...В полудрему проник неясный шорох. Буржуй открыл глаза и удивился: вокруг совсем стемнело. От тропинки до него доносились шаркающие шаги и одышливое старческое сопенье. Он осторожно выглянул из-за камня. К могилам, то и дело озираясь, приближалась какая-то бабка. Буржуй снова укрылся за плитой и затаил дыхание. Шаги приблизились. Старуха долго кряхтела, что-то бормотала себе под нос, потом речь ее, прерываемая горестными вздохами, зазвучала яснее:
- Просты мэнэ, Катэрыно, зарады Господа... И вы проститэ, диточкы... Гришна я баба... Tилькы Господь знае, яка гришна... Васыль просыть скажы, що знаеш... А що казаты... Кому я допоможу?.. Вы, диточкы, у Царстви Божому, вы сами всэ знаетэ... А я вжэ дожыву coби, як судылося... - У пораженного словами бабки Буржуя невольно вырвалось сдавленное восклицание, и покаянный тон старухи немедленно изменился. - Що такэ?.. Хто там?.. проговорила она с ужасом. - Свят-свят-свят... Якщо ты людына - выходь!.. Нэ лякай стару... Чуеш, выходь!..
Какую-то минуту Буржуй колебался, не стоит ли затаиться, или молча броситься к близкой леваде, но потом решил, что так может до смерти перепугать пожилого человека, и счел за лучшее показаться. Кашлянув предварительно, он очень медленно и осторожно, выглянул из-за камня. Хотел как лучше. Но вышло хуже некуда.
- А-а! - захлебнулась старуха коротким вскриком, схватилась за сердце и ничком рухнула на землю. Буржуй тут же вскочил на ноги и подбежал к неподвижному телу. Склонился над ним и, крякнув от усилия, перевернул бабку на спину.
- Послушайте. Эй! Бабуся! Вот черт! - На всякий случай он проверил пульс, хотя и без того было слышно хриплое дыхание потерявшей сознание старухи. Потом он пошлепал ее по щекам. И безрезультатно. - Да что ж такое... - Буржуй беспомощно озирался.
Выбор у него оставался небогатый. Справа виднелись огни села, но туда нести бабку ему не хотелось - слишком многие его там помнили и знали, что умер он страшной смертью. Слева, на отшибе, светились окна одинокой хаты. В ней, Владимир это знал, жила ворожка Стефания. А она, по словам Толстого, догадывалась, что он, Буржуй, жив, да и полумертвые от страха старухи - это как раз ее профиль. Выбирать не приходилось. Крякнув от усилия, Коваленко взвалил тяжеленное тело на себя и, пошатываясь, побрел к хате сельской колдуньи.
Буржуй покрылся потом и выбился из сил, пока дотащил наконец до дома Стефании огрузневшую в беспамятстве бабку. Осторожно привалив ее к беленой стене, он с трудом распрямился и, отдуваясь, подошел к окну...
...Доктор Костя склонился над ветхими ворожкиными тетрадями. Глаза его слипались, но он - скорее по привычке, чем из чувства долга - упорно вчитывался в текст. К тому же он знал, что Стефания придирчиво проверит заданный на сегодня урок.
- ...Взяты травыночку любыстку... - монотонно твердил Константин, отвлекаясь временами на критические замечания: - Ну и почерк! Прямо какой-то церковнославянский устав, честное слово. И вообще - что это за срочность такая?! Ну чисто тебе мединститут перед сессией... Так. Травыночку любистку, змынаты з сушеною пэчинкою cиpoи жабы... фу, гадость... и заклынаты, як напысано... Вид кого наслано, тому видислано... и маета и страшни корчи... Господи, страсти-мордасти какие. - Он встал, подошел к холодильнику, вынул кольцо колбасы, надкусил его и, почесывая живот, вернулся к "конспектам". Так. Страшни корчи та лыхо в хати... Хай тэбэ оборотни забэруть...
Где-то вдалеке жутко завыла не то собака, не то волк. Костя вздрогнул, недовольно поморщившись встал и подошел к окну, чтобы задвинуть занавеску - глухая сельская темнота всегда пугала его, а тут еще эти душераздирающие звуки! Прежде чем отгородиться от ночи, доктор выглянул на улицу и тут же отпрянул. Со двора на него глядело чье-то лицо - в свете полной луны бледное, как рыбье брюхо. Очень осторожно доктор снова приблизил голову к оконному стеклу, прикрыв от света глаза ладонью. И дико взвизгнул. На него смотрел покойный Буржуй и противно шевелил губами.
Костя опрометью бросился назад, укрылся за столом и, крестясь, принялся твердить какие-то обрывки заклинаний:
- Изыди! Геть! Геть вид мене! - Доктор перекрестил окно, и лицо за ним пропало. - Господи, да как же там? - От страха Костя позабыл все магические формулы и теперь, чуть не плача, пытался припомнить нужные: - Ночи сыну, иди в домовину... - Лицо за окном появилось вновь, и этого душа начинающего колдуна вынести уже не смогла. - А-а-а!!! - завопил доктор что есть мочи и ринулся вон из хаты.
