Но она не может переступить черту и забрать меня. Сперва, мне надо передать кому-нибудь свою силу. Подумай, дитя, прежде чем дать ответ, дар потребует от тебя жертвы.
– Я согласна, – ни мгновения не раздумывая, выпалила женщина. – У меня к тебе лишь одна просьба – научи обряду воскрешения.
– Глупая, – покачала головой ведьма. – Грех это большой. Нельзя вмешиваться в законы мироздания. Каждому отмерен свой срок, и мертвое должно остаться мертвым.
– Не могу, я бабушка. Вот здесь болит, – приложив руку к груди горячо зашептала Прасковья. – Дня не было, чтобы я не думала о муже, ночи не было, чтобы он мне не приснился.
– Будь, по-твоему, – сдалась старуха. Четким и громким голосом она стала произносить слова заговора, а Прасковья повторяла их про себя, чтобы не сбиться и не нарушить последовательности. – И запомни, ритуал можно провести только один раз в месяц в ночь полнолуния.
Сжав ладонь женщины, Ефросинья закатила глаза и умерла, а Прасковья стала новой ведьмой. С замиранием сердца ждала она заветной ночи, когда сможет воскресить мужа. Наконец, в полнолуние женщина пришла на деревенский погост. Впервые она находилась на кладбище ночью, но не пугали ее ни скрип деревьев, ни завывание ветра, ни громкое уханье филина над головой. С легкостью Прасковья нашла нужное захоронение. Прочитав заклинание, она приложила ухо к могиле и стала слушать.
Зашевелился мертвец в гробу, затрещали закоченевшие кости, первый удар сердца запустил кровь по венам, и боль сотнями игл пронзила ожившее тело. Грудь мужчины поднялась в глубоком вдохе и спертый, затхлый воздух наполнил его легкие. В распахнутые глаза ударила тьма, густая и липкая, наполненная ледяным холодом и безмолвием. Он попытался поднять руки, но они уперлись в деревянные доски, просевшие под тяжестью сырой земли. Мужчина зацарапал по дереву, сдирая с пальцев ногти и загоняя под кожу занозы. Дикий крик, порожденный страхом, отразился от крышки гроба и растворился в черноте. Воздух заканчивался, и мужчина захрипел.
А наверху, склонившись к могиле, улыбалась ведьма. Она слушала предсмертные стоны умирающего мужа, и душа ее торжествовала над свершившейся местью. Вот теперь, она сможет спать спокойно.
– Будь ты проклят, – прошипела Прасковья. – Это тебе за нашу дочь. Помнишь, как она своим плачем мешала Вам с дружками пить и играть в карты, и ты закрыл ее в сундуке. В пьяном угаре Вы забыли про нее, и моя девочка там задохнулась. Отныне я каждый месяц буду тебя воскрешать, чтобы затем ты снова и снова умирал в муках. Сегодняшняя ночь – только начало.
