На него никто не обратил внимания. И впрямь: что можно сделать тем, кто уже, считай, мертв?
– Ты слышишь, Аласейа! – резюмировал Агилмунд. – Выкупим мы твою душу у христианского бога, не сомневайся!
Коршунов был растроган. И поклялся себе до последнего вздоха не уронить себя в глазах этих людей. Это все, что он мог для них сделать: облегчить надеждой их мучительную смерть.
Хотелось пить. А ведь их всех напоили не больше часа назад. Повязка на боку набухла от крови, потяжелела. Наверное, надо радоваться. Если кровотечение не остановится, Алексей вскоре ослабеет и потеряет сознание. Как Ахвизра. А потом умрет. Быстро и, можно сказать, легко. Проблема в том, что Коршунову совсем не хотелось умирать. В конце концов, это несправедливо! Варвары все равно пришли бы на эту землю. И крови пролилось бы куда больше, если бы Коршунов не пресек бессмысленную резню. Нет, это просто свинство – повесить всех пленных без суда! Где же хваленое римское правосудие? Где законы, которые будут изучать и через две тысячи лет?
– Эй, скулди! – крикнул Коршунов. – Скажи этим ромлянам, что я хочу видеть их военачальника.
– Зачем он тебе? – отозвался герул. – Скоро ты увидишь богов.
– Хочу взглянуть на того, кто нас победил, – заявил Алексей.
«И договориться, если удастся», – добавил он мысленно.
Такая казнь хороша тем, что у судьи есть время передумать. Но надо поторопиться. Большинство казненных будут умирать несколько дней, но такие, как Ахвизра, не смогут продержаться долго. Чем черт не шутит? Вдруг Коршунову удастся переубедить римлянина?
В любом случае, терять нечего…
– Эй, вы! – гаркнул скулди по-латыни. – Наш вождь желает сообщить что-то важное вашему главному командиру.
– Пусть скажет мне, а я передам, – ответил старший из стражников.
– Так не пойдет!
– Стало быть, не пойдет, – флегматично отреагировал стражник. – Чтобы я беспокоил принцепса из-за такого вороньего корма, как вы…
Внезапно слух Коршунова потерял остроту: словно в уши вату напихали. Сквозь эту вату до него доносилась перебранка скулди и охраны, крики ворон, лязг металла откуда-то со стороны римского лагеря…
– Эй, ты, варвар!
Острая боль вспыхнула в раненом боку. Коршунов сдержал стон, с усилием разлепил глаза. Стражник, вознамерившийся было еще раз ткнуть древком копья в бок Алексея, не стал этого делать.
– Ты хотел мне что-то сказать, варвар?
– Я… – голос стал сиплым, в глотке – будто наждак.
Что-то влажное прижалось к губам Коршунова. Губка, набухшая кисловатой влагой.
– Кто ты?
– Старший кентурион Гай Ингенс. Что ты хотел мне сказать?
– Я… – Алексей посмотрел сверху на кирпично-красное, со свернутым в сторону носом грубое лицо старшего кентуриона и понял, что надеяться не на что. С этим человеком ему не договориться. – Я? Ничего.
– Тогда подыхай молча, варвар! – сердито бросил кентурион. Развернулся и двинулся вниз, лавируя между крестов.
Коршунов закрыл глаза. Нет, ему было не страшно умирать. Обидно немного. И Настю жалко. Как она теперь, без него?
Часть первая
Вождь варваров
«Necesse est maximorum minima esse initia».[2]
Осень девятьсот восемьдесят шестого года от основания Рима. Крым. Берег Черного моря– Никогда… никого… такой… как ты… Настя… – шептал по-русски Алексей в мягкое ушко с крохотной дырочкой от сережки.
Струи черных волос, шелковые змейки, оплели его шею.
– Что-что-что ты говоришь?.. – бормотала она по-гречески. – Я не понимаю, Алёша…
«Алеша» – первое русское слово, которое она выучила.
«Скажи, как звала тебя мама?»
«А тебя?»
«Анис…»
«А меня – Алёша».
«Алеша». – Она выговорила правильно, с первого раза. У нее были замечательные способности к языкам.
У нее были способности ко всему. И здесь, на ложе, на покрывале из алого шелка, в полной темноте крымской ночи, внутри шатра, Алексей видел каждую частичку ее тела. Руками, губами, кожей…
– Анис, ты меня любишь?
– Любишь!
Это русское слово она тоже узнала одним из первых.
– Еще?
– Не сейчас… – Тонкие пальцы с острыми ноготками мышиными лапками пробежались по коже. – Не надо, Алеша. Ты должен быть сильным… завтра. Не то он тебя убьет…
– Тогда отпусти меня.