Оказавшись на улице, он помчался не разбирая дороги к недалекому лесу, который почему-то казался ему теперь самым надежным прибежищем.
- Доктор, стойте! Не бойтесь! Да стойте же! - кричал ему в спину Буржуй, но это только заставило Константина прибавить шагу. Спотыкаясь на огородных кочках и оскальзываясь на раздавленных огурцах, он убегал все дальше. Буржуй растерянно посмотрел на бесчувственную, как и прежде, бабку и понесся следом за Костей. Нагнал он его уже неподалеку от опушки.
- Да погодите вы! - задыхаясь от быстрого бега, крикнул Буржуй, но доктор припустил еще сильнее. И тогда Коваленко, не найдя другого выхода, прыгнул ему на спину. Тишину ночи разорвало полное ужаса завывание, от которого умолкли даже воющие псы. Поднявшийся на ноги Буржуй наклонился над неподвижным телом и в отчаянии схватился за голову: теперь у него на руках оказалось уже два полутрупа...
...То ли от этого вопля, то ли от ночной прохлады Потылычиха пришла в себя и испуганно огляделась по сторонам. Как она оказалась на подворье Стефиной хаты? Ведь послед нее, что помнила, - это бледное лицо мертвеца. Катерининого внука, выглянувшее из-за могильного камня. Явился-таки покойничек по ее грешную душу да почему-то не уволок за собой. Не веря собственному счастью, Мотря проворно поднялась на ноги и с удивительной для своей комплекции быстротой потрусила со двора.
- Свят-свят-свят, - бормотала она на ходу, мелко крестясь. Прости и помилуй, святый Боже...
...Бледный и все еще трясущийся Костя чуть приподнялся на кушетке и спросил уже в который раз:
- Это... Это правда вы?
- Я, доктор, я, - досадливо махнул рукой Буржуй. - Сколько можно повторять.
- Я имею в виду - живой? Ну то есть...
- Да живой, живой...
- А вас, простите, не затруднит?.. - смущенно начал доктор.
- Что? - оборвал его Коваленко, которого уже начинала раздражать эта дурацкая ситуация.
- Перекреститься, - договорил доктор. - Я, конечно, очень извиняюсь...
Буржуй поморщился, но повернулся лицом к образам в углу Стефиной хаты и перекрестился.
- Вот вам крест.
Костя, который до этого момента упорно избегал какого-либо телесного контакта с сидевшим у него в ногах Коваленко, радостно схватил его за руку и зачастил:
- Володя! Володенька! Я знал! Вот вы не поверите, а я всегда... всегда чувствовал... Какое счастье! Скажите, а... Амина и...
- Нет, - нахмурился Буржуй. - Только я...
- А... А как же тогда?.. - В Константине проснулось любопытство, но под угрюмым взглядом Буржуя он тут же осекся и забормотал: - То есть, я хотел сказать... В общем, неважно...
- Я все расскажу вам, Костя. И вам, и всем остальным. Как только сам узнаю. А почему вы один? Где Стефания?
- Ушла за травами. Сегодня же полнолуние, - пояснил Доктор. - А меня вот за свои, с позволения сказать, конспекты усадила. Заладила: вчыся, вчыся, покы я жива. Только и разговоров...
- Болеет, что ли? - поинтересовался Буржуй.
- Как же - болеет! - с сарказмом произнес Костя. - Она нас с вами переживет. Вы не волнуйтесь, я ей ничего не скажу, но хочу сразу предупредить: скрыть от нее что-либо трудно. Сами понимаете - ведьма!
- Ничего, доктор. Можете и не скрывать. Я не собираюсь вечно прятаться, - Буржуй встал с кушетки. - Я, наверное, пойду.
- Посидите еще немного. Пожалуйста, - взмолился Костя. - А то, если вы исчезнете так же, как появились, я буду думать, что сошел с ума и мне все это привиделось. Начитался тут всякого...
Но Буржуя теперь занимало не Костино душевное здоровье, а то, куда мог подеваться Толстый. Он оглянулся уже в дверях:
- Вы не сумасшедший, доктор. Это действительно я. И мы скоро увидимся. - И Коваленко шагнул за порог.
Борихин возвращался домой до предела измотанный и злой. Усталость - это понятно: за всю его богатую событиями милицейскую жизнь таких деньков, как нынешний, - на пальцах одной руки пересчитать можно. А вот злость... Как ни защищал Борисыч Василия, а доводы Мовенко заронили все-таки сомнение в ментовскую душу. И теперь он злился за это на себя.
Пересекая двор, Борихин поднял глаза на собственное окно и замер. В окне горел свет. Позабыв об усталости, Борисыч взлетел по лестнице, вытащил из кобуры пистолет и очень осторожно приблизился к двери. Та была прикрыта, но не заперта. Рывком, чтобы не заскрипели петли, сыщик приоткрыл ее и проник в коридор. Прижимаясь к стене, прокрался к комнате и сквозь застекленную дверь заглянул внутрь. У стола стоял Василий и рылся в картотеке, где хранилось единственное дело - дело Буржуя.
