— Кто тебе сказал про аккумулятор? — нахмурился Дайбо.
— Да все в гарнизоне знают, — фыркнул Томаш. — Тоже мне, тайна.
Дайбо с шумом выдохнул и цыкнул зубом.
— Короче, — продолжил он, — представь, что победили. Война окончилась. И что дальше? Полковник со своими орденами отправляется в социальный дом на пенсию. А ты — к своей мамочке Терезе на аграрную планету разводить кроликов.
— Мясных ламантинов! — обиделся Томаш. — Сколько раз повторять, идиот?
Не замахиваясь, Дайбо резко выкинул вбок руку — могучий кулак воткнулся Томашу в нос. Томаш всхлипнул и умолк, размазывая кровь бумажным платочком.
— Еще раз позволишь себе нахамить командиру экипажа, — отчеканил Дайбо, — останешься без зубов.
— Ты мне нос разбил, — пробормотал Томаш. — Сильный, да? Врагов бы так бил, а не напарников!
— Некоторые напарники хуже врага, — объяснил Дайбо. — Командирам хамят, от радара отвлекаются. И удар пропускают.
— Зато я ножи лучше всех кидаю! — ответил Томаш обиженно и невпопад. — Убиваю ламантина в глаз со ста метров!
Дайбо покосился на него и расхохотался.
— Сопляк ты деревенский. Ламантина он убивает. Ты еще с вилкой в патруль выйди. Десантник ножом не воюет уже двести лет, понял? Качай мышцы, стреляй из бластера и меньше интересуйся аккумулятором зенитки.
— А все-таки, — угрюмо сказал Томаш, — не может такого быть, чтоб господин полковник не верил в победу! Когда я прибыл, он вызвал меня и только один вопрос задал: готов ли я отдать жизнь за Метрополию?
— Он всем так говорит.
— И по-твоему, такой человек может…
— Да что ты ко мне пристал со своей победой? — взорвался Дайбо. — Полковник может, полковник не может… Наш господин полковник может всё! Понял? Ты молиться должен, салага, что попал к нему в гарнизон! Он — отец и бог! Ты его видел только на линейках, а я у него служу пятый год. Он никогда не ошибается и никогда не рассуждает. Понял? И ты никогда не узнаешь, что у него на уме! У него такой опыт, какой и за сто лет не нажить! И никто не знает, сколько ему лет! Он всегда был! Твои родители еще не родились, а он уже воевал за Метрополию! Запомни: он всех видит насквозь! Он знает всё, что ты скажешь, раньше, чем ты откроешь рот! А когда надо воевать, он абсолютно безжалостный. Он как робот, понимаешь? Никаких эмоций: только тактика. Он слова лишнего не скажет без точного расчета. Если нужно — отдаст за Метрополию жизнь: хоть свою, хоть твою, хоть мою! А если нужно — и с пленным поделится последним куском хлеба. А если нужно убить — убьет кого угодно, не задумываясь. Ты просто не видел, как он казнит пленных лазерником: спокойно, быстро, как колбасу режет. Ни один мускул на лице не дрогнул.
— Врешь ты, Дайбо! — покосился Томаш.
— Сам видел, — объяснил Дайбо. — Да ты пойми: он бог войны, и для победы сделает всё. Но война тянется сотню лет, а может, больше. А верит ли он в победу, а главное, хорошо ли ему будет жить, если кончится война — это другой вопрос. И если господин полковник говорит, что война никогда не закончится, это его личное мнение. А поскольку он не ошибается никогда, то скорее всего, прав и в этом. Но это не мешает ему уничтожать врагов Метрополии. Так тебе понятно?
Томаш снова достал бумажный платочек и хлюпнул носом. Балка осталась позади, вездеход ехал по полю, уставленному ветряками. Ветряки крутились вяло, на стальных лопастях поблескивал далекий Денеб. Зрелище завораживало. Пора было разворачиваться в обратный путь, к базе.
— Неправильно это… — пробормотал Томаш. — Как можно воевать и не верить? Это упадничество какое-то. Как у этих, у саранчи этой, которая без боя сдала нам свои обитаемые планеты…
— Адонцы — не саранча, — возразил Дайбо. — Они, скорее, ящеры.
— Какие же они ящеры, если в панцире, и членистоногие, как кузнечики?
— А морда как у ящерицы, — возразил Дайбо.
— А характер как у овцы. Прилетели имперцы — сдались Империи. Отбили наши несколько планет — сдались Метрополии. Велели им платить дань — платят дань. Согнали на заводы и велели делать оружие — делают. Сожгли им пару столиц, когда отказались служить в армии, — и это стерпели, ни одного выстрела в ответ.
— Но ведь отказались, — заметил Дайбо. — А к чему ты про них вспомнил?
— К тому, — с жаром повернулся Томаш, — что только такие животные могут не верить в победу! А человек должен верить!
Дайбо пожал плечами.
— Что мы о них знаем? Может они как раз и верят в свою победу…
— Хорошо, а ты? Ты — веришь? — спросил Томаш.
Дайбо усмехнулся.
— Я служу Метрополии, — отчеканил он.
— Но ты хочешь, чтобы мы победили, и война кончилась?
— Хочу, конечно, — добродушно согласился Дайбо. — Всем наверно дадут хорошее жалование, я найду себе планету и построю заправочную станцию. С трактиром. — Дайбо притормозил и начал закладывать неспешный разворот. — Сгоню мышцы, отращу пузо. А еще бороду, и хвост на затылке. Буду носить кожаный фартук и подтяжки, стоять за барной стойкой, жарить лангеты и разносить пиво. А к стойке будут подсаживаться посетители и вести неспешные беседы. Про жизнь советы спрашивать… И девки будут приходить, садиться передо мной на барные табуретки, закидывать ногу на ногу в черных колготках…
Томаш не понял, что произошло. Лобовое стекло взорвалось ослепительной вспышкой, а следом взвыла аварийка разгерметизации, потянуло резким холодом, и кабину заволокло туманом, как всегда бывает, когда снаружи просачивается холодный аргон. Турбины вездехода вдруг лязгнули и смолкли. Корпус резко дернулся и грузно осел, со скрежетом прокатившись по песку еще несколько метров. Томаш закричал, но крика своего не услышал — уши заложило от перепада давления. Он судорожно вдохнул, но воздух был ледяным и кислым, а когда легкие наполнились, вдруг остро закружилась голова. Только тут он запоздало вспомнил инструкцию, бросился на пол кабины и сжал мундштук кислородника.
* * *
Томаш пришел в себя от крика и пинков. Он все так же лежал на дне кабины, уткнувшись щекой в стеклянную крошку. Голова еще кружилась, хотя мундштук кислородника работал.
— Руки за голову! — надрывался над ухом незнакомый голос, казавшийся далеким из-за заложенных ушей. Шею обжигал раскаленный раструб. — За голову, сказал! Убью, сука! Не поднимать лицо! Не поворачиваться! Руки на затылок! Бластер отцепить от руки! Медленно!
Томаш сделал несколько судорожных глотков — одно ухо отпустило, второе оставалось заложенным. Он медленно завел руки за голову и отцепил браслет. Бластер тут же выбросили — Томаш слышал, как он упал на песок шагах в десяти от вездехода.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
