на предмет миссии, я бы предложил им искать иного курьера. Так что одевайтесь…
– Не понял!? – лицо Навального вытянулось.
– Мы перемещаемся в автомобиль, где Егор, вас обыскав на предмет фотокамеры, даст прочитать кремлевский месседж, – изложил сюжет «послесловия» Алекс.
– Серьезно!? Мне гульфиков не хватило? – возмутился подопытной кролик цифровой диктатуры.
– Алексей, под мое поручительство процедура согласована с немецким МИД, ваша охрана в курсе. Автомобиль и Егора они прежде обыщут сами, текст читать минуту, – озвучил «Руководство по эксплуатации» вотчины теневых сношений Алекс.
Кремлевская заготовка, гибрид директивы и помилования, блистала ясностью мысли: «Фильм «Дворец для Путина», фальшивка в стадии завершения, в сеть выложен быть не может. Пока ФБК этому требованию следует, председателю Фонда гарантируется иммунитет от уголовного преследования (административные аресты не в счет). Кроме того, г-н Навальный сможет вернуться в Российскую Федерацию после думских выборов.
Согласие председателя ФБК повлечет отзыв представления прокуратуры по замене условного срока на реальный в деле «Ив Роше». Подчеркиваем: иммунитет г-на Навального будет действовать ровно до тех пор, пока фильм-пасквиль пылится на полке».
Егор, державший планшет ниже уровня окон, уничтожил не облаченный в файл абзац едва Навальный отвел взгляд от экрана. После чего вернулся в свою привычную позицию – рулевого, прежде пристроив планшет в бардачке.
Навальный сидел на заднем сиденье, транслируя дефицит задач, и, казалось, не брал в толк, что событие себя исчерпало, оставив микро-зазор для двух или трех знаков. Их приемщик – Алекс Куршин, ошивающийся с охранниками рядом.
Наконец Навальный выгрузил себя наружу и двинулся в дом, не выказывая желания с кем-либо общаться, включая Алекса Куршина, в то время как стороне переговоров хоть какой-то жест полагался.
Минув Алекса, Алексей остановился. Будто вспомнив о чем-то, развернулся к нему, казалось, вопрошая: ничего не хотели мне сказать? В то время как подразумевалось наоборот…
Переминавшийся с ноги на ногу Алекс двинулся к Навальному и, сблизившись, с сочувствием приобнял. У калитки оба остановились, жестами сообщив охране: у нас разговор тет-а-тет.
– Причина августовского покушения теперь ясна? – виновато обратился к Навальному Алекс, точно он частичка коллективной вины режима-отравителя.
На гладком, безупречных черт лице визави отобразился то ли ужас пережитого, то ли отчаяние тупика; Навальный отмахнулся, казалось, не в силах поддерживать разговор.
– Знаете, Алексей, ваше отравление у меня вначале закольцевалось с белорусским кризисом. Дескать, кремлевских тот в такую икоту вогнал (было от чего!), что в панической атаке они кинулись устранять значимого, но явно переоцененного оппозиционера – дабы вытравить и намек на протестную активность. Ныне ясно, что это не так. Пусть неким раздражителем гражданское неповиновение в Беларуси для покушения на Навального и послужило, но было глубоко вторичным. Во главе угла, как выяснилось, ваш фильм. Надо же… Смех да грех! В первой половине моей жизни фетву объявляли за книгу, во
