Дело в том, что за последний год Россия бросила США сразу несколько вызовов в той сфере, где американцы привыкли безраздельно доминировать, а именно в сфере этической. Началось все с запрета американцам усыновлять российских детей. Получив широкую международную огласку, он для всего мира вскрыл неблагополучную обстановку в этой сфере в США, например, достоянием мировой общественности стал факт наличия в Америке специальных лагерей для брошенных усыновителями детей вроде «Ранчо для детей» в Монтане.
Затем вопреки своим стараниям США оказались-таки «не на той стороне истории» на Ближнем Востоке. Энтузиазм по поводу арабских революций обернулся: в Ливии — убийством американского посла, в Египте — де-факто поддержкой двух военных переворотов (свержение египетской армией сначала президента Мубарака, а затем президента Мурси), в Сирии — попаданием в одну компанию с боевиками «Аль-Каиды» и людоедами. Если раньше, в Югославии и Ираке, американцам удавалось хотя бы сохранять видимость успеха, то на Ближнем Востоке избранная ими политика потерпела очевиднейшее фиаско.
Затем дело Сноудена, которое не только вскрыло механизмы глобальной электронной слежки со стороны Агентства национальной безопасности США, но и спровоцировало Вашингтон на вопиющее нарушение международного права — под давлением из-за океана европейцы были вынуждены блокировать перелет боливийского президента и провести принудительный досмотр самолета. Подобное поведение со стороны президента Обамы (напомним, лауреата Нобелевской премии мира) обрушило международный авторитет Америки до беспрецедентно низкого уровня.
Наконец, ударом по «моральному лидерству» Запада, а значит, по лидерству США прежде всего, стал и российский закон о запрете пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних. Россия пошла против очевидного мейнстрима в западной политике. Причем поскольку сильная оппозиция расширительному толкованию прав человека («Права геев — это права человека, а права человека — права геев», — неоднократно повторяла в своих заявлениях о защите прав секс-меньшинств бывший госсекретарь Хиллари Клинтон ) существует и на Западе, Россия показала принципиальную возможность иных подходов. Что для нынешней — демократической — администрации США стало еще одним весьма болезненным уколом. За год фундамент для идеологического давления Соединенных Штатов на Россию оказался полностью разрушен.
Дело Эдварда Сноудена безвозвратно подорвало международный авторитет США в сфере соблюдения прав человека
Фото: EPA
Стратегический цугцванг
Впрочем, наверное, если бы у Вашингтона были надежды на то, что личная встреча Обамы и Путина на полях саммита «большой двадцатки» сулит США какие-то конкретные выгоды, американский президент мог бы и не принимать во внимание вышеизложенные соображения и все же поехать в Москву. Однако в том-то и дело, что никаких прорывных решений, которые могли бы оправдать «мягкость» Обамы, не предвидится.
Единственное, чего по-настоящему хочет Вашингтон от российской стороны в последнее время, — это согласие Москвы на новый раунд радикальных (на треть) сокращений стратегических ядерных вооружений (хорошо бы при этом еще начать переговоры о сокращении тактического ядерного оружия, где у России большой перевес). Американцы пытаются увязать это сокращение с какими-то весьма расплывчатыми обещаниями об ограничении развертывания своей системы противоракетной обороны и/или о некоем обмене информацией. Однако Россия начинать переговоры о новом сокращении СНВ категорически отказывается. Поэтому и Обаме специально встречаться с Путиным вроде как незачем.
Для США же вопрос о сокращении СНВ принципиален. Технологического прорыва, который резко повысил бы эффективность гипотетически полностью развернутой ПРО, не произошло. Поэтому затевать ее масштабное развертывание имеет смысл, если только появляются шансы на значительное сокращение российского ядерного потенциала (пока на треть, потом еще, потом можно будет подключать к этому процессу другие страны). Поэтому российское согласие на сокращение СНВ в увязке с неким соглашением о «мягком» контроле американской ПРО — это прямой путь к тому, чтобы подтолкнуть США к продолжению работ по противоракетной тематике. Против мощного ракетно-ядерного арсенала ПРО бессмысленна, поэтому, чтобы убедить скептиков (а такие в США, конечно же, тоже есть, особенно в условиях острого бюджетного кризиса), требуется показать им перспективу сокращения арсеналов.
