— Я благодарна вам, что вы не обсуждали профессиональные вопросы за обедом, но теперь, пока я варю кофе, у вас будет такая возможность.
На кухне она загрузила посудомоечную машину, сварила кофе и, уложив приборы на поднос, понесла все в столовую.
Коннор и Николь переместились в эркер с чудесным видом на вечерний парк, освещенный золотой гирляндой огней. Рука рыжей покоилась на рукаве Коннора, и они пристально смотрели друг на друга. Говорила она негромко, но Сандра без труда расслышала слова:
— Ты уверен, что хочешь пройти через это, Коннор? Заметно, что ты несчастлив, а перемен к лучшему не предвидится.
Коннор не ответил. Возможно, отражение Сандры в оконном стекле привлекло его внимание, и он, сбросив с плеча руку Николь, подбежал к жене, чтобы взять у нее поднос.
— Ты не должна таскать тяжести!
— Почему же? Поднос весит меньше, чем мой портфель.
— Тогда и портфель тебе не следует носить.
Раздражение в его голосе доставило Сандре непомерное удовольствие. Вопрос Николь вывел его из равновесия, и одно это оправдывало весь вечер.
Николь выглядела взволнованной.
— Удивительно, что у вас нет прислуги, — выдавила она в конце концов.
Ну, это замечание мы просто проигнорируем, решила Сандра, предвкушая растерянность гостьи. Ей было жаль, что вечер подходит к концу, и не только из-за искры понимания, возникшей между ней и Николь. Она боялась остаться наедине с Коннором.
Она даже предложила, чтобы он проводил Николь до машины, и вернулась на кухню для последнего сражения с посудой. Положив столовое серебро в раковину, Сандра вошла в столовую, когда вернулся Коннор.
Она не ожидала, что он придет обратно так быстро, и ей пришлось прикусить язык, чтобы удержаться от излишних вопросов. Следуя ее плану, лучше было вообще ничего не замечать.
Он мягко отодвинул ее от подноса и, легко подняв его, понес в кухню.
— Тебе больше нельзя поднимать такие тяжести.
Эти слова разозлили Сандру.
— Я не ребенок и не инвалид! А если ты думаешь, что вес нескольких фарфоровых чашек повредит твоему ребенку…
— Может быть, мне позвонить в Финикс Хартфордам и попросить их приехать сюда, чтобы вести все хозяйство?
— Какая чушь!
— Тогда веди себя как положено.
Но Сандра продолжала, будто не слышала его последних слов:
— Да им и жить-то будет негде.
— Но ведь еще есть половина для прислуги.
— Половина? Спальня и крохотная ванная вряд ли покажутся им привлекательным жильем!
Она прошла вслед за ним на кухню и расчистила место для подноса.
— Ты, видимо, хочешь сказать, что тебе будет удобнее, если с нами будет кто-то постоянно жить, чтобы не оставаться наедине со мной…
Его брови возмущенно поднялись вверх.
— Так вот почему ты пригласила Ник на ужин? Ты не хочешь оставаться со мной вдвоем?
Сандра развела руками. Это было как раз в его духе — взять какую-то ее фразу и полностью извратить.
— Я ничего такого не говорила. Просто хотела узнать Николь получше. И уж совсем не подозревала, что ты против. Но уж коли у нас такой откровенный разговор, может быть, ты сообщишь мне правила игры?
— Ты что-то задумала?
— Можно сказать, да. Ты не должен отчитываться передо мной больше, чем перед своей секретаршей.
— Но мне приятно держать тебя в курсе всех моих дел, — пробормотал Коннор.
А что, если мне не хочется о них знать? — подумала Сандра. Но вслух этого не сказала.
— Ну, если тебе так нравится… — мягко уступила она, — мне, конечно, будет интересно послушать.
Она приступила к мытью серебра.
— Я думала, ты сегодня заберешь свои вещи из отеля.
— Я и забрал их. Они внизу, у консьержа, ты ведь не хотела бы, чтобы Николь увидела, как я вваливаюсь в квартиру с чемоданом. Надо позвонить и попросить принести их сюда.
Слушая Коннора, Сандра размышляла, как прошел вечер, и пришла к выводу, что в общем-то все пока идет успешно. Коннор явно не в своей тарелке и не знает, что сказать.
Может быть, возмечтала Сандра, если я начну играть ту преданно-разумную, ни во что не сующую нос, слегка ограниченную жену, о которой он так мечтает, он захочет чего-то совсем другого?..
Она закончила с серебром и потянулась за хрустальным бокалом.
Возможно, вдруг подумала она, надо пойти еще дальше? Если она окружит его своей любовью, утопит в ласке и внимании, Коннор решит спасаться бегством.
Нет, она никогда не сможет выдержать эту игру!
Коннор положил телефонную трубку.
— Джек уже несет вещи. Куда мне их девать? В комнату для гостей или в нашу спальню?
Бокал, только что вынутый Сандрой из мыльной пены, выскользнул из ее пальцев и разбился. Осколки скользнули под мыльные пузыри и осели на стальной поверхности. Сандра опустила в воду руки, чтобы найти их.
В ту же минуту Коннор оттолкнул ее от раковины:
— Перестань, бокал пропал, и ты только порежешься понапрасну!
— Это был свадебный подарок.
— Теперь это всего лишь битое стекло. Осторожнее!
Он бережно взял ее руки в свои, разглядывая каждый палец.
Его пальцы приятно холодили руки.
Словно внезапная волна прокатилась по ее телу, на секунду парализовав мозг.
— Твои руки как шелк, — произнес Коннор, поднося их к лицу так близко, словно хотел поцеловать, и нежно проводя пальцем по ее ладони.
Сандра и не предполагала, что участок кожи от основания ладони до мизинца такой чувствительный. Его прикосновение было нежное как шепот, но ритмичное движение посылало по телу чувственные токи, и они расходились по телу, словно круги по воде.
— Такая мягкая… — шептал Коннор.
Раздалась трель дверного звонка. Сандра вздрогнула. Какой ужасный звук! Резкий и неприятный. Или что-то случилось с ее слухом?
Идиотка, сказала она себе. Он просто держал ее руки в своих, боясь, что она порежется. Какое безумие позволить себе так увлечься. Она отпрянула от Коннора.
Мгновение он не шевелился. Затем, откашлявшись, деловито сказал:
— Конечно, твои руки недолго останутся мягкими, если будешь мыть посуду без резиновых перчаток.
— Предпочитаю ощущать, что я делаю.
Он остановился в коридоре и спросил совершенно бесстрастным голосом, не выдавая ни малейшим намеком своего желания:
— Так что, гостевая комната или спальня?
Сандра судорожно сплела пальцы, стараясь побороть желание ударить его. Если бы она сказала — гостевая, он не удержался бы от язвительного замечания насчет того, что они делили не только комнату, но и постель. А если бы она позволила ему вернуться в спальню — ну разве он не расценил бы это как собственную победу?
Ей пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем она изрекла: