еще, даже его жена. Когда старший мастер явился узнать, можно ли приступать к отделке, Джеффри был на прогулке. Мастер отправился прямиком в большой зал. Брент вернулся, слуга доложил ему о визите и объяснил, куда пошел посетитель. Грубо выругавшись, Джеффри оттолкнул слугу и бросился в зал. Мастер встретил его почти на пороге, и Брент, ворвавшись в помещение, с ним столкнулся.
– Прощения просим, сэр, – извинился мастер. – Я просто хотел тут кое-что проверить. Я велел двенадцать мешков с известью сюда отправить, а тут только десять.
– Черт с ними, с этими десятью мешками! И с двенадцатью тоже! – последовал странный и грубый ответ.
Мастер удивился и решил сменить тему:
– Вижу, сэр, мои ребята тут кой-чего напортачили. Но наш начальник, конечно, проследит за тем, чтобы все было исправлено. За его счет, разумеется.
– О чем это вы?
– Да о каменной плите в очаге, сэр! Какой-то болван, видать, поставил на нее шест от лесов да и расколол ровнехонько посередке. А уж на что толстая была – казалось, ничем ее не прошибешь.
Джеффри с минуту молчал, а потом произнес сдавленным, но уже гораздо более спокойным голосом:
– Скажите своим людям, что я пока не намерен отделывать большой зал. Пусть побудет как есть.
– Ладно, сэр, пришлю парочку своих ребят, чтоб унесли леса и мешки с известкой да прибрались чуток.
– Нет-нет! – возразил Джеффри. – Оставьте все на своих местах. Я пошлю за вами, когда придет пора браться за отделку.
Старший мастер ушел, а начальнику своему потом сказал:
– Выставлю им счет, сэр, за то, что успели сделать. Сдается мне, у них с деньгами туго.
Раз или два Деландр пытался остановить Брента на дороге, но когда понял, что это ему не удастся, устремился вслед за экипажем, выкрикивая:
– Что сталось с моей сестрой – вашей женой?
Джеффри подстегнул лошадей, и те пустились в галоп. Деландр же, увидев, как Брент побледнел, а его жена едва не упала в обморок, понял, что цель достигнута, и отправился восвояси, злобно посмеиваясь.
Вечером того же дня Джеффри вошел в большой зал, приблизился к огромному очагу, но тотчас отпрянул, тихо вскрикнув. С трудом взяв себя в руки, он сходил за лампой, склонился над треснувшей каменной плитой и всмотрелся в нее, проверяя, не сыграл ли с ним дурную шутку лунный свет, падавший через высокое створчатое окно. Потом с мучительным стоном Брент опустился на колени.
Вне всякого сомнения, сквозь трещину в каменной плите во множестве пробивались золотые волоски, тронутые сединой!
Услышав шум у двери, Брент обернулся и увидел на пороге жену. В отчаянии постарался он скрыть все следы – зажег от лампы спичку и спалил пробивавшиеся через трещину волоски, потом поднялся, разыграв, как мог, беззаботность и удивление приходом супруги.
Джеффри терзался всю следующую неделю: случайно или нет, ему никак не удавалось остаться надолго одному в большом зале. Возвращаясь туда, он всякий раз замечал, что волосы снова проросли сквозь плиту, и ему приходилось внимательно следить за ними, чтобы эта жуткая тайна не раскрылась. Брент пытался найти подходящее место за пределами дома, где можно было бы спрятать труп убитой женщины, но ему постоянно мешали. Раз, когда он выходил через ту самую потайную дверцу, его застала жена, и последовали расспросы. Он неохотно показал ей ключ, и итальянка удивилась тому, что не заметила его раньше. Брент горячо и нежно любил супругу, и потому сама мысль о том, что она узнает о его страшных тайнах или даже просто усомнится в нем, приводила его в ужас. Спустя несколько дней он понял: жена по меньшей мере что-то подозревает.
В тот вечер миссис Брент вернулась с прогулки в экипаже и вошла в большой зал. Возле пустого очага сидел Джеффри, погруженный в мрачные раздумья.
– Джеффри, – напрямик обратилась она к нему, – со мною говорил тот человек, Деландр. Он рассказывает ужасные вещи. Сказал, неделю назад его сестра вернулась в этот дом – искалеченная тень себя прежней, от ее былой красоты уцелели лишь золотые локоны. Она будто бы говорила о каких-то злых намерениях. Деландр спросил меня, где она, и… О Джеффри, она же мертва, мертва! Как же могла она вернуться? Боже! Я в ужасе! Не знаю, что и думать!
В ответ Джеффри разразился проклятиями, от которых его жена содрогнулась. Он поносил на чем свет стоит Деландра и его сестру, весь их род и в особенности ее золотые локоны.
– Тише! Тише! – взмолилась итальянка, но потом умолкла, ибо боялась проявлений его гнева.
В порыве ярости Джеффри вскочил и отошел от очага, но вдруг замер, заметив ужас в глазах жены. Проследив за ее взглядом, он тоже содрогнулся: из расколотой каменной плиты, прямо из трещины, пробивалась золотая прядь.
– Смотри! Смотри! – вскрикнула женщина. – Это призрак умершей! Уйдем отсюда! Уйдем!!
И, схватив Джеффри за руку, она в безумном ужасе повлекла его прочь из зала.
В ту ночь миссис Брент металась в страшной горячке. Сразу же явился местный врач; кроме того, телеграммой вызвали доктора из Лондона. Джеффри охватило отчаяние. Мучимый страхом за жизнь молодой жены, он почти позабыл о своем преступлении и его последствиях. Вечером врач вынужден был оставить Брентов: его ждали другие пациенты. Джеффри он велел позаботиться о больной и напоследок сказал:
– Помните, вы должны потакать ей во всем, пока утром не вернусь я или пока ею не займется другой врач. Остерегайтесь пуще всего еще одного сильного проявления чувств. Ей следует находиться в тепле. Больше ничего сделать нельзя.
Позже, когда все слуги отправились спать, жена Джеффри поднялась