– Я-а-а? – Изумление, смех, низкий, хрипловатый, после которого ну просто уже невозможно…
– А-а-х… – Влажные ладошки легонько толкнули его в грудь, Алексей послушно скатился на край ложа (голова свесилась вниз) и замер – нет, не в изнеможении, в сладкой расслабленности. Но никогда он не чувствовал себя таким сильным. Никогда…
Снаружи перекликались часовые, залаяла собака… военный лагерь. Тысячи людей. Тысячи обученных убийц. Войско. Дружины рикса Одохара, рикса Комозика… и его, рикса Аласейи, Алексея Коршунова, того, чьи небесные паруса – цвета снега и крови. Если, конечно, завтра его не убьют….
Анастасия зашевелилась. Маленькая ступня коснулась его колена… легкий, бесшумный прыжок – звук поглотила медвежья шкура у ложа.
– Пей… – Чаша с разбавленным (по-гречески) вином коснулась его губ.
Возлюбленная умела угадывать его желания раньше, чем сам он успевал их осознать.
Алексей знал, кем она была раньше. Гетерой. И шпионом. Эта великолепная женщина с талией столь тонкой, что ее можно обхватить пальцами, с кожей младенца и голосом, стирающим все, кроме чувственности, – эта женщина была оружием более страшным, чем копье в руках родича Коршунова Агилмунда, лучшего из готских воинов, которого знал Алексей. Анастасия была смертоносным оружием, отравленной стрелой, изготовленной в Риме, чтобы внезапно и безошибочно вонзаться в сердца врагов империи. Но Алексей не ревновал к ее прошлому. Ведь теперь она принадлежала ему, а не великой римской империи. Только ему. Да, он сам никогда не сможет пользоваться этим оружием по-настоящему. И не захочет. Эта стрела больше не будет пронзать сердца. Разве что чиркнет пару строк на пергаменте – и полетит через море свернутый в трубочку крохотный свиток… и сделает… нет, уже сделал больше, чем тысяча готских копий.
Алексей отнял у нее чашу, привстал и сам поднес серебряный кратер к ее припухшим губам. Даже в полной темноте он знал, каковы ее губы, и видел ее смуглое лицо так же хорошо, как при свете дня. Он слушал, как она пьет, и думал о том, что скоро, очень скоро им придется расстаться. Даже если из завтрашнего поединка он выйдет победителем. Потому что в море, в набег он ее точно не возьмет. Потому что ему легче самому умереть, чем потерять ее…
Глава первая
Готы, герулы, бораны и прочие варвары
Август девятьсот восемьдесят шестого года от основания Рима. Приднепровье– Значит, вот ты каков, Аласейа, большая вода, тот, кто пришел с неба…
Риксу герулов Комозику – за сорок. Здоровенный, под два метра, костлявый, борода – пакля, руки – клещи. На каждой руке – полкило золота.
– Что-то ростом, смотрю, ты не очень. Плохо, что ли, кормят у вас там, в Байконуре?
«Ах ты морда зеленая, – подумал Коршунов. – Осведомленность свою показать решил…»
– А у нас по величине только о быках судят, – осклабился он. – Которых на мясо откармливают. Воина же по-другому оценивают.
Комозик нахмурился: прикидывал, не оскорбили ли его?
– И как же у вас воинов оценивают?
– По делам, – лаконично ответил Алексей.
Вертикальная складка на лбу рикса герулов разгладилась. С делами у него тоже обстояло неплохо.
– Пошли, что ли, Одохар, перекусим, – сказал он. – С дороги в глотке пересохло. Такой путь… – и ухмыльнулся щербато.
«Ну и рожа, – подумал Коршунов. – Одохар в сравнении с ним – просто красавчик».
А вот с чувством юмора у рикса все в порядке. За прошлый день герульская дружина прошла максимум мили три.
Это Алексею Скулди поведал. И пояснил почему. Негоже такому вождю, как Комозик, ждать такого вождя, как Одохар. Земля здесь чужая. Оба – вроде как гости. А по положению – равные. Следовательно, и на место должны прибыть одновременно.
– Пойдем, – кивнул Одохар.
Совещание на высшем уровне.
Они удалились.
Коршунов огорчился. Рассчитывал, что его тоже пригласят. Утешало то, что Агилмунд и Скулди, «замы по безопасности», к руководству не присоединились.
– Вот что, почтенные гревтунги, пойдемте-ка прогуляемся, – предложил Скулди. – Хочу вас кое с кем познакомить…
– Это с кем же? – подозрительно спросил Ахвизра.
– Увидишь. Не хочешь – можешь не ходить.
Привлеченные разговором, к друзьям подтянулись несколько герулов из прибывших с Комозиком. Тоже зеленомордые. Коршунов поискал среди них первого кореша скулди и своего старого знакомца Кумунда… Не обнаружил. Хотя пара-тройка герулов размерами Кумунду ничуть не уступала.
