— Клод, — негромко сказала Софи, — мне нужно поговорить с тобой.
Тон, которым это было сказано, заставил его остановиться на пороге комнаты. Он полуобернулся и бросил на нее через плечо вопросительный взгляд.
— Только не говори, что ты решила заплатить мне за доставленное удовольствие, когда услышала, что бедный мальчик испытывает финансовые затруднения, в то время как его отец побеспокоился о твоем безбедном будущем. Я не в обиде на вас. — И, видя, что Софи молчит, он потер подбородок и добавил: — В конце концов, ты славно потрудилась в его постели и тем самым сделала для старика гораздо больше, чем я.
Клод прислонился спиной к дверному косяку, не трогаясь с места.
— Ты редко навещал его, когда он был тяжело болен, — тихо сказала Софи, и ее лицо стало печальным.
Этот исполненный невыразимой печали взгляд был, пожалуй, лучшим из всех ее фокусов. В детстве по наивности Клод часто позволял ей одурачивать себя. Но теперь, глядя в лицо очаровательной лгуньи, он чувствовал, как в глубине его души зреет какая-то опасная, неведомая сила, похожая на дремавшего волка, открывшего вдруг глаза, горящие золотистым огнем в непроглядном мраке. Клод сделал усилие над собой и кротко улыбнулся:
— Я страшно злился на отца, ты же знаешь. В последнее время, особенно после отъезда сестры в монастырскую школу, он стал страшным занудой. Я не мог вынести его общества и пяти минут.
Софи наморщила свой гладкий лобик.
— Но чем ты собираешься заняться теперь?
Клод бросил сюртук на спинку стула. Подойдя к маленькому столику из красного дерева, он взял с него бутылку, открыл ее и понюхал содержимое.
— Это настоящий бренди или какая-нибудь подделка?
— Меня беспокоит твое будущее, — продолжала тем временем Софи.
Клод пропустил ее слова мимо ушей и поставил хрустальную бутылку обратно на столик.
— Клод, чем ты собираешься заняться теперь? — Софи ждала ответа, пристально глядя ему в лицо.
— Теперь — то есть когда у меня нет никаких надежд на будущее, это ты хотела сказать? — Клод повернулся к окну, где тихо угасал день и его сумеречный свет лился в комнату, освещенную тусклым ночником. Он оперся на подоконник. — Я думал об этом и подсчитал все свои богатства. — Клод помассировал рукой затылок. — Но, скорее всего, я ничего не стану продавать из своих сокровищ. Ведь я — дворянин, в конце концов, и для меня фамильная честь не пустой звук. Я велю на дверях камеры в долговой тюрьме повесить табличку: «Убивал драконов скуки. Избавлял принцесс от невинности. Но главным образом сражался на море беспробудного пьянства, где совершал по случаю безрассудные подвиги».
— У тебя много долгов?
— О да. Такое чувство, что в наследство я получил только их. Черт бы побрал мое легкомыслие, — Клод засмеялся и взглянул на Софи. — Ты не можешь себе представить, что я вел себя, как последний идиот!
Слегка поджав свои красивые губы, Софи стояла и слушала его. Клод тряхнул головой, замолчал и уставился в окно. В комнате воцарилась тишина. Клод слышал только свое дыхание и стук бешено колотящегося сердца. Сейчас он злился на самого себя за этот порыв откровенности, считая его проявлением слабости.
— Не обращай на меня внимания, Софи, — обретя некоторое душевное равновесие, произнес Клод. — Ростовщики пока стесняются нажать как следует, но, думаю, скоро их терпение иссякнет, — Клод встряхнул свой сюртук и надел его.
Софи все так же неподвижно стояла, задумчиво глядя на Клода. Ее застывшая фигура казалась изваянной из белого и черного мрамора. Клод начал терять терпение и собирался уже послать ее ко всем чертям, когда она внезапно вышла из своего оцепенения и, нахмурившись, резко спросила:
— Это правда?
— Неужели ты думаешь, что мне хочется шутить по этому поводу? — воскликнул он. — Если бы! Я догадывался, что дела отца идут из рук вон плохо, но не думал, что он запустил их до такой степени. Похоже, мне не повезло.
Клод криво усмехнулся.
— Да, — промолвила Софи, — тебе не повезло.
— Ну ладно, — сказал Клод, завершая разговор. — Спасибо, что проявила ко мне сочувствие.
Софи глубоко вздохнула.
— Мне понятна твоя горечь, иного я и не ожидала. И все же я надеялась, что мы лучше поладим друг с другом.
— Ты очень добра. Но зачем нам вообще ладить друг с другом? Для этого нет никаких причин. Я, конечно, люблю женщин с опытом и, что называется, с изюминкой, но и только. Никаких условий и обязательств, никаких сделок, упаси меня бог! Я сейчас же начну собирать свои…
— Клод, — перебила его Софи. — Подожди минуту и выслушай меня. Твой отец все же кое-что тебе оставил.
Клод застыл на месте. Сначала его охватило изумление. Оправившись немного, он вдруг заметил, что стоит посреди комнаты и смотрит на Софи, разинув рот. Клод закрыл его, и тут же все его существо пронзила неистовая радость. Он почувствовал огромное облегчение, тысячи мыслей роились у него в голове. В его воображении вставали картины, одна заманчивее другой. Какие перспективы открывались перед ним, какая чудесная жизнь — жизнь, полная уюта и долгожданного покоя, ожидала теперь его! Он мог отправиться в путешествие первым классом по Европе, посетить знаменитые центры мировой культуры, услышать чудесную музыку… о Боже, музыку! Он сможет поехать в Вену и насладиться там божественными звуками Бетховена, Шуберта, Мендельсона… И еще он обязательно заведет себе повара-француза. Он будет соблазнять женщин, лежа на мягких белых покрывалах. Клод взглянул на высокую грудь Софи и вдруг поймал себя на том, что глупо смеется. Он тут же прекратил идиотское хихиканье и взял себя в руки.
— Софи, — произнес Клод, — Софи, ты не обманываешь меня, моя любовь? Не делай этого. Это слишком жестоко.
Софи покачала головой. Ее губы были плотно сжаты в одну напряженную линию, но Клод решил, что ее лицо исказило чувство зависти. Зачем ей было лгать? Голова у Клода кружилась, и в припадке великодушия он вдруг выпалил:
— Если ты говоришь правду, то скоро сможешь оставить свою тесную каморку на канале. Я построю тебе дом — там, где ты захочешь, и ты сможешь спокойно доживать в нем свой век. Обещаю тебе сделать это!
Посреди этой тирады он вдруг осознал, что говорит. Ему вовсе не хотелось вешать себе на шею заботы о стареющей шлюхе, особенно такой, которая, не задумываясь, всадит нож ему под ребра, если это хоть немного позабавит ее или принесет выгоду. Клод прекрасно знал, что прячется под этой маской материнского сострадания.
Хотя, конечно, обещания — это всего лишь слова, звук пустой. А в Софи, как он видел теперь, все же сохранились еще добрые чувства. Клод широко улыбнулся и протянул ей руку.
