Даже Сидни, бывшая ассистентка Джимми, позвонила, чтобы поздравить его и посплетничать о хедж-фонде, в который она устроилась. «У меня прикольный босс. Он повесил в туалете объявление: «После денег сотрудники должны тщательно мыть руки»».
«Что бы я делал без Бувье?»
Точнее говоря, без Жана Бертрана Бувье. Коренной ньюорлеанец нанял весь персонал «Кьюсак Кэпитал». Он купил все телефоны, компьютеры и мебель, даже старые гравюры с Бостоном, хотя сначала кричал, что скорее «сожрет кубики и выплюнет двойку».
Весь февраль и март Бувье отчаянно торговался, цепляясь за каждый доллар – убойное сочетание каджунского обаяния и острых зубов. Но в конце концов он взял всех и все, упакованное и готовое к отправке, целый хедж-фонд в одной обертке.
Эта сделка спасла Кьюсака от персонального банкротства. Как и другие предприниматели Нью-Йорка, он лично гарантировал выполнение всех обязательств по аренде своей компании. Бувье взял в субаренду помещения в Эмпайр-стейт-билдинг и принял на себя ежемесячные платежи в пятьдесят тысяч долларов – один и два миллиона до окончания срока аренды. Кризис был предотвращен, проблема решена.
За исключением Смитти – юрист должен быть в курсе, – Кьюсак поделился своей близостью к банкротству всего с одним человеком. И даже тогда скорее намекнул, чем излил душу. Об этом не знали ни Эми, ни его братья. Не говоря уже о матери.
При всех своих добрых пожеланиях друзья Кьюсака без тени раскаяния обчистили бы его до нитки. Они были конкурентами. Не в последнюю очередь хедж-фонды нанимали элиту новоанглийских университетов из-за их связей. Выпускники собирались, обменивались идеями. Разговаривали с друзьями и всегда закидывали удочки – новые сделки, большие деньги.
Большинство продавало идеи своей молодости за частные самолеты и дома на пляжах Хэмптона. Они соглашались на неписаный кодекс Хеджистана – деньги бьют дружбу. Они понимали правила и принимали измену и предательство как профессиональные риски. Как часть игры.
Димитрис «Гик» Георгиу был совсем другим. В то время как остальные настойчиво интересовались «ЛиУэлл», Димитрис вел Кьюсака сквозь дебри Хеджистана. Они стали лучшими друзьями еще в Уортоне, где учились в одной группе, переживали за «Бостон ред сокс»[24] и вместе корпели над заданиями поздними вечерами.
– Может, нам стоит создать совместную компанию, – не единожды говорил каждый из них.
Димитрис вырос в Бостоне, на Коламбус-авеню. Дом его детства, застрявший где-то между дворянством Саут-Энд и уличными бандами Уэст Роксбери, скрывал финансовое положение семьи. Ребенком Димитрис даже не знал, богаты ли они, или сводят концы с концами.
Неопределенность исчезла. Шофер Димитриса, нанятый на полный рабочий день, ежедневно отвозил своего хозяина в большой гринвичский хедж-фонд. Димитрис владел обширной, залитой солнцем квартирой с круговым видом на Манхэттен; по мнению прочих богов, очень разумный выбор для холостяка. Теперь этот бостонец был частым гостем покерных турниров в Монте-Карло. По слухам, он в одну ночь выиграл миллион евро у богатого бизнесмена с Ближнего Востока.
Тощий как жердь, вьющиеся черные волосы, круглые очки в толстой оправе, метр семьдесят два в мокасинах от «Гуччи». Однокашники в Уортоне первое время звали его Греком. В конце концов, Димитрис был сыном эмигранта в первом поколении из Греции. Он заявлял, что приходится троюродным братом Стивену Деметру Георгиу, позже сменившему имя на Кэт Стивенс[25].
Потом Грек уступил место Гику[26]. Может, из-за чехлов для ручек, которые он носил в карманах своей мятой куртки от «Армани». Может, из-за вечно испачканных, несмотря на все старания прачечной, футболок. Футболки Гика больше подходили для лабораторий с бурлящими колбами, чем для офисов с терминалами Блумберга и ЖК-мониторами. Правда, был один нюанс: его футболки стоили по триста пятьдесят баксов за штуку.
Ну, и манера речи. Гик, специализировавшийся в Йеле на математике и компьютерных науках, говорил на загадочном языке и добавлял к смеси физических и финансовых терминов редкие, малоизвестные слова. Иногда Кьюсаку хотелось, чтобы его друг говорил с субтитрами.
– Я закрываю свой фонд, – сказал ему Кьюсак в феврале.
– Почему? Что случилось?
– Проблемы с собственным капиталом, помимо прочего.
– Из-за деформации конформного инварианта, Джимми?
– Ага, если Калеба Фелпса можно назвать деформацией.
