Как справедливо отметил С. М. Троицкий, содержание проекта Шувалова, несомненно, свидетельствует «о желании его автора использовать средства государственного бюджета не столько для развития торговли и промышленности в интересах формирующейся буржуазии и получения таким путем возможности увеличивать доходы казны, сколько для того, чтобы поправить дела разорившихся дворян и помочь им приспособиться к росту товарно-денежных отношений в стране». Уместно упомянуть, что в 1759–1761 гг. огромные ссуды получили обер-егермейстер С. К. Нарышкин и камергер С. П. Ягужинский (по 150 тыс. руб.), камергер П. И. Репнин и барон С. Г. Строганов (по 100 тыс. руб.), граф И. Г. Чернышев и генерал Левен (по 50 тыс. руб.) и многие другие представители знати. После смерти в 1762 г. П. И. Шувалова вскрылось, что сам организатор и руководитель всего дела взял ссуду на 473 тыс. руб. К середине 1762 г. Медный банк выдал ссуд на 3,2 млн. руб., причем большая часть этих денег — 2 млн. руб. — осела в карманах дворян38.
Как видим, приведенные факты достаточно убедительно характеризуют реальное экономическое господство дворян. Этот объективный фактор не мог не отразиться в сферах политики, идеологии, права. Следствием усиления экономического и политического могущества дворянства в первой половине XVIII в. явились оформление дворянского корпоративного сознания, этики и развитие дворянской идеологии.
Важнейшей чертой мировоззрения дворянства было сознание общности интересов и привилегированной обособленности дворян как некоего целого, «корпуса» от других сословий. Термин «корпус дворянства» впервые встречается в дворянских наказах, поданных в Уложенную комиссию 1767 г. Эти наказы весьма интересны для нашей темы, ибо их идеи созрели в елизаветинское время и даже раньше. Как писал В. Н. Латкин, автор книги «Законодательные комиссии в России в XVIII столетии», «воззрение, что все родовые дворяне составляют в совокупности нечто единое целое, являются, одним словом, членами одного «корпуса», обладающего особыми правами и привилегиями, составные элементы которого проникнуты вдобавок сознанием общности своих сословных интересов, было продуктом новой, петровской России и сказалось далеко не впервые в царствование Екатерины II. Еще 37 лет перед тем, когда дворянству представился случай заявить о своих стремлениях и желаниях, оно высказалось в том же духе и направлении. Мы говорим о событиях, предшествовавших вступлению на престол императрицы Анны Иоанновны, когда шляхетство впервые заявило о своих политических и общественных идеалах во многих проектах государственного устройства и управления, поданных им в Верховныи тайный совет»39.
Отмеченное В. Н. Латкиным единство корпоративного сознания дворянства в период, целиком включающий елизаветинское царствование, выражалось в ряде конкретных требований дворянства, предъявляемых им к абсолютному монарху.
Как уже отмечалось, в 1754 г. по инициативе П. И. Шувалова была организована Комиссия для разработки нового законодательства. К концу 1761 г. была закончена важнейшая, третья часть будущего Уложения — «О состоянии подданных вообще». Анализ ее содержания показывает, что в ней учтены дворянские требования, типичные для середины XVIII в. Смерть Елизаветы, а затем свержение Петра III помешали завершению Уложения, и его подготовленная часть так и не увидела свет. Тем не менее оставшиеся материалы имеют большую историческую ценность, ибо они позволяют охарактеризовать особенности политики правительства Елизаветы в дворянском вопросе.
Широкие круги дворянства, подавшие свои наказы уже после смерти Елизаветы, не знали содержания проекта Уложения. Тем примечательнее, что в своих наказах они высказывали именно те пожелания, которые как раз и были бы удовлетворены, будь елизаветинское Уложение издано. В. Н. Латкин, сделавший это наблюдение, писал: «Если бы императрица Елизавета Петровна или ее преемники вызвали к жизни рассматриваемый проект, утвердив его своей санкцией и дав ему силу закона, то тем самым они бы значительно удовлетворили желания сословий, которым пришлось бы тогда в 1767 г. высказаться только по немногим вопросам. Стремления и желания сословий, выраженные в их наказах, прямо свидетельствуют в пользу того, что большинство или по крайней мере многие из них были достигнуты и удовлетворены в рассматриваемом проекте»40. Следует только добавить, что проект Уложения был способен «значительно удовлетворить желания» лишь одного сословия. Сугубо продворянский характер проекта елизаветинского Уложения становится очевиден в сопоставлении его норм с законодательством Екатерины II. В целом ряде случаев Елизавета была намерена пожаловать дворянству даже больше привилегий (в ущерб общегосударственным интересам), чем дали ему указы Екатерины II, правление которой стало «золотым веком» дворянства.