Таким образом, сокращение российского СНВ — это шаг поддержки ПРО США, отказ от сокращения — препятствие на пути ПРО. А не наоборот, как пытаются представить сторонники договоренностей с США любой ценой. Именно поэтому Россия отказывается обсуждать дальнейшее сокращение ядерных вооружений, полагая уровень стратегических ядерных сил, закрепленный в действующих соглашениях (1550 ядерных боезарядов), оптимальным. Поскольку имеющиеся у США арсеналы обычного (неядерного) высокоточного оружия и мощности по его производству не позволяют России поддерживать стратегический паритет с США иначе, кроме как за счет СЯС.
Военные учения на Дальнем Востоке не только показали высокую боеготовность российских войск, но и продемонстрировали, что слабость российских позиций в этом регионе — кажущаяся
Фото: ИТАР-ТАСС
Упрямство России — серьезный вызов для США. С одной стороны, в стране существует мощный двухпартийный консенсус о необходимости создания масштабной противоракетной обороны, и администрация Обамы вынуждена так или иначе его продвигать. С другой — американский бюджет, в том числе его военная часть, сильно перенапряжен. За последние десять лет госдолг США в абсолютном выражении вырос примерно в три раза, а в относительном (в процентах ВВП) — почти в два раза. Одновременно поддерживать и развивать значительный ядерный арсенал, арсенал высокоточного оружия и разрабатывать и развертывать ПРО становится для США непосильным бременем. (Прибавьте к этому, например, еще десять авианосцев, содержать которые — удовольствие не из дешевых.) Сократить свои ядерные силы в одностороннем порядке американцы тоже не могут, поскольку в стратегическом плане (как средство сдерживания и возмездия) ядерное оружие и оружие высокоточное (каким бы ни было эффективным последнее) не эквивалентны.
Даже развитие перспективных систем вооружения вроде гиперзвуковых ракет — при наличии у вероятного противника достаточно мощных СЯС — не позволяет получить гарантию от нанесения неприемлемого ущерба в ответном ударе (в принципе достаточно, чтобы взлетела одна тяжелая МБР с десятью боеголовками, не говоря уже о ракетном залпе единственной уцелевшей атомной подлодки). При этом развитием своих ядерных сил американцы по окончании холодной войны пренебрегали, увлекшись в угоду ВПК более продвинутыми военными игрушками. Урезать технологичную часть военной программы Обаме никто не даст по внутриполитическим причинам (по крайней мере, пока), а сокращать ядерную — плохо.
Фото: ИТАР-ТАСС
Заточенный в центре
Таким образом, решение Обамы не встречаться с Путиным — это отражение стратегического тупика, в котором оказались США. Положение осложняется тем, что пространство для маневра у нынешней администрации очень ограничено. И дело тут не только в череде скандалов, но и в общем кризисе американского политического класса. Неожиданное появление такой фигуры, как Обама (напомним, что многие прочили ему роль «американского Горбачева», который сумеет адаптировать политику США к постепенной утрате роли гегемона), стало свидетельством того, что провальное президентство Буша-младшего форсировало закат «американской империи» и сохранять контроль над политическим пространством традиционному двухпартийному истеблишменту становится все труднее.
Одновременно с появлением на левом фланге Обамы на правом возник феномен ультраконсервативной «партии чаепития». Если от Обамы ожидали, скажем так, некоей европеизации США, то чаепитчики, которые в какой-то момент чуть было не раскололи Республиканскую партию, были настроены сделать Америку еще более американской. В итоге Обаму удалось удержать на центристских позициях (например, это проявилось в назначении на должность вице-президента видного представителя демократической аристократии Джо Байдена ), а бунт чаепитчиков был подавлен, хоть и не без труда.
Тем не менее напряжение на противоположных флангах никуда не делось. Любое движение демократической администрации влево (вроде попытки реформировать систему здравоохранения или ужесточить контроль над оборотом стрелкового оружия) тут же приводит к радикализации правых. Острота их реакции во многом базируется на неблагоприятных для республиканцев демографических тенденциях. Так, в 2012 году смертность среди белых американцев нелатиноамериканского происхождения впервые превысила рождаемость. Ранее прогнозировалось, что смертность среди белых начнет превышать рождаемость не ранее чем в 2020 году. Однако кризис ускорил процесс, фактически в США начало сходить со сцены поколение послевоенного беби-бума 1946–1964 годов (оценивается примерно в 78 млн человек), которое составляет костяк нынешнего американского общества.
