– Ты здесь собралась жечь? Да мы угорим на хрен… – стуча зубами, сказал Алексей.
Алина подожгла страницы ненужной книжки под переломанными ножками стульев и сказала:
– Нет, не угорим. Я не первый раз так делаю. Вон, видишь, собиратель в углу? Принеси.
Алексей взял в руки прямоугольный кухонный собиратель, в свое время с трудом отломанный Алиной от стены над плитой в кухне и протянул жестяную конструкцию. Алина закрепила его на подоконнике, привязав концы проволоки к ручкам на раме, и натянула на воздуховод алюминиевую гофрированную трубу. Второй конец подвижной трубы она, забравшись на подоконник, закрепила к раме снаружи форточки.
– Хитро… А помогает?
– Не очень… – честно созналась девушка. – Но и в дыму не задыхаешься.
– Понял, – сказал Алексей, подсаживаясь к разгоревшемуся пламени. – Спасибо…
Пожав плечами, Алина ответила:
– Пожалуйста. Ты сохни сиди. А я сейчас еду отнесу, – она вздернула рюкзак на спину, – и вернусь. Не смотри такими голодными глазами. Тебе тоже что-нибудь принесу. А говорил ел. Грейся.
Алина вышла из квартиры, оставив паренька одного наедине с костром. Она еще не решила, как относиться к тому, что она привела его в свое убежище. Может, это плохо? Но с другой стороны… хоть одна живая душа. Может, это хорошо? Но его вот ведь тоже кормить надо. Да и барахло куда-то надо припрятать. Мало ли крыша поедет, и из-за побрякушек пришибет ночью. Нет, это все-таки геморрой. Не надо его пускать в квартиру. Пусть там вон живет, наверху. Пусть себе сам пищу ищет. Она ему не нанималась. Вот один раз, так и быть, накормлю, и все… Хорошего понемножку. Не фига баловать…
Алина дома выгрузила добытый провиант и оставила в рюкзаке только банку огурцов, несколько банок детского питания, пачку сока. Положила в него батон из своих давешних запасов. Он был черствый, но не плесневелый. Ничего, ей такой больше нравится, а парень если не хочет, пусть не жрет. Тем более он сказал, что ел уже в кондитерской. Тогда что он так на меня посмотрел при слове «еда»? Ну да ладно… пусть поест.
Девушка тяжело подняла ведро со скопившейся дождевой водой наверх и прошла в «каминную», как она ее называла. Подошла и поставила с громким звуком ведро рядом со стоящим на корточках возле огня Алексеем.
– Сейчас воду вскипятим – чаю попьем. На, пока ешь… – Она протянула ему рюкзак, но он только поставил его на пол и сказал:
– Ты и так геморроишься со мной, – словно он слышал мысли Алины до этого. – Да и ел я уже сегодня.
Алина посмотрела на Алексея и, ничего не сказав, поставила в угли железный каркас от маленькой странной табуретки, найденной ею в этой квартире. На каркас она водрузила ведро и чуть покачала, проверяя, прочно ли он стоит. Ведро стояло прочно, и Алина подкинула заранее наломанную мебель между ножек. Огонь разгорелся еще жарче. Скоро от ее костюма и от одежды Алексея пошел пар.
Опасения девушки, что парень окажется болтливым, не оправдались – он только молча сидел и смотрел на пламя. Она даже удивилась его молчаливости. Алексей уже не стучал зубами, а его губы и лицо начали приобретать нормальный цвет. Волосы высохли и теперь торчали беспорядочной копной. Сама Алина вытерлась и расчесалась еще в своей квартире. Минут двадцать спустя закипела вода, и Алина зачерпнула две железные кружки кипятка. Парень хотел помочь, но девушка отстранила его и опустила кружки на пол. Достала заварку и сахар. Наложила и того и того щедро. Аромат разнесся по комнате, перебивая запах дыма. Обмотав руку тряпкой, Алина сняла ведро с «плиты» и пошла с ним вниз. Она не позволила почти просохшему Алексею ей помочь, ведь тогда его придется впустить в квартиру.
Крикнув, что скоро вернется, она заперла дверь и пошла на балкон, где был ее душ и стояли наготове еще два ведра холодной дождевой воды. На умывание и переодевание у нее ушло около двадцати минут. Натянув узкие джинсы, чуть расклешенные книзу, и на голое тело топик, она уже было вышла из квартиры, но вернулась и вынула нож из кармана костюма. Так вот, держа открыто в одной руке нож, она поднялась к уже обсохшему Алексею.
Он пил чай. Пил и жмурился от удовольствия, как кот, растянувшийся на солнышке. Она прошла к нему, взяла свою чуть теплую кружку и, сев с ногами на диван, стала медленно пить. У нее было очень удобное положение для наблюдения за молодым человеком. Он не мог ее видеть, не повернувшись.
– Спасибо… – сказал он вдруг ни с того, ни с сего, не оборачиваясь.
