— Грязь и в них зиждется, — упрямо долдонил своё дикий человек и подкрепил спорное мнение авторитетом старого практика — Отец Матвей говорил, что пуля внутрь забивает куски амуниции, и та в теле гниёт. Всякие раны огнём исцелять надо. Если не умеешь огнём, то хотя бы самогонкой обработай.
Фраза «если не умеешь» острой бритвой полоснула по самолюбию опытного хирурга. Какой — то мальчишка и старый поп ещё будут учить его, выпускника медицинской академии, как надо раны обрабатывать! Лицо Романа Васильевича начало медленно краснеть.
— Авиценну знаю, Гиппократа знаю, труды Пирогова по полевой медицине читал, а вот про Отца Матвея— впервые от тебя слышу.
— Матвея Ермолаева все казаки окрест нашей станицы знают, — гордо вздёрнул подбородок мальчишка.
— Ну, извини, не казак я, — стукнул подстаканником по столешнице и карикатурно развёл ладонями с растопыренными пальцами доктор, словно павлиний хвост распушил. — Посему, поверю только результатам. А для чистоты эксперимента— спирта тебе не дам, лечи раны, как можешь, огнём.
— Мне спирт и непотребен, — пожал плечами наивный мальчишка. — Дали бы бутыль керосина, для зажигалки, и бинтов побольше. Шанцевый инструмент у солдат одолжу, медпункт на обратном склоне холма организую. Тогда снаряды не так будут беспокоить раненых. Сколько смогу— сам исцелю, а не буду успевать— легкораненых в лазарет отправлю. Рядом с медпунктом флагшток поставлю, если что— полотнище с красным крестом подниму. В бинокль из окошка гляните, отсюда видно будет.
— Гляжу, ты, парень, в чудотворцы метишь, — язвительно укорил старик. — Никак, в одиночку, богатырь, всех спасти хочешь, Алёша Попович.
— Весь пехотный полк не спасу, — горестно вздохнул наглец, — а роту поручика Николай Васильевича Ширкова— оберегу… Может, ещё и всему батальону майора Николая Евгеньевича Вольдшмидта полезен буду, но это только, когда значительных боевых действий не будет. А тогда уж, Роман Васильевич, за флагом наблюдайте— дам знать.
— Ты со мной шутки решил шутить, — чуть не опрокинув стакан, яростно зашипел взбешённый похвальбой молодого профана старик. Врач терпеть не мог выскочек и зазнаек. Он хорошо знал, к чему приводит некомпетентность при лечении людей. Лицо капитана побагровело, глаза сузились в щёлки. — Еремей, выпроводи засидевшегося гостя! Всучи новому санитару стандартную санитарную сумку с медикаментами. Спирта не выдавать ни капли! Бинтов дай, сколько унесёт.
— Спасибо, Ваше благородие, но мне столь много не надо, — встал с табурета Алексей, наконец, осознав крутые перемены в поведении доброго доктора. — Возьму только один мешок бинтов и… простыню, для флага.
— Исчезни с глаз моих, огнепоклонник, — сжав кулаки, еле сдерживал внутреннее раздражение старый медик. — Помощи в людях не жди, сам в пехотной роте справляйся, богатырь.
— Благодарю за доверие, Ваше благородие! — надев папаху, козырнул Алексей и, подхватив с лавки ножны с шашкой, промаршировал за дверь.
Еремей, опасливо зыркнув на багровое лицо командира, мышью проскользнул за дверь вслед за казаком.
— Это же надо было так добрейшего дохтора разозлить, — укоризненно покачал головой старый солдат, с неодобрением глядя на молодого казака. — У Роман Васильевича, от взгляда, даже пенсне раскалилось. И что же, басурман этакий, ты такого сделал?
— Ещё только собираюсь, — не чувствовал за собой никакой вины Алексей. — Просто, не сошлись во мнениях по вопросу обработки огнестрельных ран. Время рассудит, кто прав.
Еремей вручил новому санитару бумажный свёрток со старой простынёй и застиранным до дыр белым халатом, стеклянную бутыль с керосином, сумку с красным крестом и выдал со склада увесистый мешок с бинтами.
— И куды тебе, сынок, столько — то? Тут тряпья на цельный полк хватит, — возмущался старик. Хозяйственная натура страдала от такой расточительности.
— Мне только на батальон, — рассмеялся целитель, понимая прижимистость старика. Крёстный тоже добро старался не разбазаривать.