В течение первой недели Кьюсака в «ЛиУэлл» они с Димитрисом ежедневно разговаривали по телефону. Именно Гик помог Джимми избавиться от его опасений.
– Ваш ведущий трейдер знает, как вы хеджируете. Так, Джимми?
– Конечно. Иначе он бы не смог реализовывать стратегию компании.
Кьюсак говорил уверенно, но ответ был чистейшей догадкой. Он боялся, что ответ «без понятия» может прозвучать глупо или наивно; оба варианта неприемлемы, даже в разговоре с верным другом.
– Это хороший знак, – заключил Гик. – У твоего босса есть круг доверенных лиц. Принеси ему пару толстых клиентов, и он расскажет тебе о хеджировании.
– Но как мне продавать то, чего я не понимаю? – помялся Кьюсак. – Это проблема курицы и яйца.
Гик мгновенно ощутил тревожные флюиды. Но давно зная о сдержанности Кьюсака, продолжал давить:
– Виктор скажет тебе?
– Никогда. От этого типа вообще непонятно, чего ожидать.
– Тогда все просто, – заявил Гик. – Позаботься, чтобы Сай присутствовал на твоих презентациях. Пусть он уходит от прямых вопросов потенциальных клиентов. А через некоторое время ты будешь нужен ему сильнее, чем он – тебе.
– Это хорошая теория.
– Я прикрою твою ось ординат.
– О чем ты?
– Твою спину, Джимми. Я прикрою твою спину.
30 апреля, среда…«Бентвинг» по $60,49
Лизер сидел в кабинете и размышлял, барабаня пальцами по столу и глядя на графики. Он был раздражен. Его фонд опережал Доу. И толку? Индекс снизился на три и два процента, а его портфель едва не вышел в убыток. Что-то не так. Почему «Бентвинг» идет вниз? Почему стабилизировался «Хафнарбанки»?
– Дерьмо, – вслух сказал Лизер, увидев на телефоне номер входящего звонка.
– Как дела, Сай?
Он ненавидел тягучий акцент своего партнера. Он ненавидел Юг, его вонючую жару, всю суету вокруг заплесневевших плантаций вроде Нью-Орлеана, Чарльстона и прочих южных городов. Сай никогда не пересекал линию Мэйсона-Диксона[27]. Слишком много гребаного тепла.
– В чем дело?
– Ты уже встречался с тестем Кьюсака?
– Ты с ума сошел? – взорвался Лизер. – Джимми пока даже туалет сам не найдет. Давай придерживаться плана.
– Ты теряешь время.
– А кто тебя спрашивает? – ощетинился Лизер.
– Забавно, что ты это сказал. Пора обсудить пару деталей.
– Каких? – поморщился Лизер, прекрасно понимая, о чем пойдет речь; его партнер держал все карты.
– Мою долю.
Через двадцать минут Сай отключил телефон. Он уже очень давно не был в таком омерзительном настроении.
– Мне не нужно это дерьмо, – прошептал он.
Снова и снова в его ушах звучали слова партнера: «Я хочу. Я хочу. Я хочу».
Глава 17
6 мая, четверг…«Бентвинг» по $61,61
– Я боюсь.
Не так Кьюсак предполагал проснуться. В большинство рабочих дней верещал будильник, и Джимми тупо шлепал по нему рукой. Потом бормотал что-то невнятное и скверное, обычно по букве за каждый час сна. Не очень здорово, когда ты валишься в час ночи как мешок с картошкой, в пять утра уже орет будильник, и перепуганная спросонья жена интересуется, какого черта случилось; в слове «блин», конечно, четыре буквы, но изо рта вылетает совсем другое. Но сегодня именно Эми разбудила своего Джеймса.
Кьюсак вошел в ритм долгих дней в «ЛиУэлл» и коротких ночей с женой. Супруги не разговаривали со вчерашнего утра. В понедельник, когда он вернулся с ужина, на котором они с Саем и Виктором разрабатывали стратегию, Эми уже спала. Что-то грызло его босса тем вечером, пока они втроем ели бифштекс «Акаси Кобо» в гринвичском ресторане «Польпо».
А сейчас что-то грызло Эми. Она лежала на их желто-белой кровати и боролась со своими страхами. Эми толкнула Кьюсака во второй раз, потом еще. Он подскочил: пришедшая в голову мысль прояснила мозги, как нашатырь.
«Неужели Эми узнала про наши финансовые проблемы?»
– Милая, что случилось? – спросил Кьюсак, моргая и готовясь к неприятностям.
– А вдруг я не узнаю нашего ребенка?
Кьюсак облегченно вздохнул. Он протянул руку и погладил живот жены. Еще ничего не видно, но он чувствовал под рукой плотность живота. Когда Эми перешла трехмесячный рубеж без всяких неприятностей, они оба успокоились.
– Поверь, ты узнаешь Яза.
Кьюсак прозвал их еще не рожденного ребенка в честь Карла Ястржемского, бейсболиста из «Ред сокс».
