Появился свет, не яркий, какой-то голубовато-фиолетовый, как бы и не нашего мира вовсе. Да, теперь стало видно, что внутри раскрывшегося кургана есть пещера, а в ней — камень, сам золотистый, но светящийся другим, колдовским светом. Камень тот напоминал фигуру бабью, но, как будто бы, и камнем был при этом. Но вот заветный камень переменил цвет своего свечения, а потом стал сам каким-то полупрозрачным, и открылось богатырям то, что было у него внутри. А внутри был виден меч богатырский, да такой прекрасный, что любой муж ратный все бы отдал, лишь бы владеть им. Загорелись глаза Сухмата.
— Хочу я меч этот! Хочу! — сказал он громко.
— Так убей же врага своего, выпей крови его, да камень окропи! — повторил старик.
— Не враг он мне, а сородич! И не торк я, и не хазар, а рус!
— А чего ж тогда бой здесь смертный шел, бой, которого я так долго ждал? — спросил огромный старик.
— Потому что один должен быть над другими старшим! — сказал Сухмат.
— Двое старших — это нет старшего, — добавил поверженный Рахта, — и смерть всем в бою, коли нет у дружины атамана!
— Так вы не враги?
— Нет, друзьями бы были, коли один согласился бы стать… — не докончил Сухмат, взглянув с неожиданной надеждой на Рахту. Как будто бы ожидал — скажет ли тот слова, после который можно будет опустить меч…
— Древние боги удачу послали старому Атахану! — обрадовался старик, — Нет жертвы богам угодней, нежели лучший друг, на закланье принесенный, и руками собственными умерщвленный! Вяжи скорее руки другу своему, неси на камень, рви горло зубами острыми, и пусть камень крови той напьется. И быть тебе после этого вечным меча владыкой, а потому — и каганом великим…
Но не по нраву пришлись слова старика для Сухмата. Задумался он, потом бросил меч в сторону.
— Нет! — сказал он твердо, — Могу в бою я убить врага, могу татя пойманного сказнить, могу умирающему, смерти просящему, помочь. Но резать сотоварища своего, как волхи презренные, на камне жертвенном я не стану!
А Рахта, свободный теперь, уже стоял напротив, в ожидании.
— Пусть сила решит, да ловкость — сказал он.
— Пусть решит, — согласился Рахта.
И смертельно усталые богатыри бросились друг на друга. Недолго длилась их сватка, не пришлось им, как принято, долго водиться… Силенушки-то у Рахты было поболе, а Сухмат, с ним в сравнении, обладал лишь ловкостью. Но ушла ловкость, сменившись усталостью. Глаза уж заливал пот вперемешку с кровью, кто их разберет. Зажмурил глаза Сухмат на мгновение, а когда открыл, Рахта уже супротив стоял и руки его вцепились Сухмату в плечи. Не удержался тот на ногах и свалился наземь под напором противника. Коснулась спина земли, и больше с нею не рассталась. А Рахта навалился всем телом, ни шевельнуться, ни вырваться.
— Ну что, будешь мне другом меньшим? — спросил Рахта, — Сам же видишь, сильнее я…
— Не быть мне у тебя в младших! — сказал Сухмат, — Чего ждешь, нож бери! А свой потерял — так у меня возьми!
— Режь его быстрей, славный богатырь, гипербореев могучих потомок! — снова вмешался старик, — Крови напейся и меч забери!
— Не очень-то мне охота резать сотоварища своего! — сказал Рахта мрачно.
— Нет для богов небесных земных и подземных жертвы угодной боле, чем кровь и жизнь дитяти единокровной, мальчика-первенца, иль лучшего друга!
— Хороши же твои боги!
— Да, лучше древних богов нет и не будет! — ответил старик гордо, — Соблюди их закон, и будешь ты первым воином! Что ж ты колеблешься?
— Как же могу я зарезать товарища, даже за меч вещий и могущих богов снисхожденье? — покачал головой Рахта, — Он-то меня убивать не стал?
— Тот, кто лежит, силой твоей поверженный, слаб телом и духом! Жалок жребий того, чья рука дрожит, кто кровь пролить боится! По закону древних богов — нет жалости к тому, кто жалость проявил, да глупость, врага не убив! Ну же! Камень крови ждет!
— А пошел ты! — сказал Рахта, вскакивая на ноги, — Я сейчас тебя самого на камень, метвляк ты вонючий, что б людей живых друг с друга, аки псов лютых, не стравливал! Хватай его, Сухмат!
— А то! — обрадовался Сухмат, тоже вскакивая на ноги, — самого его в жертву евойным богам и дадим!
Менее всего ждал оживший степняк, что молодцы, только что друг с другом не на жизнь, а на смерть боровшиеся, вдруг вместе на него ополчатся! Может, и был он когда-то могучим богатырем али магом, но сейчас легко скрутили его молодые силачи, да поволокли прямо к камню жертвенному, в пещеру, что в кургане древнем открылась.
— Если моя кровь прольется на этот камень, не откроется тогда никому уже меч древний… — сказал Атахан, распростертый на камне, — не будет угодна жертва богам, если на закланье отдают того, кто умер давно!
— Зато нам угодно посмотреть на твою кровушку! — усмехнулся Рахта.
— Не будет вам милости от богов древних!
— А у нас свои есть, русские… — засмеялся Сухмат, — И они нас не обидят!
— Будете всю жизнь жалеть! — крикнул старик напоследок.
— Будем, будем, — сказал Рахта примирительно, перерезая мертвецу горло.
— Смотри, кровь-то у него черная! — воскликнул Сухмат.
Действительно, кровь, которой захлебнулся оживший мертвец, и кровь, стекавшая теперь на заветный камень, была черна, как смола, и жидка, как вода. Нет, с водой ту поганую кровь сравнивать было оскорбительно, скорее, это были помои…
Но что это? Черная кровь, падая на камень, впитывалась, уходила куда-то внутрь, а потом — вдруг ярко вспыхнула. Богатыри отскочили в сторону. Тут загорелся и мертвец, потом полыхнул и сам камень. Задрожали, заколебались стены пещерные. Дрогнула земля.
— Скорей отсюда! — крикнул Сухмат.
Богатыри бросились наружу. Еле успели, потому что курган закрылся, скрыв под толщей земли и камень заветный, и меч-кладенец, в нем пребывавший.
— А неплохой был меч! — сказал задумчиво Сухмат, глядя на курган.
— Так чего же ты сплоховал? — усмехнулся Рахта.
— Видно, придурком уродился… — засмеялся Сухмат, — как и ты, впрочем!
— Я? — удивился и даже на мгновение взъярился Рахта, но потом, вспомнив, как было, успокоился, — Это точно, что не прирезал тебя, аки куренка, стало быть — придурок я и есть. Так что мы с тобой — два сапога — пара!
— И драться мы больше не будем?
— Нет, само собой, чего глупые вопросы задавать!
— Значит, быть нам побратимами?
— Быть!
Богатыри обнялись и, согласно обычаю, расцеловались. Осталось совершить древний обряд братания. Но это уже ничего не изменит. Главное сделано, а с обрядом можно и подождать, совершить его потом, торжественно, да еще и пир устроить. Как же без пира — то? Да без зелена вина?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
