— Не будем распространяться на эту тему, — сказал он, видя мое удивление. — У нас есть дела поважнее.
Он вытащил из стола часы, самые обыкновенные стальные часы на браслете. Спросил:
— Знакома ли вам эта вещь?
— Часы?
— Да, шифровальные часы.
— Нет, незнакома.
Майор принялся объяснять мне, как надо пользоваться этими мудреными часами.
Чтобы работать с этим механизмом, вовсе не приходится смотреть на циферблат, как в обыкновенных часах. Надо смотреть на обратную сторону их, там, где вертятся колеса. В движении колеса задевают друг за друга, и микроскопические буквы, нанесенные на одно из колес, устанавливаются против букв другого колеса. Одинаковые положения колес бывают крайне редко, так что можно зашифровать целое письмо, обозначая одну и ту же букву разными буквами азбуки. Не имея таких часов, нечего и думать разобрать зашифрованную записку. Этого мало. Записку нельзя разобрать даже в том случае, если, имея часы, расшифровщик не знает, в котором часу записка написана. При помощи особой кнопки можно сделать весь аппарат негодным. Это — на случай ареста.
Майор по крайней мере час растолковывал мне приемы работы. Когда наконец я понял все, он сказал:
— Возьмите часы домой и поупражняйтесь с ними дня три. Помните, они все время идут. Если вы пропустите хоть одну букву, вся зашифровка никуда не годится.
Я пришел домой в полночь с этими часами в кармане. Решил заняться ими завтра, так как сегодня слишком устал.
14 февраля. Только сегодня я могу считать, что совершенно освоился с механизмом часов. Работать с ними не так уж трудно, но зевать не приходится. Я был у майора Варбуртона в Интеллидженс Сервис и при нем зашифровал маленькую записку. Майор остался доволен моей работой.
Теперь мне дано новое задание: выучить список лиц, работающих в России по директивам И.С. и иностранных разведок. В этом списке около ста имен.
Майор рекомендует выучить список на память.
21 февраля. Я получил доступ в архив русского отдела и успел с ним ознакомиться.
Архив занимает три комнаты, и в них сосредоточены все дела по шпионажу в России, начиная со времени Ивана Грозного.
В XVI веке, при царе Иване, по разведке в России работал капитан Ричард Ченслер. В 1553 году он случайно оказался в Архангельске, оттуда проехал в Москву. Вернувшись в Лондон, он написал пространный доклад обо всем виденном. Этот доклад Ченслера на пожелтевшей бумаге был подшит к делу № 1. На полях его были пометки, сделанные рукой королевы Елизаветы. Я просмотрел этот документ только из любопытства, так как ничего нужного мне в нем не было.
Документы более поздних царствований, когда с Московией были установлены правильные дипломатические сношения, переплетены в коленкоровые переплеты, с дырками на корешках, чтобы их удобно было снимать с полки. В папках заключены документы, не подлежащие сдаче в музей: они говорят о тайной, часто жестокой, английской политике, которую удалось скрыть от истории. Я так увлекся этими старинными документами, что перечитал многое из того, что мне — собственно — не было нужно. Насколько я понял, главное внимание английских агентов в России было направлено на оборону Индии. Впрочем, угроза России в этом направлении никогда не была слишком серьезной. Только в деле № 62 мне удалось найти сведения о тайном союзе, заключенном императором Павлом I с императором Наполеоном I о совместном нападении на Индию через Персию. Был составлен уже и план похода. И вот тогда английский посол сэр Витверс, по приказанию своего правительства, вышел из состояния молчаливого созерцания и отпустил триста двадцать гиней на подкуп охраны дворца в ночь убийства императора Павла. Шкаф XIX века содержал в себе целый ряд таких же тайных, но плодотворных вмешательств английских политиков в русские дела. Перечитывая эти материалы, я составил себе полное представление о тех возможностях, которые кроются в разумной инициативе дипломата. В XX веке особенно деятельно проявил себя сэр Бьюкенен.
