— И она говорила, что всегда была несчастлива с Бобом. А Боб неплохой парень, не пьет, не бьет детей и вполне обеспечивает семью. Она расспрашивала Ли, случается ли, что они с мужем занимаются любовью днем, и любит ли муж созерцать ее обнаженной. Она говорит, что женщина едва ли может отказать в этом… Короче, она никогда по секрету не сообщала Ли, что Джо Шмоу, дескать, такой симпатяга, сил моих нет, но только ты об этом никому. И она ни с кем не обменивалась улыбками в церкви или где-нибудь еще. Кто бы это ни был, он полностью подчинил ее себе, а потом убил — ну, это вы знаете.
Что было возразить на это?
— Почему вы думаете, что ей необходимо было хранить в секрете свои свидания?
— Откуда я знаю? Может быть, это был женатый человек, может быть, пастор или губернатор штата или шериф…
Я не удержалась и захихикала. Бодж? Разве он мог быть любовником? Затем я подумала о Баде Уилкоксе, но быстро отбросила эту мысль. Когда преступление случается рядом с тобой, привычные вещи начинают казаться страшнее, чем они есть на деле.
— Я думаю, — продолжала Николь, — Кэти было сказано, что, если она сохранит все в тайне, они уедут вместе, как только это станет возможно. Другого выхода нет — нельзя же навсегда оставаться здесь. А что он убил ее, так это, наверное, потому, что она не хотела уезжать вместе с ним, а он боялся, что она проболтается об их связи.
Мне показалось, что Николь слишком увлекается сериалами.
— Каким образом женщина может стать столь покорной?
Николь улыбнулась и на ее щеках обозначились глубокие ямочки:
— Клянусь, вы сами прекрасно понимаете, каким образом… Хотя, может быть, вы действительно настолько наивны…
— Продолжайте же, — рассмеялась я, но она решила закончить беседу.
— Сам черт не знает, кто это мог быть, — подвела черту Николь.
Звонок Дженис огорчил меня, но я решила не придавать значения дурным известиям. Я не могла вечно избегать Тома, хотя и подозревала, что Дженис еще не все мне рассказала. Я оставила Тому сообщение, чтобы он позвонил мне на работу, и пригласила его зайти выпить немного пива. Я сказала, что хочу с ним кое-что обсудить, и надеюсь, что мой адвокатский голос звучал при этом достаточно серьезно. Пиво я, разумеется, должна была купить сама.
С тех пор, как я увидела его в первый раз, он несколько переменился. Он говорил, что это действие зимы. Волосы он теперь стриг короче, зато отпустил бороду, которая усиливала его сходство с горными жителями. Когда он был серьезен, его глубоко сидящие глаза смотрели зловеще, но улыбка делала его добрее, чем он в действительности был.
— Что случилось? — спросил он, следуя за мной на кухню. Я протянула ему бутылку холодного пива и вернулась в гостиную, где на кофейном столике меня ждал бокал вина. Я не садилась и говорила с ним стоя.
— Я хотела кое о чем расспросить вас, и это серьезно. Я разговаривала с одной своей подругой, и она сказала, что припоминает ваш случай — и свидетельствование, и убийство вашей жены и дочери. Она сказала мне, что вы были единственный, кого подозревали в убийстве…
Его глаза округлились от удивления. Рот остался открытым, и он уставился на меня, как будто я выстрелила ему в живот.
— Это правда? — спросила я. Я хотела, чтобы он ответил мне сразу.
— Боже, — произнес он с трудом, проводя рукой по волосам. — Боже, Джеки. Да, это правда. Но мне не было предъявлено обвинение. Ваша подруга сказала вам, почему не было подозреваемых, кроме меня?
— Нет. И я хочу, чтобы вы мне объяснили, было ли предъявлено обвинение тому психопату или кому-нибудь еще? Все это настолько жутко…
— Вы больше ни с кем об этом не говорили?
Внезапно мне стало не по себе: я подумала, что меня могут убрать как человека, который слишком много знает. Мне нужно было отвести от себя эту привилегию, и я сказала:
— Все это знает моя подруга Дженис Уитком. Она мне и рассказала.
— Хорошо, черт побери, но я не желаю, чтобы здесь про меня распространялись какие-нибудь гнусные слухи. Я не убивал свою семью и я знаю, кто это сделал.
— Джейсон Девэлиан? — спросила я.
Он опять уставился на меня и с минуту не говорил ни слова.
— Она, стало быть, запомнила и имя убийцы? Тогда продолжайте, раз уж вы предприняли столь детальное расследование. Вы всегда так поступаете, когда кто-нибудь вам нравится?
Я пожала плечами — если мне нужно, я могу быть на редкость несговорчивой.
— Когда я была в Лос-Анджелесе, я просто упомянула в разговоре ваше имя. Вот и все, Том. Вы рассказали мне свою историю, которая произошла в городе, в котором я так долго жила и где у меня осталось много друзей. Но здесь никто об этом ничего не знает. Дженис помнила все очень смутно, но она перелистала газеты, хотя я и не просила ее об этом…
— Роберта в курсе, — перебил он, повышая голос. — Почему вы не спросили Роберту?
— Пожалуйста, не кричите на меня. Почему вы не можете спокойно объяснить мне, что к чему? Я вас не знаю и разве не естественно, что я хочу знать правду? А Роберту я расспрашивала еще до того, как позволила вам заняться моей ванной. Она сказала мне, что вы славный малый, который пережил большое несчастье.
— А что если я не захочу вам ничего рассказывать?
— С вашей стороны это было бы нечестно, — сказала я. — Не думаю, чтобы я это заслужила.
— Нет, мне это уже нравится — нечестно! — закричал он, очевидно, рассерженный не на шутку. Он весь дрожал и все крепче сжимал бутылку. — Я куда больше рассказал вам о себе, чем узнал о вас, ни разу не дотронувшись и до вашей руки. Вы приехали сюда, оставив своих друзей, работу без всяких видимых причин, как будто закон шел за вами по пятам. И вы еще наводите обо мне справки!
— Послушайте — я хотела только одного: знать вашу версию происшедшего. Вы попросили меня о свидании как раз в тот момент, когда я только что рассказала о вас своим друзьям. Дженис сама позвонила мне и она сама решила раздобыть эти сведения, а я только позволила ей выложить мне все, что она узнала. Разве это не разумно? Я не хотела доставлять вам ни малейшего беспокойства.
— Я не понимаю, почему вы не поговорили об этом со мной сразу. Зачем вы затеяли это расследование? Ну, а уж коли затеяли, почему не довели его до конца и не получили ответы на все, что вас интересует? Или вы не чувствуете, когда человек говорит правду, а когда лжет? Человек, который угрожал мне и чей голос был записан на пленку, действительно находился в лечебнице в тот момент, когда были убиты моя жена и дочь. У меня возникли трудности с алиби, потому что я был с женщиной, которую не хотел называть. Я был под подозрением целых пятнадцать минут — до тех пор, пока — страшно сказать! — я не назвал им ее имя.
