Восемнадцатого мая Англия официально объявила войну Франции. За неделю до этого французская эскадра из трех шестидесятипушечных линейных кораблей и трех тридцатипушечных фрегатов прибыла в Квебек. Несколько дней спустя в Монреаль явился главнокомандующий французскими войсками в Северной Америке маршал Луи Жозеф де Монкальм. Его отношения с генерал-губернатором маркизом де Водреем сразу не сложились — тот не хотел делиться властью, сам рвался командовать войсками и не скрывал антипатии к «болтунам», которые «явились не запылились», совершенно не представляя, что значит воевать в американских условиях!
Британские силы, сосредоточенные в Канаде, состояли из 25 тысяч солдат; под началом Монкальма были три тысячи французской пехоты, столько же морских пехотинцев плюс более полутора тысяч «дикарей», не повиновавшихся командирам из европейцев и поражавших последних своей жестокостью. Морпехи подчинялись де Водрею; канадские ополченцы, усвоившие все приемы партизанской войны, терялись во время «регулярных» сражений; краснокожие были превосходными разведчиками, но могли в любой момент перекинуться на сторону противника. Снимать скальпы было выгодным делом: англичане платили за каждый пять фунтов стерлингов, канадцы — десять экю; самые предприимчивые индейцы умудрялись получить деньги и тут и там. Кроме того, французские колонисты были настроены враждебно к солдатам, прибывшим из-за океана, считая, что французы относятся к ним презрительно и надменно. Во Франции же вообще полагали нецелесообразным сражаться за «несколько арпанов заснеженной земли», как высказался Вольтер, а Монтескье видел в колонизации далеких земель причину обезлюдения Европы.
При всем том Монкальму удавалось оборонять границу в несколько сотен километров и два десятка плохо укрепленных фортов. «Мои генералы злоупотребляют правом на глупость!» — с досадой воскликнул Георг II.
Новым главнокомандующим войсками Его Величества в Северной Америке и генерал-губернатором Виргинии был назначен пятидесятилетний Джон Кэмпбелл, граф Лаудон (Loudoun), который подтвердил свою личную преданность Ганноверской династии в боях со сторонниками изгнанных Стюартов, претендовавших на английскую корону. Узнав о том, что американские купцы продолжают торговать с Францией, которая фактически находится с Англией в состоянии войны, он велел временно закрыть все колониальные порты.
Вашингтон поспешил письменно засвидетельствовать графу свое почтение, не забыв, однако, упомянуть о собственных заслугах и ценном опыте войны в местных условиях: «Смиренно хотим представить Вашему сиятельству, что мы стали первыми войсками, побывавшими в деле на континенте по случаю нынешних беспорядков, и благодаря нескольким боям и постоянным стычкам с врагом приобрели опыт и познания о его коварных и жестоких приемах».
Между тем менее опытные и сведущие в коварных и жестоких приемах врага солдаты Нью-Джерсийского полка 12 августа потерпели поражение от французов и союзных им индейцев в трех милях от устья реки Осуиго, на границе между французской Канадой и британскими колониями. После того как подполковник Мерсер погиб, сраженный ядром, офицеры растерялись и всего через час боя решили капитулировать и сдать три форта — Онтарио, Джордж и Осуиго. Монкальм счел, что англичане вели себя недостаточно мужественно, и отказал им в почетной капитуляции. В плен было взято 1700 человек, в том числе 80 офицеров; около 620 солдат принадлежали к пехотным полкам Уильяма Ширли и Уильяма Пепперела. Французы сожгли всё, что не смогли вывезти из фортов, а на пепелище Монкальм велел водрузить деревянный крест с девизом In hoc signo vincunt (Сим победили) и столб с тремя белыми королевскими лилиями и надписью Manibus date lilia plenis (Приносите лилии охапками).
Примерно в это же время до Америки дошло известие об объявлении войны — три месяца спустя. По такому случаю полковник Вашингтон устроил в Винчестере небольшой парад. Вместе с отцами города он наблюдал за прохождением по плацу трех рот, а потом зачитал вслух манифест об объявлении войны, призвав ополченцев проявить «усердное повиновение лучшему из королей и строгим исполнением королевских приказов выразить любовь и преданность его священной особе». После этого палили из мушкетов и пили за здоровье короля. Но призывы, казалось, оказывали обратное воздействие: если раньше дезертировали по два-три человека, в августе «заблудились в лесу» сразу 16. Когда в октябре ополченцам приказали явиться к месту сбора, из графства Аугуста набралось едва ли с десяток человек.
В начале декабря граф Лаудон решил перевести виргинские войска в форт Камберленд в Мэриленде. Вашингтон этому воспротивился: на его взгляд, гораздо разумнее было оставить их в Винчестере. Динвидди принял сторону Лаудона, и тогда Вашингтон опрометчиво, через голову губернатора, обратился к спикеру палаты горожан Джону Робинсону, нарушив главное правило виргинской политики, по которому последнее слово всегда за губернатором. Полковник жаловался Робинсону, что получает от Динвидди «неясные, сомнительные и неточные» приказы: сегодня одно, завтра другое. В тот же день Вашингтон допустил еще одну грубую ошибку, написав Динвидди, что Лаудон относится к нему предвзято, потому что «плохо информирован». Главным источником информации для графа был сам Динвидди…
Десятого января 1757 года, забыв про всякую осторожность и этикет, Вашингтон отослал лорду Лаудону длиннющее письмо: «Хотя я не имею чести лично знать Ваше сиятельство, имя Вашего сиятельства мне знакомо благодаря важным услугам, оказанным Вами Его величеству в других частях света. Не думайте, милостивый государь, что я собираюсь льстить Вам. Я высокого мнения о личности Вашего сиятельства и почитаю Ваш ранг… я честен по природе, хитрость чужда мне…»
После этого вступления он рассказал о себе: «Что касается меня, да будет мне позволено сказать, что если бы Его превосходительство генерал Брэддок пережил свое несчастное поражение, я получил бы повышение, соответствующее моим желаниям. Он обещал мне это сам». Чего же ему нужно? Он хочет, чтобы его полк включили в состав регулярных войск. «Перечитываю написанное и вижу, насколько я вышел за рамки своего изначального намерения; мне, право, стыдно за то, что я позволил себе такую вольность». Немного самоуничижения, старикам это нравится…
Напористый Вашингтон рвался лично объяснить графу, каково положение дел на границе, и дать ему дельный совет. Он добился от Динвидди разрешения поехать в Филадельфию. Туда же съехались губернаторы пяти колоний, но лорд Лаудон, высокомерный шотландец, державший подчиненных в ежовых рукавицах, не спешил выслушивать чужие советы. Вашингтон проторчал в Филадельфии полтора месяца! Расспросив тишком адъютанта главнокомандующего, он узнал, что графу как будто понравилось его письмо; но при личной встрече все надежды рухнули. Стало совершенно ясно, что в стратегическом плане военных действий Виргинии отводится лишь второстепенная роль; атака на форт Дюкен откладывается. Единственное, чего удалось добиться виргинскому полковнику, — оставить свою часть в своей колонии, для защиты своих фортов, а не вести его в форт Камберленд.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
