Свой первый бой полк принял под Москвой, в районе Волоколамска, 17.10.41г. Волокаламск, Скирманово, Красная Поляна, Химки, Ка-луга, Сухиничи - это города, где в 1941-1942 гг. воевал 523-й пушечный полк РВК и в его составе отец-комиссар 3-й батареи. В июле 1942 г., как только полк вернулся из-под г. Киров, где он обеспечивал прорыв группы генерала Белова из Вязьмы, весь личный состав огневых взводов был построен на поляне, комиссар полка зачитал приказ И. Сталина №227. Это был очень суровый приказ, вызванный создавшейся тяжелой обстановкой на юж-ном фронте... «Еще до выхода этого приказа многие мои боевые соратники, особенно те, у которых семьи были в оккупации, в личных беседах выражали те же мысли, которые Верховный Главнокомандующий выразил в своем приказе», - напишет отец через 30 лет, хорошо осознав случившееся. И я не могу понять фронтовика Лебединцева, когда он, с одной стороны, упрекает весь командный состав 380-й дивизии в тяжелых потерях, а с другой стороны, говорит о необоснованности расстрела командира дивизии, потерявшего эту дивизию. Где же логика? Отец рассказывал, что во время Белорусской наступательной операции замполит одного дивизиона бригады был судим трибуналом только за то, что несвоевременно отправил похоронки семьям погибших солдат.
В апреле 1943 года, окончив ускоренные курсы Ленинградского артучилища, которое базировалось в это время в Костроме, отец был направлен командиром 6-й батареи в 86-ю тяжело-гаубичную бригаду, прибывшую с Дальнего Востока и входившую в 5-ю артдивизию. Бригада была укомплектована кадровыми офицерами и вооружена 152-мм гаубицами. Тогда же бригада была переброшена к п. Поныри, на Северный фас Курской дуги. Конечно же, вписаться сразу в коллектив асов-артиллеристов бывшему школьному учителю, политруку было сложно. Все встало на свои места, когда в разрешенной “свободной охоте” за тяжелыми танками и самоходками, которые безнаказанно расстреливали из своих дальнобойных орудий нашу легкую противотанковую артиллерию, отец сумел расстрелять из 152-мм гаубицы “Фердинанд”. И тогда его признали равноправным артиллеристом.
Бригада была придана 307 СД, которая и приняла главный удар немцев под Понырями 7 июля 1943 г. (в дальнейшем, именно 7 июля каждые пять лет ветераны встречались в Понырях) . Не пойму фронтовика Лебединцева, когда он чуть ли не смакует наши потери в танках и личном составе под Прохоровкой. Мне пришлось неоднократно встречаться с ветеранами Курской битвы, местными жителями - живыми очевидцами этого сражения. Все они отмечали тяжелейшие потери с двух сторон, говорили, что в те жаркие дни 7-12 июля было трудно дышать от смрада, но никто не говорил об односторонних потерях. Да и как это могло быть? На одну 307-ю СД под Понырями немцы бросили 7-8 июля три мотодивизии и 170 танков. Первые три атаки были отбиты силами артиллерии. И это не могло быть без огромных потерь у немцев. На третий день немцы ввели два свежих пехотных полка и до 60 танков. Но и тогда они захватили только часть поселка, так и не сумев захватить железнодорожный вокзал. Да, потери были большими с обеих сторон, но не из-за тупости офицеров, а из-за мощи противника. Я побывал на братском кладбище недалеко от Понырей. Почти тысяча офицеров от лейтенанта до полковника там похоронено. Самому старшему из них было около сорока. Там же похоронен и комбриг Головань, погибший на четвертый день при отражении танковой атаки. Не струсил, не сбежал, а со взводом охраны и одним орудием принял неравный бой с прорвавшимися танками.
Как же может поворачиваться язык упрекать в трусости боевых командиров? Заняв один раз позицию “развенчивания”, Лебединцев уже не смог остановиться. Я совсем другого мнения даже по одному эпизоду. В начале сентября 43-го года 86-я бригада вышла к селу Зерново, где находилась вся наша семья и где до войны работал отец. Бригада получила боевой приказ уйти левее. Вот как описывает этот эпизод фронтовой поэт и писатель Е. Долматовский: “С хорошими товарищами, с людьми высокого сердца служил Николай Любезный. Узнав о том, что малая Родина капитана Любезного здесь, рядом, в разграничительных линиях соседей и, кажется еще не освобождена, комбриг Сазонов /позднее генерал, Герой Советского Союза/ собрал батарейцев и спросил: кто хочет, как доброволец, сопровождать капитана Любезного в родное село? Все артиллеристы, все как один шагнули вперед.” А теперь ответьте: мог ли комбриг, карьерист и выскочка задержать выполнение боевого приказа на два часа? Могли ли солдаты целого дивизиона добровольно пойти в занятое немцами село выручать семью недостойного офицера? Нет. Но Лебединцеву такие офицеры, к сожалению, не встречались. Наверное, и потому, что бывший командир пешей разведки сразу же отступил в штаб, «как знающий топографию офицер»? А вот товарищ отца, профессиональный военный топограф капитан Н.А. Куликов, наоборот, в 1943 году стал командовать 5-й батареей, лучшей во всей дивизии. Он погиб при отражении танковой атаки под г. Яблоно-Легионово 10 октября 1944 года. Разные были офицеры, как и все люди, но на фронте быстрее проявляется и хорошее, и плохое.
