Бабушка и дедушка были с Дженни все детство. Теперь, когда их не стало, никто уже больше не скажет ей: «А помнишь, как ты…»
Мать оставила Дженни, когда ей было четыре года, а отец был для нее незнакомцем, с которым она встретилась лишь полгода назад. Дженни решила воспринимать это как благословение. Исходя из того, что она знала о своих биологических родителях, никто не воспитал бы ее лучше, чем Хелен и Лео Маески.
Какой-то шум — глухой стук, а потом скрип — заставил Дженни вздрогнуть, отвлекая от размышлений. Она подняла голову, прислушиваясь, но пришла к выводу, что это снег или сосульки упали с крыши. Никогда не знаешь, насколько тихо может быть в доме, пока не останешься в нем совсем одна.
С тех пор, как умерла бабушка, Дженни часто просыпалась среди ночи. Ее голова была полна воспоминаний, которые требовали, чтобы их записали. И все они, словно аромат выпечки, исходили из бабушкиной кухни. Почти всю свою жизнь Дженни вела дневник, а несколько лет назад ее привычка превратилась в ведение еженедельной колонки в газете «Авалонский трубадур», в которой Дженни излагала рецепты, свои знания в области приготовления пищи и анекдоты. Бабушка умерла, и теперь не у кого было искать совета, спрашивать о происхождении какого-нибудь ингредиента или пекарских техниках. Дженни оставалось полагаться лишь на себя, и она боялась, что скоро все забудет.
Эта мысль подвигла Дженни к действиям. Она хотела переписать старые бабушкины рецепты, которые были записаны на польском на ветхой, пожелтевшей бумаге. Рецепты хранились в кладовке в тонкой коробочке, которую не открывали многие годы. Не обращая внимания на то, что часы показывали половину четвертого утра, Дженни спустилась по лестнице. Ступив на порог кладовки, она почувствовала до боли знакомый аромат бабушкиных пряностей, запах муки и хлеба. Дженни встала на цыпочки и потянулась к полке за старой жестяной коробкой. Потеряв равновесие, она ее выронила, и все содержимое вывалилось к ее ногам.
Дженни ругнулась, чего она никогда бы не стала делать при бабушке. Осторожно передвигаясь на цыпочках, она старалась не наступить на ветхие бумаги. Теперь ей требовался фонарик, потому что в кладовке не было света. Дженни нашла его в ящике с инструментами, но батарейки в нем сели, а в доме не было ни одной новой. Дженни хотела зажечь свечу, но побоялась, как бы чего-нибудь не случилось с рецептами. Она оперлась о кухонный стол и возвела глаза к потолку.
— Прости меня за это, бабушка, — сказала Дженни.
Взглядом она нашла детектор дыма.
«Ага», — подумала Дженни. Она встала на табуретку, открыла детектор, извлекла из него две батарейки и вставила их в фонарик.
Дженни направилась обратно в кладовку и аккуратно собрала бумаги, которые шелестели, как сухие осенние листья. Она уложила их обратно в коробку и принесла на кухню. На них были записаны рецепты и сделаны пометки на родном языке ее бабушки, польском. На обратной стороне одной из пожелтевших страниц с потрепанными краями Дженни заметила изящную выцветшую подпись — Helenka Maciejewski, десять раз выведенную девичьей рукой. Бабушка носила такое имя до того, как оно было англизировано. Должно быть, она писала на этом листке, будучи еще молодой невестой.
Но Дженни уже никогда не узнает некоторых вещей о своих бабушке и дедушке. Как они чувствовали себя, поженившись почти детьми, оставляя единственный дом, который знали, чтобы начать новую жизнь в другой точке мира? Им было страшно? Им это нравилось? Они ссорились или, наоборот, держались друг за друга?
Дженни закрыла глаза. У нее снова начался приступ паники. Это чувство зарождалось где-то в области живота и пробивалось наверх, сдавливая грудь. Приступы паники являлись для Дженни чем-то абсолютно новым, мрачным и неожиданным открытием. Первый случился с ней в больнице, когда она уже без всяких эмоций выполняла обязанности ближайшей родственницы Хелен Маески. Дженни подписывала какие-то бумаги, когда пальцы ее левой руки вдруг онемели. Она выронила ручку и схватилась за горло.
— Не могу дышать, — сказала Дженни санитару. — Кажется, это сердечный приступ.
Усталый врач, осмотрев Дженни, объяснил ей все спокойным, сочувствующим тоном. Нередко сильный приступ может являться физическим выражением душевных переживаний, а его симптомы быть ощутимыми и пугающими, словно это какое-то заболевание.
С тех пор Дженни уже не раз сталкивалась с этими симптомами. Неужели практичная, уравновешенная Дженни Маески могла испытывать такое неконтролируемое и иррациональное чувство, как приступ паники? Она не могла остановить его, неприятное ощущение разрасталось внутри, словно по ее горлу ползло полчище пауков. Сердце, казалось, вот-вот разорвется.
С безумным видом Дженни осмотрелась в поисках коробочки с таблетками, которые ей дал доктор. Таблетки Дженни ненавидела почти так же сильно, как и приступы паники. Почему она не может сама избавиться от них? Почему не может справиться с ними, успокоить себя чашечкой крепкого кофе и бабушкиными колачами с абрикосовым вареньем?
Это, по крайней мере, помогло бы Дженни отвлечься. Прямо сейчас, в четыре утра. Наверное, единственным местом в Авалоне, где люди сейчас не спали, являлась пекарня «Скай-Ривер», основанная в 1952 году супругами Маески. Хелен специализировалась на колачах с фруктовой или сырной начинкой и на пирогах, которые стали местной легендой. Она получала заказы на выпечку от ресторанов и специализированных магазинов, расположенных на городской площади. Эти магазины обслуживали туристов, которые приезжали из Нью-Йорка провести в Авалоне лето среди зеленой прохлады или посмотреть на огненные краски осени.
Теперь Дженни являлась единственной владелицей пекарни. Она быстро оделась, натянув на утепленное нижнее белье брюки и толстый шерстяной свитер, обула высокие теплые ботинки, надела куртку и шапку. На машине Дженни выехать не могла, так как снегоуборщики еще не расчистили дороги. Кроме того, прежде, чем вывести машину из гаража, требовалось поработать лопатой, чего Дженни сейчас делать совсем не хотелось. Пекарня находилась всего в шести кварталах отсюда, на главной площади в центре города. Дорога туда займет всего несколько минут. Возможно, физическая нагрузка также поможет справиться с приступом.
На всякий случай Дженни нашла коробочку с таблетками и положила к себе в карман.
Прихватив сумочку, она шла сквозь морозную тишину. Снегопад прекратился, облака рассеялись, уступив место звездам. Свежий снег скрипел под ногами. Дженни шла по дороге, по которой ходила, когда была еще маленькой девочкой. Она выросла в пекарне, среди пьянящего аромата хлеба и пряностей, под звуки мешалок и раскаточных машин, сигналы таймеров и грохот тележек.