Алина пожала плечами и ответила:
– Пожалуйста.
Опять молча слушали треск мебельного лака, сгорающего в костре, и шум дождя, стучащего по жестяному подоконнику и трубе.
Алина смотрела на взъерошенный затылок Алексея и думала, что жалко будет выгонять парня, если он начнет всякие глупости говорить или делать. Он казался ей каким-то бесконечно огорченным. Как тот же котенок, брошенный и забытый всеми. И это несмотря на то, что по виду он как минимум на год был старше ее.
– Тебе сколько? – спросила она, поправляя задирающийся топик.
Алексей повернулся и на мгновение засмотрелся на расслабленно растянувшуюся Алину.
– Девятнадцать, – ответил он, спохватившись.
«Я ж на два года старше! Тоже мне, младенец-подкидыш… «– подумала Алина и про себя улыбнулась.
– А что не уехал-то? Сейчас бы не мерз. Там теплее – на юге и на востоке.
Видно, что парень не хотел отвечать… Но она была хозяйкой и не ответить – значит так или иначе обидеть ее. Пересилив себя, он сказал:
– У меня мать больная… была. Ее завалило сегодня ночью. Я до утра пытался раскопать ее. Раскопал. Потом закапывал. Ее перерезало пополам.
Алина неискренне сказала:
– Сожалею…
– Она так и так бы умерла скоро… – сказал он с грустью. – У нее опухоль мозга неоперабельная была. Врачи еще до наводнения говорили, что ей пару месяцев максимум оставалось жить. Пока могли, приезжали, морфий кололи, а как это все началось… Она постоянно стонала и кричала. Она просила ее убить. Но я не мог… Если бы у нас эвтаназия не была запрещена, она бы так не мучилась…
«Жутко…» – подумала Алина, представив себе, какие страдания должна была испытать женщина.
– Я, правда, сожалею… А ей сейчас, поверь, лучше, чем нам здесь…
Алексей передернул плечами и сказал:
– Да, я знаю… Но… Я боюсь… Я сам хотел сегодня того… за ней… Не получилось. Представляешь, прыгнул с пятого этажа и только воды наглотался… Там грунт на метра три размыло. Только головой больно ударился и все.
Алина хмыкнула. Только истерика она и жаждала увидеть. Сопляк. Что поделаешь.
Опять, словно прочитав ее мысли, паренек сказал:
– Ты не думай, что я того… Просто я все обдумал, взвесил… Решил… Ну, куда мы? В лагеря? На трехразовую кормежку? Где каждый каждого придушить готов? А у меня-то еще вдобавок и родственников нет. Друзья тоже… неизвестно где сейчас. Так что, я правда решил…
– Так что не доделал? – спросила спокойно Алина.
– Знаешь… я, когда выплыл… там течение было. Я сел на берегу… тьфу, что я говорю. На крыши гаражей забрался… Я подумал… Значит, так и надо.
– Ты в бога веришь? – спросила быстро Алина.
– Скорее да, чем нет, – неуверенно сказал Алексей.
– Даже после всего этого? – Алина кивнула на окно.
Алексей тоже посмотрел в хмурое небо и медленно ответил:
– Именно после всего этого. А так бы и не верил никогда.
Они замолчали, глядя за окно. Алина снова подобралась вся и сказала:
– Я не хочу, чтобы ты мне мешал… Понятно?
– Я уйду, – честно сказал Алексей. – Это твой дом… Я не буду мешать. Ночь пережду и пойду. Я просто устал.
Алина посмотрела в его глаза и кивнула:
– Я дам тебе в дорогу лодку и еды.
Он улыбнулся благодарно:
– Спасибо.
– Не за что. У меня еще одна есть, в магазине спортивном случайно нашла. Все удивлялась, как ее никто не прибрал раньше к рукам… А ты греби на юг. Или на юго-восток. Может, там найдешь и друзей, и…
– Спасибо… – еще раз сказал Алексей, видя, что Алина не собирается договаривать.
Она поднялась и сказала:
– Ладно, спи здесь. Я тоже пошла спать. И кстати, уже десять часов. Ты не смотри, что светло.
Все так же держа в руках нож, Алина вышла за дверь, оставив в одиночестве и без того одинокого человека.
4
Антон посмотрел на спящих Виктора с Александром и решился их будить.
– Что случилось? – спросонья залепетал Саша.
– Только что поступила информация с юга, что ветер поменялся. Теперь он дует на север.
– И? – спросил Виктор.
– Нас затопит приливом.
– Ты бредишь. Восемь километров? Не верю…
Рухлов пожал плечами и сказал:
– Мне все равно, веришь ты или нет. Вы берете с собой еду и уходите на север.
– А ты?
– Я остаюсь.
Смешок. Да, героизм нынче не в почете.
– Что ржешь?
– Я тогда тоже остаюсь. Мог не будить. Кстати сколько времени? Эй, блин, Санек, а ну башку подними, через пятнадцать минут твоя смена.