Теперь немного о “женском вопросе” на войне. Но и здесь только грязь. Не потому ли, что Лебединцев “случайно” подхватил позорную болезнь? Я знаю многих солдат и офицеров-фронтовиков, которые создали прекрасные семьи. У меня в руках копия “Журнала боевых действий второго дивизиона 86-й ТГАБр. В записи за 28.01.45 г. читаю: “...В этот же день ст.с-т Иванов и мл.с-т Сайсенов напились пьяными и зашли в дом к одному поляку, где отобрали у поляка жену под силой оружия и изнасиловали ее вдвоем, за что преданы были суду Военного трибунала с требованием всего личного состава и ходатайства командира дивизиона к расстрелу”. Это стиль дивизионного писаря, который я полностью сохранил. Как видим, отношения в этом вопросе были много чище. Журнал этот любопытен и по другим причинам. Начиная с 11.4.43 г. и по 10.05.45 г. дивизионный писарь обязательно указывает наличие и убыль личного состава, моральный дух, наличие снарядов, ГСМ и продуктов питания. Наверное, все это писарь брал из боевых донесений. И это не все. В журнале отмечаются боевые успехи и промахи как офицеров, так и солдат, дается список награжденных. Обращаю внимание: среди награжденных, как правило, 60-70% солдат и сержантов. Вот почему мне непонятен бардак в штабах 380-й СД, о котором пишет Лебединцев. Тем более что и он, как штабист, несет за это полную ответственность. Зачем же перекладывать ответственность на Сталина и высший командный состав армий и фронтов, если исполнители низшего армейского звена не выполняли элементарных обязанностей? Что мешало ПНШ Лебединцеву обеспечить штаб боевыми донесениями из подчиненных подразделений? Начальник штаба - пропойца? А его собственные действия как оценить ?
Юрий Игнатьевич! Как кадрового работника металлургической отрасли я понимаю Вас, когда Вы говорите, что руководители всех рангов зачастую советовались с рабочими и инженерами при решении сложных производственных вопросов. Но переносить все это во фронтовую обстановку неправильно. Там соблюдение военной тайны является главнейшим требованием. И все-таки мы знаем, что действовали военные советы, совещания командного состава, велась разъяснительная работа в ротах и батареях. Конечно же, это было в частях, отличных от 380-й СД. Может быть, и поэтому в отцовской бригаде были относительно небольшие потери. Конечно, в пехотных частях потерь было больше, чем у артиллеристов, но и там все зависело от организации боя.
Звезду Героя отец получил не за штурм рейхстага, в котором он во главе группы корректировщиков артогня участвовал 30 апреля вместе с батальоном Неустроева, а за бой на берлинской кольцевой автотрассе в районе г. Блюмберг. В ночь с 20 на 21 апреля его небольшая артгруппа в предрассветном тумане столкнулась с немецкой колонной, шедшей в сопровождении 5 танков и самоходок. Пока батарейцы отбивались ружейно-пулеметным огнем от пехоты, отец с командиром орудия сумели развернуть одно орудие и сразу же подбить танк, а потом и другой. Развернув и второе орудие, они сумели подбить еще два танка и уничтожить часть пехоты. И хотя немцев было почти в три раза больше, батарейцы пошли в штыковую. Как рассказали однополчане отца, его, командира, окружили живым кольцом его подчиненные, не давая дотянуться до него штыком. Для меня это важно. Трудно представить, что такое могло случиться с офицером 380-й СД.
Да, потери в войне были огромные - 27 млн. человек.* Очень модно сейчас все свалить на грузина Сталина. Но никто пока не сказал, что было бы со страной без его железной воли. Конечно, Г.К. Жуков - великий полководец, но он был исполнителем решений Ставки, возглавляемой Сталиным. Да и война была не с “чеченскими сепаратистами”, а с самой сильной на тот момент армией, перед которой вся Европа пала, не продержавшись и двух месяцев, хотя и имела преимущество перед Гитлером и по численности, и по вооружению. Недаром после захвата Чехословакии в 1938 г. Гитлер напишет, что только после захвата, увидев всю военную мощь, он понял, почему генералы предостерегали его от нападения. Были у нас и промахи. Бездарная потеря Крыма, харьковский разгром, но ведь были еще и разгром немцев под Москвой, под Сталинградом, под Курском, Минском, Бобруйском и т.д., сражения и победы, которыми мы, потомки тех солдат и лейтенантов, должны гордиться. И не штрафные роты, о “геройстве” которых сейчас так много говорят, решили судьбу страны, а регулярная Красная Армия, поддержанная всем народом. Заслуга Сталина уже хотя бы в том, что он сумел обеспечить единство армии и народа, единство наций в разгроме врага.