В шкафах, содержащих в себе донесения последних лет начиная с 1917 года, царствовал беспорядок. Сведения о различных важных моментах были далеко не полными. Но я сумел ознакомиться с деятельностью большевиков по пропаганде в Индии, Китае, Афганистане. Я понял, что мероприятия эти являются лишь жалким отражением острой и хитрой работы наших соотечественников. Большое дело о попытках освободить Николая II кончалось телеграммой: "Расстрелян с семьей".
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я занимался в архиве русского отдела почти неделю и очень жалею, что не мог задержаться там дольше. Сегодня майор Варбуртон сообщил мне, что на днях из Саутгэмптона отходит в Крым транспорт "Зодиак". Официально "Зодиак" направлялся в Севастополь для эвакуации из России английской миссии. На самом же деле он должен был принять в Гибралтаре патроны и орудийные снаряды и отвезти их Деникину, в виде последнего, прощального подарка. Дело идет к тому, что помощь Англии белым армиям действительно прекращается.
25 февраля. Вчера я отправил мисс Мальмер письмо, в котором сообщил, что не нахожу возможным оправдываться в обвинениях, выдвинутых анонимным автором. В заключение желал ей успеха в японском языке и курении и извещал, что еду на русский фронт работать по эвакуации.
Письмо вышло довольно бодрое и полушутливое. Оно не закрепляет разрыва, а, наоборот, всегда может служить мостиком для возобновления отношений. Мне кажется, что длительная разлука многому научит Мабель, и она к моему возвращению сделается любезней.
Дед пожал мне руку на прощанье и шепнул на ухо:
— Заставь русских полностью заплатить долги, Эдди. Ведь косвенно они виноваты в смерти твоего отца. Кроме того, нельзя ли сделать так, чтобы Кавказ остался навсегда за нами? После каждой войны, даже самой паршивой, Англии должен перепадать хороший кусочек…
"Зодиак" отошел в полдень совершенно благополучно. Эти строчки я уже пишу у себя в каюте.
Прощай, Лондон, прекрасный город, вечно прикрытый колпаком из матового стекла. Мне очень грустно расставаться с тобой. Но на мою долю выпало любить тебя не только на словах. Я всегда готов быть острием шпаги, входящей в грудь твоего врага.
5 марта. Мы плывем хорошо, хотя довольно медленно. Сейчас стоим в Гибралтаре. Погрузка снарядов только что началась.
Здесь весна. Солнце печет отчаянно. Но скала слишком угрюма. Даже теплое море не может ее скрасить. Пушки смотрят во все стороны — и на Африку, и на Европу. Мне кажется, что эта крепость придумана природой специально для нас. Это английский замок к морю, которое нам не принадлежит.
12 марта. Мы прошли Дарданеллы. Капитан показывал мне места наших боев в 1915 году, когда по плану Черчилля мы должны были с моря взять Константиноноль. Все дно пролива, говорят, покрыто трупами наших солдат в полной амуниции. Неудачный поход стоил тогда Уинстону министерского места. Но он вернул его через два года.
Капитан говорит, что, если погода удержится, послезавтра мы будем в Севастополе.
В ДЕНИКИНСКОМ КРЫМУ16 марта. Я съехал на берег в Севастополе в восемь часов утра. Судя по всему, в городе как раз то, что называется разложением. Я встретил двух наших офицеров, и они сообщили мне, что с превеликой радостью расстанутся с Крымом. Я не стал долго разговаривать с ними и спросил, не знают ли они лейтенанта Рейли, к которому я привез письма из Лондона. Они дали мне его адрес и показали, как пройти.
У меня в кармане была записка к Рейли от майора Варбуртона. В записке майор писал всякую шутливую чушь, рекомендовал меня как славного малого и просил угостить сигарами и виски. На нашем языке это значило, что Рейли должен во всем доверять мне. Кроме того, я знал, что у него имеются на руке такие же часики, как у меня. Поэтому я без всяких церемоний постучался в комнату лейтенанта.
Было девять часов утра, и я думал, что Рейли еще спит. Однако я застал его уже бодрствующим, в большом тазу, с колечком душа на шее. Вода текла по его мускулистому телу, прикрытому в некоторой своей части только моноклем, который он успел вдеть, взявши со стола мокрой рукой.