— А жилы, сынок, не надорвёшь, — прищурив глаз, засомневался в здравом рассудке паренька Еремей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Сдюжу, батя, я двужильный, — взвалил богатырь на правое плечо мешок с запасами, а на другое навесил солдатский тощий вещмешок и санитарную сумку. Бумажный свёрток зажал подмышкой, бутыль взял левой рукой за горловину.
— Погодь, богатырь, — сжалился над неразумным мальчишкой старый солдат. — Отужинай у нашего стола, а там и Фрол с кухни подъедет. Ему всё равно на передок кашу везти, заодно и тебя до роты подбросит.
Алексей упрямиться не стал, утренний праздник живота уже подзабылся, хотелось порадовать желудок заново. Сын ведьмы, как истинный воин, мог долго не вспоминать о пище, зато, когда выдавалась возможность— пировал всласть. Уж три стандартные порции каши казак точно успел уничтожить ложкой, пока Фрол не подвёз новые припасы.
— Фрол, нам лишнего не сгружай! — остановил обозника Еремей. — Раненых дохтор в гошпиталь отправил. Вези добавку окопным браткам. Ещё вот, нового санитара в роту Ширкова свезёшь. Старым двум оболтусам вели вертаться до лазарета, Роман Васильевич распорядился сменить на… «огнепоклонника». Сейчас бумагу предписательную принесу, обожди чутку.
— Алёша Попович двоих стоит, — согласно покачал головой мужик и машинально перекрестился. Утреннее воскрешение, почти уже дохлого коня, произвело на Фрола неизгладимое впечатление. Картину колки дров ему в красках пересказали кашевары. — Алёша, кидай мешок на бидоны, да сидай со мной рядком, за полчаса домчим до передовой.
Алексей разместил в телеге своё барахлишко и запрыгнул сам. Всю дорогу ехали молча. Фрол лишь погонял ленивого мерена, да украдкой косил глаз на чудо — богатыря. Статный, конечно, паренёк, но откуда такая дурная силища в нём? Если бы сам не видел, как Алёша Попович коня на ноги поставил— не поверил бы байкам про колку дров. Специально потом подходил к горе поленьев. Да там кто только не пробовал оставшиеся «ногайские» чурки топором развалить, но с одного удара никто не смог!
Телега катилась через поле брани, где полёг в сыру землю казачий эскадрон, прямиком к старым австрийским окопам. Рота поручика Ширкова заняла оборону между заболоченным лесом и каменистым холмом. Высота уже почти полностью избавилась от лесного покрова, растащили деревца на строительство блиндажей и укрепление стенок траншей. Из болота — то таскать по грязи стволы деревьев никто не захотел. Батальон майора Вольдшмидта окопался от края болота и, по гребню холма, до середины безымянной высоты. Частью пригодились захваченные полевые укрепления, остальные участки, на другом склоне холма, дооборудовали уже сами. Сутки трудились без перерыва, пока австрияки не очухались. После начала артиллерийской перестрелки, стало не так вольготно работать, но уже вкопались в землю глубоко, можно под надёжным прикрытием солдатский быт обустраивать. Стук топоров раздавался по всей линии окопов.
Слава опережала богатыря. Когда приехали в роту, все солдаты любопытно пялились на Алёшу Поповича. Правда, его тут знали ещё по подвигам на болоте. Вспомнили, как за шиворот вытягивал «утопленничков» из трясины. Да и четырёхпудовый пулемёт в ветвях дуба припомнили. Так что, никто парню особых сомнений не высказывал— все признали казака былинным богатырём. В способностях как санитара, конечно, подобной уверенности ещё не было. Однако, что Алексей сильнее двух доходяг — интеллигентов, которых штабные крысы определили в санитары роты— бесспорно. И прятаться, при первых же разрывах снарядов, в блиндаже казак не станет, уже успели узнать его храбрость в бою. Поэтому встретили Алёшу Поповича по — доброму, а вот двух санитаров провожали с позорным свистом и улюлюканьем. Мало пользы было от трусов, дожидающихся в безопасном блиндаже, пока солдаты сами раненых товарищей на перевязку приволокут.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ох, как же я рад, что ты у нас санитаром будешь, — прочитав бумагу о переводе, по-доброму обнял знакомого казачка поручик Ширков. — К ночи тебе работёнку подтащим. Давай поужинаем, и расскажу о проблеме.