Рассмотрим некоторые наиболее важные положения проекта елизаветинского Уложения.
Как известно, в первой половине XVIII в. дворянство активно добивалось упрочения своего исключительного положения в социальной системе страны. Прежде всего оно стремилось ограничить доступ в свои ряды выходцам из других сословий. Наиболее консервативная часть дворян высказывалась за отмену петровской Табели о рангах, открывавшей недворянину возможность выслужить на государственной службе чин, позволявший стать дворянином. Другая, более умеренная часть дворян добивалась разделения дворянства на родовитое и чиновное, настаивала на введении родословных книг, массовой проверке подлинности свидетельств о дворянстве и исключении самозванцев из «благородного сословия». Эти идеи занимали дворян в 1730 г., когда они подавали проекты государственного устройства в Верховный тайный совет; эти же идеи волновали их детей, когда в 1767 г. составлялись дворянские наказы в Комиссию об Уложении Екатерины II4l.
В проекте елизаветинского Уложения эти дворянские требования становились юридической нормой. Первые шесть параграфов главы XXII «О дворянах и их преимуществе» буквально пронизаны кастовым дворянским духом. Преимущество дворянства перед другими сословиями обосновывалось тем, что дворяне отличны «от прочих сограждан своих благоразумием и храбростью» и показали «чрезвычайное в государственных делах искусство, ревность и знатные услуги отечеству и Нам». Дворянство делилось на несколько категорий по степени знатности. Подлинными дворянами признавались лица, во-первых, «происшедшие от знатных и древних поколений Российского государства» или от «таких же знатных и благородных» переселенцев из других стран; во-вторых, получившие дворянство от верховной власти и способные доказать, что их предки являлись дворянами до 1700 г.; в-третьих, получившие дворянство от иностранных монархов и, наконец, в-четвертых, дворяне завоеванных областей. По мысли законодателя, данная классификация была необходима для того, чтобы «в службе нашей находящиеся, но ниже предки их, ниже они сами дворянства не заслужившего чести, сему чину приличной, самозванством и вымыслом своим себе не приписывали и преимуществ, данных оному, требовать или каким-нибудь образом присвоить не дерзали»42.
В январе 1761 г. Сенат подал Елизавете доклад, в котором решительно выступил в защиту дворян, оказавшихся на одной служебной ступеньке с выходцами из других сословий и не имевших в силу своего происхождения никаких перед ними преимуществ. Авторы проекта Уложения пошли гораздо дальше — принцип петровской Табели о рангах ими фактически отменялся. Из текста § 5 главы XXII следует, что возведение разночинцев в чины, дающие право на дворянство, Петру якобы было нужно для того, чтобы поощряемые таким образом разночинцы достигли успехов «в науках, мореплавании и воинском искусстве», а дворяне, глядя на них, «возымели ревность и получили большую охоту» к этим занятиям; теперь же, когда дворяне с успехом во всех таких делах «упражняются и успевают», необходимость в этом отпала, а поэтому разночинцев, дослужившихся до чинов, дающих право на дворянство, должно «от особливых преимуществ, данных одним дворянам, исключить»43.
Так авторы проекта Уложения отреагировали на давнее недовольство дворянства проникновением выходцев из «подлых сословий» путем выслуги в «благородное сословие».
Еще при жизни Елизаветы составители Уложения разработали норму, отменявшую обязанность государственной службы для дворян. Она получила силу закона при Петре III 19 февраля 1762 г. в его манифесте «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству»44. Следует ли особо говорить об этой сокровенной мечте дворян со времен Петра I, который принуждал их учиться и служить. Норма «о вольности и свободе дворян» явилась прямым ответом на их давние пожелания, удовлетворенные лишь отчасти указом 1736 г. о сокращении службы дворян до 25 лет. Проект елизаветинского Уложения гарантировал дворянам льготные условия при возвращении на службу, право выезда за границу, свободу от участия в каких бы то ни было «земских делах» и т. д.
