может танцевать. Но надо не говорить другим. Никогда. Никогда. Ты хочешь, чтобы Фаби танцевала?
— Я нахожу это немного… как сказать… удивительным, но почему бы и нет? Тебе нужна какая-то особенная музыка?
— У Фаби есть в её сумке, — улыбнулась она.
Минутой позже монотонное протяжное пение наполнило комнату, и Фаби, максимально сконцентрировавшись, начала покачивать бёдрами, лаская себе грудь, живот и бёдра. И тут же Жорж Барде почувствовал себя не в своей тарелке. Движения молодой женщины были полны эротической провокации, и в то же самое время в своей наивности она не выглядела отдающей себе отчет в том эффекте, который она производила.
— Речь же не пойдет…? — недоверчиво пробормотал комиссар.
Как будто для того, чтобы ответить на этот его вопрос, Фаби начала расстегивать пуговицы своего платья, одну за другой…
Это было чересчур для комиссара полиции, и он прыгнул к стереофоническому проигрывателю, резко выключив музыку.
— Тебе не нравится? Фаби плохо танцует?
— Послушай, Фаби, нам нужно поговорить. Полагаю, что я кое-что понял. Ты мне сказала, что этот «танец» тебя научил исполнять Делувье?
— Да.
— Ты знаешь, что это — стриптиз, Фаби?
— Что такое — стриптиз?
— Ах, да! Хорошо. Это не важно. Забудем. Объясни мне скорее: как Делувье тебя научил этому… способу танцевать?
— Он объяснил. Он показал картинки в своем телевизоре.
— А затем он тебя попросил станцевать точно так же для него, ведь так?
— Да. Он хорошо объяснил. Это — танец доверия… и тайна!
— И суть танца состоит в том, чтобы раздеваться под музыку. Я правильно понял?
— Чем больше доверие, тем больше Фаби сбрасывает одежду.
— Делувье только смотрел на танец?
— Он очень любил. Он хотел часто.
— И он никогда не хотел ничего другого, кроме как смотреть, как ты танцуешь?
— Нет, а что?
— Так, ничего…
Комиссар Барде начал чувствовать, как глухой гнев поднимается в нем. Таким образом этот такой приветливый тип, этот идеальный бойскаут, тот, кого так превозносили всё обо всех знающие кумушки из соседнего квартала, оказался лишь грязным лицемерным извращенцем и вуайеристом, который пользовался невинностью и чистосердечностью своей добычи. И Барде начал думать, что, в конечном счете, Делувье заслужил то, что с ним приключилось.
— И твой отец был в курсе?
— Да. Нет. Впрочем… Фаби не знает.
— Не ври мне! Ты доверяешь своему отцу, да или нет?
— Да.
— Тогда ты должна была ему предложить потанцевать, как и мне. Я ошибаюсь?
— Да. Нет. Остановись! Почему ты такой злой?
Барде мгновенно убедился в своей неловкости. Не желая этого, унесённый своим отвращением к скрытой сути Делувье, о которой стало известно только что, он ужесточил тон и обнаружил сухие интонации полицейского, стремящегося уличить подозреваемого в противоречиях. Очень быстро он снова заговорил.
— Прости меня. Я не хотел.
— Фаби желала говорить, но папа её не слушал.
***
На следующий день комиссар Барде появился в жилище Пьера Фабриси. Он позаботился о том, чтобы удалить Фаби, организовав ей встречу в другом месте с социальным работником. На этот раз он хотел встретиться не с девчонкой, а с её отцом. Его главная идея состояла в том, чтобы прочитать ему наставления по поводу его неосторожности. Но события сами направили всё по иному руслу.
Пьер Фабриси, бледный и с синяками под глазами, сам пригласил его войти и почти не оставил ему времени, чтобы задать тон разговору.
— Я был уверен, что вы придёте, — сказал он, — и это облегчит мне всё. Ваши ежедневные встречи с Фаби меня пугали, я думал, что вы подозреваете её. Но если у неё и есть какая-то роль в этой истории, то это роль жертвы, поверьте мне.
Очевидно, этот человек не собирался останавливаться в своих признаниях. Комиссар Барде ограничился тем, что подбодрил его кивком головой.
— Я был совершенно счастлив, когда в прошлом году Делувье предложил мне привлечь Фаби к уходу за его домом. Я не задавался вопросами. И надо же мне было оказаться таким глупцом! Итак. Я ничего не подозревал. И вдруг, на прошлой неделе, один парень, что работает со мной, сказал что-то типа известно ли тебе «о выходках твоей дочери». Я не понял. И я его переспросил. Он узнал Фаби в одном видео на пошлом сайте в Интернете. Тогда я зашёл на этот сайт, посмотрел сам и узнал салон Делувье. Вот дерьмо! Он её снял скрытой камерой, и она показывала стриптиз. Тогда кровь застыла во мне. Вечером я уже был у Делувье. Негодяй сразу же перешел в атаку, заявив, что это «маленькая компенсация» за мои задержки с арендной платой, но если я не согласен, то могу попытаться поселиться в другом месте, если получится. Всего один раз! Господин комиссар, единственный раз я не смог передать ему всю мою арендную плату. И с тех пор я давал ему каждый месяц небольшую доплату. Мне оставалось не больше пятидесяти евро, чтобы стать полностью свободным от задолженности.
Пьер Фабриси подавил подступившие к горлу рыдания.
— Продолжайте, это принесёт вам пользу, — поддержал его полицейский.
Но Фабриси уже и так продолжал:
— Он был настолько гнусен, что я потерял голову. Мы находились в его кухне. Мы схватились… Он начал меня душить… Я увидел нож на столе… И вот! Было уже поздно, я совершил главную глупость в моей жизни! Я хотел сам позвонить в полицию, но…
— Была же ещё Фаби, ведь так?
— Естественно. Тогда я возвратился к себе и придумал такую вот историю. Типа я нашел Делувье в агонии, и он сам попросил, чтобы Фаби все повсюду отмыла, прежде чем вызывать полицию. Как обычно, Фаби проглотила эту историю и ушла, чтобы там всё отчистить.
— В самом деле, она это сделала весьма искусно, это я вам гарантирую.
— Я думал, что решил проблему, но мне стали везде видеться полицейские. Я впадал в панику при любом звонке. И затем вы не прекращали интересоваться девчонкой. Каждый вечер я говорил себе — «завтра я сознаюсь»; и каждое утро возражал — «нет, я не могу, она так нуждается во мне». Вот… Теперь вы знаете всё.
— Я вас понимаю.
Установилось продолжительное молчание, и лишь через несколько минут комиссар Барде позволил себе спросить:
— Последний вопрос, месье Фабриси. В вашем сценарии относительно Фаби — кто убил Делувье?
— Неизвестный, который убежал, и тень которого я видел.
— Хорошо, месье Фабриси, если ваше описание убийцы не точнее, чем то, что вы мне дали, я очень боюсь, что мы не поймаем его никогда.
— Вы хотите сказать, что… Но почему вы делаете это?
